Если отвлечься от обаяния личности Владимира Путина и вникнуть в суть того, что он говорит и делает, то возникает впечатление, что высказываемые им идеи уже были заявлены и отчасти реализованы ельцинским «ближним кругом». Иначе говоря, своеобразие и самостоятельность Путина не распространяются на курс реформ.
В частности, что касается административной реформы, пока не видно, чем она расходится с идеологией, изложенной в книжке Егора Гайдара «Государство и эволюция. Как отделить собственность от власти и повысить благосостояние россиян» (СПб., 1997 г.). Конечно, и в рыночной паранойе можно отыскать некое здравое зерно, а именно — понимание необходимости обратной связи. Идол рынка, к которому Гайдар неизменно апеллирует в своих экзерсисах, в действительности есть всего лишь особый тип обратной связи — тип, который возможен и эффективен только в определенных условиях и областях. Но для «рыночного фундаментализма» рынок есть абсолют, и вся проблема только в том, как к нему побыстрее «перейти».
Наиболее простой путь — это «вскрыть» в любой деятельности ее якобы товарно-денежный характер, представить как «оказание услуг». И вот — здравоохранение и образование оказываются «услугами». уже и свою деятельность президент причисляет к сфере сервиса. Хотя трудно понять, почему образование — это услуга (так и рождение ребенка можно счесть «услугой».; а если и услуга, то кому: недорослю, его родителям или государству?..
Непременным условием воцарения рынка Е.Т. Гайдар полагает «отделение собственности от власти» (в самом деле, как могут сочетаться услуги с властью над клиентом?). И если административная реформа идет по этому пути, то начало ей было положено приватизацией начала 90-х, потом была некая задержка, а сейчас — как бы завершение.
Говоря об «отделении», Гайдар вроде бы не понимает довольно простых вещей. А именно, что собственность прежде всего есть право (право собственности), а потому, в известной степени, и власть — власть собственника, данная и ограниченная этим правом. Власть вообще многообразна и не сводится только к «власти кесаря». Собственность никогда и нигде не существовала отдельно от власти (в крайнем случае — силы), даже если она и не порождалась ею. Вопрос мог быть только в том, является ли власть, тождественная собственности (праву собственности), верхним уровнем власти, или над ней есть еще какая-то власть.
Представим себе такую, почти идеальную по Гайдару, ситуацию, когда существует множество индивидов, для которых границы их собственности совпадают с границами власти (в Древней Греции такая ситуация возникла в результате своего рода средиземноморской культурной катастрофы, истоки и смысл которой хорошо показал М.К. Петров). Могут ли они жить абсолютно независимо друг от друга?.. А если нет, то каким образом регулируют взаимные отношения? «Регулируют» — значит, увязывают друг с другом «прямое» и «ответное» действие; иными словами, устанавливают обратную связь.
Вариант первый: по принципу силы. Тогда — либо гражданская война, либо некая группировка (мафия) подчиняет себе всех остальных и берет на себя решение вопросов регулирования.
Вариант второй: на основе права. В этом случае нужна инстанция для разрешения спорных случаев (конфликтов). Здесь начинается расслоение политики и экономики, демократии и рынка (хотя в Древней Греции и то и другое происходило на одной и той же площади).
В случае государства (политики) власть характеризуется тем, что властная — как минимум, судебная — инстанция обязательно субъективирована, то есть представлена реальным, «видимым» субъектом. Это может быть «народное собрание» всех самовластных собственников, которое коллегиально решает те или иные вопросы, будь они чисто судебные или государственные (военные, например). Это может быть избранный народом орган или лицо. Возможны и другие варианты, но суть в том, что имеется властный субъект, который в соответствии со своим пониманием закона (права) и ситуации принимает решение и в состоянии воплотить его в жизнь. Индивидуальные субъекты, чтобы разрешить конфликт между собой, признают над собой власть третьего субъекта; то есть компенсация дефекта или сбоя в контуре взаимосвязи двух субъектов возлагается здесь на третью сторону, нередко именуемую просто «власть».
