Единственный шанс для нашей страны уцелеть, избегнуть распада и силового давления — это играть на противоречиях между группировками на мировой арене.
Паршев Андрей Петрович
6 ноября 2003

Если мы постараемся спрогнозировать устремления Соединенных Штатов в отношении нашей страны, то надо отталкиваться от таких долгосрочных в первую очередь приоритетов, которых придерживаются руководители этой страны, так сказать, в мировом масштабе. Что я имею в виду? Наверное, основным приоритетом для них является сохранение их страны, их порядка управления, их образа жизни и их положения в мире. Ведь их образ жизни впрямую зависит от господствующего положения США в мире. Какие, в принципе, существуют угрозы для этих приоритетов, для тех целей, которые постоянно имеются в виду руководствами этой страны? Оказывается, что таких угроз не так и много. Во-первых, это ограниченность мировых ресурсов сырья. Это угроза технологическому превосходству, благодаря которому Америка является Америкой. И третья угроза — это угроза физической безопасности, безопасности в военном отношении.

Вот если мы начнем с последнего приоритета, то оказывается, что хоть сколько-нибудь представимых потенциальных опасностей для самого существования США всего две. Первая — это если небо упадет на землю, а вторая — это ядерный конфликт с Россией. Больше никто Америке не опасен — ни Китай, ни объединенная Европа, ни объединенная Азия. Вот это надо чётко представлять: мы — единственная сила во Вселенной, способная реально повредить американцам, и наши намерения тут вовсе ни при чем, американцы четко придерживаются мнения, что в политике намерения совершенно не важны, важны потенциальные возможности. А в данном случае это российский ракетно-ядерный потенциал.

По всем остальным военным параметрам Соединенные Штаты являются единственной в мире сверхдержавой. Скажем, их военно-морской флот смог бы справиться не то что с любым флотом в мире, но и со всеми флотами мира вместе взятыми, то же касается и авиации. Поэтому та потенциальная угроза, которую мы для них представляем — это нечто уникальное и то, с чем американцы пока еще не знают, что делать.

Поэтому в США каждый член истеблишмента, каждый патриот своей страны, каждый ответственный человек каждую секунду должен думать о том, каким бы образом эту потенциальную угрозу устранить. Вот отсюда мы можем смело сказать, что при первом же удобном случае какие-то действия в этом направлении — в направлении ракетно-ядерного разоружения России — будут американцами предприняты, если там есть в руководстве люди, которым не безразлично будущее своей страны. Соответственно, этот «удобный случай», эту возможность, опять-таки, если руководители ответственные, они непрерывно и постоянно стремятся создать. Поэтому нам надо смотреть на ситуацию в мире, на себя — и такими глазами, глазами американцев, отталкиваться от интересов США. Что касается второй группы опасностей, то есть, положения Соединенных Штатов как самой технологически развитой страны, за счет чего, собственно говоря, Америка достигла и сохранила свое лидирующее положение в мире.

Что касается технологического превосходства, я считаю, что американцы не боятся в этом отношении конкуренции с нами и не считают, что в каком-либо обозримом будущем мы им сможем представить для них угрозу в области микропроцессорной техники, или услуг современной связи, других высокотехнологичных отраслей, за счет которых Соединенные Штаты, собственно, и живут. Но, естественно, американцы постоянно заботятся о том, чтобы такие отрасли у нас не появились — глупо было бы ожидать, чтобы они развивали у нас, скажем, гражданское авиастроение, напротив, логически рассуждая, их цель — развалить наш авиапром. А иначе они не были бы рыночниками. Осадить конкурента, загнать его в каменный век, а затем продавать ему бусы — это правильная, честная и трезвая рыночная политика.

По первому разделу интересов США, я полагаю, они касаются доступности российских ресурсов. Тут ведь дело в том, что (это, может быть, никто особо старается не подчеркивать) при всей своей высокотехнологичности высокий уровень жизни в США достигается благодаря высокому уровню потребления ресурсов. Оно на душу населения является одним из первых в мире. Кроме Америки этим отличаются еще некоторые небольшие страны, так что масштабы потребления ресурсов американцами очень велики. Достаточно заметить, что американцы потребляют треть мировой добычи нефти, хотя доля этой страны по численности населения существенно меньше — где-то около 5%. Поэтому они постоянно беспокоятся на эту тему. И надо также учитывать, что значительная часть потребностей Соединенных Штатов удовлетворяется за счет импорта — скажем, по нефти — на две трети. А это значит, что, скажем, сельское хозяйство, которым США справедливо гордятся — также зависит от импорта, ведь на одну получаемую пищевую калорию их фермеры тратят десять минеральных калорий.

