И Пешков и Свердлов были нижегородскими жиголо, ублажавшими местных купчих. Отсюда их уголовная психология, связь с блатным миром и личная дружба. Можете почитать автобиографические «Мои университеты». Такую книгу мог написать только альфонс. Он там личный опыт проецирует на социальную среду, но для любого нормального человека «усё ясно».
«Плетнёв и я спали на одной и той же койке, я - ночами, он - днём... Гурий рассказывал мне газетные новости, читал забавные стихи алкоголика-фельетониста Красное Домино и удивлял меня шутливым отношением к жизни, - мне казалось, что он относится к ней так же, как к толстомордой бабе Галкиной, торговке старыми дамскими нарядами и сводне.
У этой бабы он нанимал угол под лестницей, но платить за "квартиру" ему было нечем, и он платил весёлыми шутками, игрою на гармонике, трогательными песнями; когда он, тенорком, напевал их, в глазах его сияла усмешка. Баба Галкина в молодости была хористкой оперы, она понимала толк в песнях, и нередко из её нахальных глаз на пухлые, сизые щёки пьяницы и обжоры обильно катились мелкие слезинки, она сгоняла их с кожи щёк жирными пальцами и потом тщательно вытирала пальцы грязным платочком.
- Ах, Гурочка, - вздыхая, говорила она, - артист вы! И будь вы чуточку покрасивше - устроила бы я вам судьбу! Уж сколько я молодых юношев пристроила к женщинам, у которых сердце скучает в одинокой жизни!
Один из таких "юношев" жил тут же, над нами. Это был студент, сын рабочего-скорняка, парень среднего роста, широкогрудый, с уродливо узкими бёдрами, похожий на треугольник острым углом вниз, угол этот немного отломлен, - ступни ног студента маленькие, точно у женщины. И голова его, глубоко всаженная в плечи, тоже мала, украшена щетиной рыжих волос, а на белом, бескровном лице угрюмо таращились выпуклые, зеленоватые глаза.
С великим трудом, голодая, как бездомная собака, он, вопреки воле отца, исхитрился кончить гимназию и поступить в университет, но у него обнаружился глубокий, мягкий бас, и нему захотелось учиться пению.
Галкина поймала его на этом и пристроила к богатой купчихе лет сорока, сын её был уже студент на третьем курсе, дочь - кончала учиться в гимназии. Купчиха была женщина тощая, плоская, прямая, как солдат, сухое лицо монахини-аскетки, большие серые глаза, скрытые в тёмных ямах, одета она в чёрное платье, в шёлковую старомодную головку, в её ушах дрожат серьги с камнями ядовито-зелёного цвета.
(Эта вот ряшка – подлинный Горький. Всё остальное – чел в образе. Кривляется. Точнее работает по женской части. А тут – ДУША. Видите измождение каким-то непосильным трудом и тяжёлыми думами. Чувствуется, сёня полкило осетрины усидел, трудящий. Отвесил фофан замешкавшемуся первоклашке. Наступил на котёнка. Почитал книжку. Про любовь.)
Иногда, вечерами или рано по утрам, она приходила к своему студенту, и я не раз наблюдал, как эта женщина, точно прыгнув в ворота, шла по двору решительным шагом. Лицо её казалось страшным, губы так плотно сжаты, что почти не видны, глаза широко открыты, обречённо, тоскливо смотрят вперёд, но - кажется, что она слепая. Нельзя было сказать, что она уродлива, но в ней ясно чувствовалось напряжение, уродующее её, как бы растягивая её тело и до боли сжимая лицо...Студент ненавидел купчиху, прятался от неё, а она преследовала его, точно безжалостный кредитор или шпион.
А вот это чел на работе.
Мы - знали, потому что слышали, как эта женщина, стоя на лестнице, ночью, умоляла глухим, вздрагивающим голосом:
- Христа ради... голубчик, ну - Христа ради!
Она была хозяйкой большого завода, имела дома, лошадей, давала тысячи денег на акушерские курсы и, как нищая, просила милостыню ласки».