Рынок — это также власть, но власть принципиально несубъектная («невидимая рука».. Это значит, что участники рынка подчиняются не чьей-то воле и разуму, но неким «законам рынка». Какого рода эти «законы», то есть подобны ли они законам природы, или же законам права?.. Если это человеческая природа вообще, то почему благословенный рынок возник только в Европе? По мнению Гайдара, все дело — в частной собственности, то есть законы рынка суть законы или некий эпифеномен частной собственности. Но ведь и собственность имеет двойную природу: материальную (земля, имущество и т.п.) и правовую (право на землю и т.д.). Ясно, что ни в земле, ни в имуществе самих по себе нет ничего, что объясняло бы «законы рынка». Следовательно, эти «законы» коренятся в праве частной собственности и в отношении к этому праву собственника (тем, как он им распоряжается). Если они коренятся в праве, то, следовательно, несут на себе все достоинства и недостатки правовой формы организации жизни. То есть рынок, как и обычное право (обычай, проще говоря), функционирует сам по себе только в определенных пределах; точно так же всегда находятся нарушители (пытающиеся сговориться, монополизировать и т.д.), к которым необходимо применять репрессивные (чуждые самому рынку) меры; точно так же для введения рынка в нормальные рамки требуются специальные (и «видимые». инстанции; рынок как обычай может деформироваться под действием других обычаев — например, этнических — и т.д.
Выходит, чтобы рынок функционировал как «в идеале», то есть по схеме «невидимой руки» или, что суть то же, бессубъектной власти, должен существовать внешний для рынка субъект, который будет внеэкономическим путем — опираясь на другой тип власти — пресекать попытки ее, «невидимую руку», субъективировать. Все возвращается на круги своя: либо это будет достигаться перманентной «гражданской войной» (передел собственности), либо криминальным захватом монопольного положения, либо правовым регулированием, а значит — государством.
Какой интерес государственной власти этим заниматься? Ответ очевиден: если это власть по-настоящему государственная (а не лжегосударственная), то ее интерес в том, чтобы иметь рынок (экономику), способствующий выполнению функций государства, то есть, как минимум, чтобы обеспечивать внешнюю безопасность, внутренний порядок и благосостояние граждан, а также решать проблему развития, без которого сегодня не может удовлетворительно выполняться ни одна из перечисленных функций.
А какой в этом интерес чиновнику?.. Строго говоря, такой вопрос некорректен. Чиновник — это человек, занимающий должность, и здесь уже по этимологии слова предполагается долг, а не интерес. Долг, однако, предполагает признание над собой некоторой власти. Как минимум — власти административной. Но административная власть, будучи, как это принято сегодня говорить, «технической», сама «доопределяется» из внешнего к себе «контура». Если в этом контуре нет никой другой власти, кроме власти собственности/денег, то ясно, что будет повальная коррупция.
Следовательно, власть административная должна быть встроена во власть государственную. Очевидно также, что управление не может строиться по модели услуг — это диаметрально противоположные вещи. Поэтому подлинная проблема реформы государственного управления — в том, чтобы ответственность чиновника перед начальником дополнить «обратной связью» от состояния сферы или фрагмента общественной жизни, прямо или косвенно затрагиваемой его решениями. То есть нужна демократия, власть народа и в интересах народа, как форма контроля. Публичное обсуждение — условие необходимое, но, конечно же, не достаточное. Обсуждение должно стать элементом действенной обратной связи. Причем эта обратная связь не должна замыкаться исключительно на президента, который в таком случае оказывается «узким местом», но прежде всего — в пределах соответствующих сфер деятельности. Если, например, намечаемая реформа образования вызывает резкое неприятие педагогического сообщества, а министр образования хронически не может найти с ним «общий язык», то ему следует уйти с этой должности. А случай, когда он наперекор всему утверждает-таки проект реформы к исполнению, должен стать предметом расследования, скажем, комиссией Госдумы с участием общественности.