То есть, в какой-то степени они попали в то же положение, в каком была Англия начиная с конца ХIХ века. Им постоянно надо заботиться о том, чтобы импорт сырья в их страну не прекращался. В этом отношении интерес к России может быть двояким. С одной стороны, Россия как источник некоторых видов сырья, например, определенная заинтересованность американцев хорошо видна в лоббировании некоторых проектов на нашей территории, типа нефтепровода к Мурманску — это ведь в интересах американцев в первую очередь, к западноевропейцам нефтепроводы нужны по суше. То есть, определенный интерес есть, но очень небольшой, во-первых, потому что наши ресурсы нельзя сравнить с ресурсами, скажем, Персидского залива. И кроме того, что их меньше, они еще и крайне дорогие. Скажем, если американцы сами будут каким-то образом заниматься их добычей в Сибири, то это очень невыгодное дело. Это одна сторона. Другая сторона для нас тоже, может быть, крайне неприятная. Может быть, мы сами этого не осознаем, но потенциально только мы можем в какой-то степени затруднить американцам доступ к этим самым ресурсам. Опять-таки благодаря своему военно-политическому весу — хотя бы потенциальному.

Правда, сейчас особых возможностей для этого нет, но если мы немножко заглянем в прошлое, то вспомним, как в 70-х годах по миру прокатилась волна национализации нефти. Это породило саму возможность ведения самостоятельной политики арабских стран, да и многих других. Естественно, такие небольшие страны были такие храбрые не потому, что они были сильны, а потому что тогда было некое равновесие сил в мире, когда нельзя было к ним применить какие-то силовые меры. Эти силы третьего мира были зачастую антисоветскими, но существовали-то они только благодаря существованию Советского Союза.

Сейчас с точки зрения американцев существует некоторая опасность того, что мы предложим защиту или, как сейчас говорят, «крышу» этим сырьевым экспортерам и в какой-то степени защитим их от силового давления, если таковое возникнет. Вероятность этого невелика, но, наверное, такие подозрения у американцев возникают, и они, наверное, всячески будут стараться разбить наши поползновения на создать союзнические отношения и со странами Персидского залива, и с другими, азиатским и латиноамериканскими странами, потому что нам есть что получать и от особых отношений с ними. Причем, получать их в ущерб Западу.

Я не очень различаю краткосрочные или среднесрочные интересы США. То есть, я хочу сказать, что такими просматриваются их интересы на ближайшие 50 лет, на период завершения нефтегазового периода развития земной цивилизации. Что будет потом, как они видят мир и положение своей страны в новом мире — отдельный вопрос и некоторые признаки их интеллектуальной работы в этом направлении видны, но не более того. И мне кажется, что сейчас, именно на данном этапе практически все эти долгосрочные интересы преломляются в весьма практическую политику, которую можно было бы назвать краткосрочной. То есть, мне кажется, что сейчас различить стратегические и, так сказать, тактические приоритеты в политике США очень сложно.

Я боюсь, что в отношении к нашей стране американская элита, наверное, представляет собой все-таки монолит. Если мы берем не какую-то маргинальную составляющую, а основную массу. Там, как мне кажется, никто из них не ставит под сомнение необходимость для США и дальше играть роль единственной в мире сверхдержавы. Может быть, кто-то фактически не хотел бы для США такой роли всеми ненавидимого руководителя. Только в этом плане, в плане выбора Америкой имиджа на мировой сцене, возможно, что элита в какой-то степени неоднородна. Но боюсь, что в отношении к России все равно у них отношение более или менее одинаковое. Поэтому я считаю, что со стороны Соединенных Штатов, может быть, без излишнего нажима, но от нас будут требовать участия в международном разделения труда, в той форме, которая удовлетворяет американцев, в форме для нас не совсем выгодной. При этом параллельно к нам будут предъявляться претензии по наиболее болезненным для нас моментам — Чечня, например. Надо понимать, что это не потому, что американцы так уж сильно любят чеченцев, политического убежища они им вряд ли предложат. Ясно, что причина таких претензий — это создание для нас не совсем удобного положения на международной арене, что тоже является нормой в межгосударственных отношениях.

