– Сергей Александрович, вы уже делились с нашими читателями своими мыслями на тему поиска национальной идеи в России. Оптимистических выводов не сделали. На днях Владимир Путин предложил региональным уполномоченным по правам человека подумать над темой – формирование идеи, которая могла бы способствовать консолидации народов России и общества в целом...
- Процесс поиска шел и раньше, грубо говоря, существует технологическая потребность в некоей консолидирующей идее. Распад Советского Союза стал возможным на волне сепаратизма разного толка и оттенков, их, равно как и внутреннее разделение, Россия сохранила. Это терзало страну и продолжает терзать. Более того, число таких «водоразделов» множится, и они становятся все глубже и глубже, связано это и с объективными, и субъективными процессами.
Какие-то линии раздела выглядят абсолютно правомерными, другие – надуманными, при этом факт остается фактом: у общества, у власти и у государства есть технологическая потребность – повторю – в объединяющей идее. В девяностые годы казалось, что ею может стать избавление от коммунизма и от коммунистической идеологии, а идея свободного рынка и личного обогащения станет консолидирующей. Однако уже тогда было ясно – а позже стало совершенно очевидно – что идея эта, скорее, разъединяющая. Призыв обогащаться ведет исключительно к атомизации общества, потому что каждому удобнее делать деньги так, как он лично считает нужным. А отвечает это интересам соседа или противоречит, совпадает ли с интересами страны – никого не волнует. Что и породило множество негативных тенденций внутри общества. Отдельные люди или группы населения, группы национальные или религиозные стали исходить из того, что решать вопросы собственного благополучия гораздо удобнее, преследуя исключительно интересы собственные. Так что идея обогащения оказалась дезинтегрирующей, романтизм освобождения от советского строя прошел – и выяснилось, что началась война всех против всех, практически по английскому философу Джону Локку. И каждый принялся бороться за собственное выживание.
При этом идея благополучия оказалась совсем непатриотичной, выяснилось, что зачастую гораздо выгоднее устроить свою жизнь, выехав из России. К тому же человеку, руководствующемуся исключительно личной выгодой – пусть даже оставшемуся в стране – по большому счету Родина не нужна, ему чужды национальные интересы государства, где он родился и работает. Для него все это – химеры, которые мешают жить лучше. Потому что заставляют думать о чем-то ином, кроме собственной выгоды и отвлекают от «делания денег». Полностью исчезло понятие «общественного блага». Оно было заменено на примат блага каждого конкретного индивидуума или, в лучшем случае, группы таких индивидуумов.
К тому же, не надо забывать, что «разъединение» стимулировалось сепаратизмом и ростом разного рода националистических настроений. В первую очередь – в национальных окраинах, что и породило концепцию, в которой стали фигурировать понятия «россияне» и «единая нация россиян». Эта концепция появилась как защитная реакция на негативные тенденции.
Поэтому со временем стало интуитивно ясно, что жить на основе либерально-рыночных идей, как комплексного и всеобъемлющего мировоззрения, просто невозможно, они разъединяют, а не консолидируют. Вот и начался поиск общероссийской идентичности.
- Да, идет-то он давно, но ведь безуспешно, не так ли?
- Пока большого успеха на этом пути добиться не удалось. Общая идентичность, которую мы сегодня «доедаем» - больше советского производства, нежели российского. Она поменяла имя, но, по сути, оперирует практически тем же самыми, взятыми из советских времен понятиями. Но советская идентичность в полной мере вернуться сегодня не может, это нереально в принципе. Почему? У нее было несколько опорных «китов», которые сегодня отсутствуют.
Во-первых, советская идентичность оперировала единой ценностной системой. К ней можно относиться по-разному, но никто не станет отрицать: система базировалась на том, что у нас есть повод жить вместе, поскольку мы отстаиваем общую идею. Эта идея заключалась в коммунистической идеологии, которая универсальна и подходит всем – вне зависимости от национальности, пола и вероисповедания. Она представляла собой борьбу за некую всемирную справедливость и, более того, была актуальна в планетарном масштабе. При этом идея эта особенная и уникальная. То есть за нее надо бороться, потому что остальные вокруг нас этой идеи не разделяют и не хотят нашего благополучия. Итак, существовала некая консолидирующая идеологическая платформа, которая обосновывала необходимость «добрососедства».