Или:
Сорокалетняя "девушка" пышная и красивая полька Тереза Борута "экономка", глядя на меня умными глазами породистой собаки, сказала:- Оставимте ж его, подруги, - у него обязательно невеста есть - да? Такой силач обязательно невестой держится, больше ничем.
Алкоголичка, она пила запоем и пьяная была неописуемо отвратительна, а в трезвом состоянии удивляла меня вдумчивым отношением к людям и спокойным исканием смысла в их деяниях.
- Самый же непонятный народ - это обязательно студенты Академии, да! - рассказывала она моим товарищам. - Они такое делают с девушками: велят помазать пол мылом, поставят голую девушку на четвереньки, руками - ногами на тарелки и толкают ее в зад - далеко ли уедет по полу? Так - одну, так и другую. Вот.
Это в СССР рекомендовалось детям в школах читать. ОХРЕНЕЛИ.
Сейчас пытаются докопаться до корней Свердлова и всё время обламываются. То Свердов оказывается Свердлиным, а то и вовсе Авербахом. Ягода вроде женился на племяннице Якова Свердлова, но жил Ягода в семье купца Авербаха, который был родственник Свердловых, выходит женился он на троюродной сестре. Горький усыновил брата Свердлова, дал ему свою фамилию. С самим Горьким тоже проблемы. Вроде Пешков, но жил в семье Максимова, которого хотел зарезать ножом и воспитывался у Каширина, который сошёл с ума.
А дело в том, что у таких людей нет фамилий. У них клички. «Корявый», «Длинный Зяма», «Хорёк», «Жиган». И профессий нет. Вроде Ягода аптекарь. Вроде ювелир. Вроде портной. Вроде в гравёрной мастерской работал. Горький булочник-чертёжник-иконописец-грузчик-половой-посыльный-бурлак. Вроде.
У таких людей нет профессий. У них одна «профессия» - ВОР. И когда сейчас Ягоду «разоблачают», говоря, что он, работая в мастерской у Свердловых, спёр инструменты, потом вернул, потом снова спёр, то не понимают, что говорят. Потому что ворами там были все. Считается, что гравёрная мастерская Свердлова-старшего специализировалась на подделке документов. Очень может быть. Только вы уверены, что Свердлов-старший был гравёром? А может сутенёром? А почему вы решили, что все Свердловы братья? Мож чел откинулся, его в Свердловы и вписали. В «гравёрной»-то «мастерской». Или в Пешковы.
Можно только по косвенным признакам определить первоначальную специализацию. Чем занимались лет с 15-16, с чего начали.
Это молодой Ягода. Как говорится, «на любителя».
Горький его любовно называл «ЯгОдкОй».
Валентинов вспоминал:
«Странной чертой Горького была слезоточивость, абсолютно не вяжущаяся с его общим характером, чуждым сентиментального или сострадательного нытья.
Однажды, сидя у нас в Москве в 1915 г., он рассказывал, что русские солдаты принуждены были идти в атаку против немецких траншей, не имея особых ножниц, чтобы разрезать проволочные заграждения у траншей. Не берусь судить, так ли это в действительности происходило, могу только сказать, что Горький со свойственным ему талантом дал удручающую картину, как русские солдаты пытались перепрыгивать чрез проволочные заграждения и в них повисали. Горький рассказывал, и крупная слеза катилась из его правого глаза. Помню, на меня и на мою жену рассказ Горького произвел сильное впечатление. Он вытер слезу и молчал. И мы молчали. И после этого рассказа ни о чем говорить уже не хотелось.
Дня через три после этого Горький снова был у нас. Мы были не одни. Были профессор Тарасевич и его брат. Так как тогда речь постоянно заходила о войне, Горький повторил свой рассказ, и снова слеза скатилась на его щеку. На обоих Тарасевичей и рассказ, и слеза, конечно, произвели большое впечатление. У меня и моей жены оно уже ослабело.
В общем это в плюс русским. Не нашлось среди них людей, которые родину продали. Только проститутки. Ну так у них работа такая. С Горького спрос есть, он человек талантливый. Но это талант человека определённого сорта. По сравнению с ним Мопассан - добропорядочный мещанин, умерший в глубокой старости посреди любящего семейства.
http://galkovsky.livejournal.com/165736.html