Одновременно этими же тезисами обосновывалась и идея мировой миссии, что также немаловажно. Мы – носители настоящей правды, которая должна со временем завоевать и весь мир. Это тоже придавало дополнительный смысл всему проекту.
Сейчас ничего этого не существует, к тому же государство достаточно долго делало все для того, чтобы никаких подобных идей не возникло. Да ныне власть и не готова формулировать ценностной платформы, основанной на морально-этических парадигмах. Ведь заявление ценностных ориентиров повысит спрос с самой власти, с правящего класса в целом.
И разговоры о демократии к созданию такой платформы не ведут. Демократия воспринимается как идеология вторичная. Если вы просто стоите на ее фундаменте, то скажите, что вам не нравится в претензиях, которые выдвигает Запад в адрес России? Или – почему это вы вообще считаете себя некими особыми? Если вы приняли принципы западной демократии и общечеловеческих ценностей, то никакой особый суверенитет вам и не нужен.
- Попросту, мы обязаны быть такими же, как они…
- Да, и точно так же поступать, а еще лучше – слушать их, ведь они уже выдумали эту конструкцию, и вам ломать голову над ее созданием не надо. Так что все разговоры на тему демократии не могут стать платформой для объединения нации в рамках существующего государственного проекта. Поэтому и идея «суверенной демократии» оказалась половинчатой и не до конца проработанной. Ну, а о мировой миссии я уже и не говорю – от нее стали отказываться еще в позднем СССР.
Во-вторых, исходя из названной платформы, у советского народа формировалась идеология «осажденной крепости». Вокруг было огромное количество врагов – именно врагов, я не говорю о недоброжелателях – смертельных, посягавших на само существование государства и строя. Вот эта идея также обосновывала необходимость быть вместе и держаться друг друга. Идея выживания.
Сегодня она тоже отсутствует, мы уверяем себя, что никаких врагов у нас нет, , противостояние кануло в Лету и никто нам не угрожает. Поэтому и границы-то России в общем не нужны...
- Так что, в действительности у нас враги есть или нет?
- Они были еще до Советского Союза, они есть, и они никуда не денутся. Нужно понимать главное: Россия, как эффективный цивилизационный проект, никому в мире не нужна! Так было, есть и будет. Но мы говорим, что врагов у нас нет – таким образом, выбиваем из-под себя второй столп советской идентичности.
В-третьих, в Советском Союзе был реализован уникальный социальный пакет. Власть заключала с народом некий негласный договор. Люди должны были себя в чем-то ограничивать, но держаться вместе, потому что в СССР имели то, чего они не получат ни в одной другой стране. За это от них требовались патриотизм, лояльность, работа – и терпение в решении проблем, в которых страна с Западом тягаться не могла. Есть социальная модель, которая отсутствует во всем мире, вы больше нигде ее не найдете, говорили людям – и то было еще одной причиной быть вместе.
Сегодня эта причина также исчезла. Государство последовательно – медленно, но верно – идет по пути полного демонтажа своих социальных обязательств, переводя их в коммерческий сектор, объясняя, что теперь мы живем в рыночных условиях, поэтому зарабатывайте деньги – и решайте свои проблемы сами. За деньги, понятно.
Сложившаяся ситуация вовсе не способствует консолидации. Ну почему, спрашивает себя человек, я должен чувствовать себя частью общего и целого, когда все зависит только от денег? Получается, прав тот, кто их заработал, тогда что мне до какой-то целостности и общности? Если государству нет дела до меня – вот он, ход рассуждений – то мне нет дела до государства.
Можно назвать и другие причины отсутствия консолидации в стране, я говорю только о трех главнейших столпах, на которых базировалась идентичность в СССР. И которые сегодня уничтожены. Причем, совершенно сознательно.
Почему я делаю упор на недавний опыт? Потому что Владимир Путин в этом своем пожелании уполномоченным по правам человека сам сослался на «советский народ». Да и по факту мы видим, что многие усилия власти в этом направлении, по сути, являются какой-то «кривой» копией советского опыта, осознанно или нет. Только в нынешних условиях подобная общность невозможна. Ее надо строить на другом фундаменте.
- Так президент и сказал, что, если кто-то сегодня предложит нечто подобное, было бы очень здорово. Наверняка у вас есть мысли на этот счет.
- В условиях сегодняшней либерально-рыночной парадигмы реальной инициативы выдвинуто быть не может. В таких условиях наш проект вторичен, он не обосновывает необходимость быть вместе. Зато обязывает стоять в очереди к дверям «западной цивилизации» и делать так, как нам говорят «оттуда».
- И все-таки, как может выглядеть вероятный национальный проект? Или полная безысходность?
- Мне ближе всего формула, которая существовала в Российской империи: православие, самодержавие, народность. Но ясно, что для большинства сограждан это «преданье старины глубокой», да и технологически она сейчас нереализуема. Хотя в той же Великобритании фигура королевы до сих пор является консолидирующим символом государственности.
Придется в скорректированном виде возвращать все три столпа, о которых я говорил, но на другой основе. Обязательно должна существовать ценностная идеологическая система, как минимум, мы обязаны заявить свое право на особое мнение по поводу пути исторического развития страны. Не следует вступать в тотальную конфронтацию с Западом и со всем миром, как это делала советская система, но нам необходимо обозначить свои отличия от так называемого «мейнстрима», западного или любого иного. Зафиксировать морально-нравственное целеположение и ценностные ориентиры. Итого: более традиционное общество, традиционная система ценностей, меньший беспредел в толерантном отношении к жизни и к истории. Особый взгляд на жизнь, который может быть принят большим числом сограждан.
- Это можно именовать и здоровым консерватизмом, не так ли?
- Можно и так. Мы должны обозначить наши претензии на особый цивилизационный проект и его отличие от других проектов. Еще раз повторю: не на прямом противопоставлении. К примеру, заявить: «Мы более привержены ценностям традиционного общества». Выбрать и обозначить их в качестве зачатков государственной идеологии. Что же касается угрозы нашим интересам, то следует провозгласить: она есть, она существует, она вполне реальна, существовала всегда и, скорее всего, сохранится навсегда в будущем. По той простой причине, что мир и наши конкуренты не заинтересованы в существовании альтернативного эффективного проекта в лице России. Это – данность. Здесь противопоставления не избежать, без него обойтись невозможно, подобными конструкциями оперируют все, включая американцев, китайцев, европейцев, японцев. У всех присутствует некий свод внешних интересов и у всех есть некие враги и конкуренты, на них либо посягающие, либо имеющие виды.
И еще: я уверен, что России необходима компромиссная модель социального государства. Абсолютно свободная рыночная модель для нашей страны, скорее всего, самоубийственна. Мы должны выбрать такую, в которой значение государства, его роль в социальной обеспечении будут достаточно высоки. В которой ответственность за крупные инфраструктурные проекты станет брать государство. В которой социальное обеспечение будет патронироваться государством на постоянной основе – вместо спихивания с себя этой «обузы» и передачи на откуп частным структурам.
Грубо говоря, России необходимо нечто среднее между абсолютно свободным рыночным капитализмом и жесткой советской плановой экономикой, которую мы имели до 1991-го. Выработка подобного компромисса – в том числе, в сфере экономики – может создать определенную базу социальной защищенности, и в таком виде претендовать на некий прототип национальной идеи. Той самой, которая была бы способна заинтересовать людей. Хотя при этом следует понимать: даже после того, как подобная модель будет сформулирована, она не сможет решить ни за год, ни за десять и даже двадцать лет все проблемы внутреннего разделения в обществе, которые сегодня существуют. Тем более что двадцать последних лет мы фактически только и делали, что это «межевание» пестовали.
- В обществе присутствуют столь полярные взгляды, что, конечно, обозначенная вами модель быстро не заработает. Но что будем делать в ближайшем обозримом будущем? В отсутствие национальной идеи?
- Думаю, нынешняя волна напряженности все же спадет, она была в большой мере спровоцирована состоявшимися выборами президента и депутатов Государственной Думы. Крайние взгляды следует вытеснять в маргинальное поле, процесс этот не простой и не быстрый. Следует потихоньку двигаться к здравому смыслу, большой вопрос только в том, как. Государству и верховной власти придется понять: движение может быть только встречным. По многим пунктам в ситуации, когда люди критикуют бюрократию и власть, государству, если оно действительно хочет некоей консолидации, необходимо будет прислушаться к тому, что от него требуют. С другой стороны – не впадать в мир иллюзий о том, что в стране все прекрасно, здорово и великолепно. Мне кажется, что у части правящего класса существует такой неизбежный момент самолюбования и убеждение, что он и так делает очень много для страны и общества.
Кроме того, на мой взгляд, активность государства в сфере дискуссии с обществом имеет на данный момент несколько искаженный вектор. Государство начало играть по правилам, навязываемым ему самыми деструктивными элементами общества. Причем действует реактивно, реагируя на всякого рода «болота» и прочие всевозможные акции. Дело в том, что государство приняло позицию меньшинства за позицию большинства, соответственно, играет на первой площадке. Меньшинство это тусуется в интернете, живет в столицах, а с большинством людей государство фактически утеряло общий язык, разучилось с ним говорить. А это вызвано тем, что сами чиновники воспринимают жизнь в значительной степени через монитор компьютера, подключенного к «паутине». Они не живут реальной жизнью, они ее не замечают, а увиденное на экране принимают за картину положения дел во всем обществе, за реальную жизнь. Соответственно меньшинству так легко удается навязать им свои правила игры. Политики и чиновники все время дискутируют с какой-то гиперактивной оппозиционной тусовкой, постепенно принимая ее взгляды на вещи и ее оценки реальности или пытаясь ее «распропагандировать» и привлечь на свою сторону. А проблема в том, что эта самая «сетевая тусовка» есть меньшинство, но ей удается раздувать свою значимость до небес. Власть же, склонная ставить знак равенства между ней и всем обществом, пытается тусовке угодить – хотя сделать это невозможно. Надо понять: тусовка эта не представляет из себя того, чем хочет казаться, и удовлетворить интересы неких призраков невозможно. К тому же ядро ее частично составлено из непримиримых и даже, полагаю, психически ненормальных людей, которых вряд ли что-то способно удовлетворить. Они идут по пути умышленного разрушения: себя, страны и всего вокруг. Возможно, ими кто-то дирижирует. Но главное в том, что попытки заигрывать с ними, найти что-то, что бы их порадовало и успокоило, абсолютно бесплодны, государство должно слушать большинство. Однако ведь есть проблема также и с большинством: оно живет своей жизнью – государство своей. И каналов общения становится все меньше и меньше, среди большинства крепнет убеждение в том, что власть живет своими проблемами, а оно – своими. Выход есть: идти навстречу большинству, людям, живущим в регионах и не «тусящим» в интернете. За пределами столиц идет относительно спокойная жизнь.
- Дмитрий Медведев недавно как раз обрушился с резкой критикой на «довольно узкую группу людей» в интернете, формирующую в обществе искаженную повестку дня. Он объяснил: сильно ошибаются те, кто полагает, что весь мир сконцентрирован в онлайне, мы живем в офлайне. Ну, если перевести, то и получится сказанное вами: хватит, мол, жить в интернете, надо ходить по земле. Значит, дошло?
- Наконец-то. Думаю, власть сделала шаг навстречу реальной жизни. Не устаю повторять, что у нас гипертрофирована значимость интернет-тусовки, и председатель правительства, кстати, приложил для этого немало усилий в последние четыре года. Он сам сделал очень многое для того, чтобы центр внимания переместился в «паутину», в сферу «гаджетов», где первую скрипку играют люди, в значительной мере настроенные деструктивно. И, несмотря на их познания в компьютерах, не всегда люди адекватные.
Для того, чтобы попытаться консолидировать сограждан – надо прежде всего начать ходить по земле. Доказано: очень помогает.
Беседу вел Виктор Грибачев