У меня нет контактов с населением Соединенных Штатов, я ориентируюсь только на американскую литературу и англоязычную, которая доступна у нас в России. Как мне кажется, американская элита — это понятие достаточно широкое, скажем, те люди, которые ходят голосовать, в принципе, можно сказать, что это американская элита. Может быть, это не только те люди, которые выступают о политике, но это те, которые слушают выступающих и принимают некие решения. Что касается более узкого слоя, непосредственно каких-то политических деятелей, как мне кажется, современная политическая машина такова, что, естественно, они имеют какую-то поддержку определенных слоев бизнеса. Возможно, что эти бизнес-группы в какой-то степени конкурируют и в определении направлений развития Соединенных Штатов, имеют несколько отличные приоритеты и в международной политике. То есть, вполне возможно, что есть группы нефтеторговцев-нефтеимпортеров и какие-то группы, которые больше ориентируются на высокотехнологичные отрасли промышленности. То есть, действительно, в этом плане элита, может быть, состоит из разных группировок. Но, как мне кажется, в отношении к нашей стране они достаточно однородны. Особенно это подкрепляется тем, что те, кто составляет все-таки базу демократических процедур в Соединенных Штатах, этот простой голосующий народ, мне кажется, в отношении к нашей стране просты и незамысловаты. Может быть, они не так далеко смотрят вперед и не рассматривают нас сейчас как врага, но в любом случае мы для них представляем некоторые психологические неудобства как непонятная и виртуально мощная сила, и эти представления еще усугубляются тем, что они особенно о нас ничего и не знают. Хотя это ситуация достаточно обычная — я думаю, что и мы также американцев знаем не очень хорошо, но тем не менее.

Мне кажется, что, в общем-то, единственный шанс для нашей страны в такой непростой ситуации как-то уцелеть как более или менее значимая страна, избегнуть распада и силового давления — это действительно играть на противоречиях между группировками на мировой арене. Поэтому действительно тут надо учитывать, что происходит в мире в целом, что происходит в регионах. На мой взгляд, ХХI век пройдет под эгидой соперничества за сырьевые ресурсы. Поскольку разговоры на эту тему были давно, с конца ХIХ века, об исчерпании этих ресурсов, но сейчас мы, уже в этом веке, совершенно точно столкнемся с этой ситуацией, когда некоторые виды ресурсов уже начнут исчерпываться, причем именно те виды, которые, собственно, и позволяют нам добиваться определенного качества жизни. Скажем, представьте себе современный образ жизни без газа и бензина.

Естественно, будет происходить какая-то форма соперничества. И очень похоже на то, что это соперничество будет происходить внутри группировки, так сказать, «золотого миллиарда», то есть, скорее между Западной Европой и Соединенными Штатами. Поэтому надо вести грамотную политику и ни в коем случае не ввязываться в их схватку ни на одной, ни на другой стороне, и уж тем более не быть стороной в конфликте (все-таки мы не являемся полноценным игроком — мы лишь сырьевая держава на мировом рынке). Наше дело — более или менее разумно распорядиться собственными ресурсами, но не более того. Ну, может быть, в какой-то степени поддерживать более слабую сторону, чтобы она в какой-то степени сравнялась с более сильной.

Второй момент, кроме этого соперничества между группировками за доступ к ресурсам, второй момент, на мой взгляд, это то, что изменилась тенденция к глобализации мировой экономики, которая превалировала в конце ХХ века. Была такая тенденция: свобода конкуренции по всему миру, свобода перемещения капиталов, технологий, ресурсов, сырья, товаров, рабочей силы в какой-то степени и так далее. Сейчас, на мой взгляд, все сильнее и сильнее будет наблюдаться ограничение этих процессов, то есть, каждой стране своя рубашка будет ближе к телу. И то, что, скажем, показали американцы, когда ввели квоты на импорт стали из остального мира — это только пример. Мне кажется, что этот процесс будет и дальше происходить. То есть, это видно, поводом послужили события 11 сентября, но, наверное, это и без этого в какой-то степени произошло бы. То есть, сейчас уже трудно говорить о свободе перемещения людей по всему миру. И, наверное, то же самое будет происходить и с капиталами, технологиями и со всем прочим. То есть, мир будет делиться на группировки, может быть, не совсем явно, но, тем не менее, это так.

От чего зависит более или менее благожелательное отношение Америки к нашей стране? Если кто-то ловил большую рыбу, то знает, что когда ее вытягиваешь, то надо действовать таким образом: когда рыба идет в нужном направлении, то леску лучше немножко ослабить, то есть, не доставлять боли рыбе. Вот она идет и идет, надо только леску выбирать. А когда она, соответственно, почувствовала, что дело плохо, и начинает уходить в сторону, вот тогда уже надо тянуть и заворачивать ее через силу. Ей, конечно, при этом будет больно. Вот в этом плане, как мне кажется, по колебаниям отношений к нам со стороны Америки хорошо видно: когда мы действуем в ее интересах, давление ослабляется. Когда начинаем свой интерес в какой-то степени осознавать и действовать, то, соответственно, нам «будет больно». Поэтому, как мне кажется, тут колебания в наших отношениях с США, смена их отношения к нам связаны только с этим. То есть это не смена отношения — отношение одно — это смена риторик, не более того.

Конечно, при этом, может быть, в качестве повода для давления будут использоваться какие-то моменты в нашей внутренней политике, но это скорее только как повод. Главным образом, это давление может проявляться на настоящем этапе как давление психологическое. В общем-то, давление на лидеров, собственно, американцы очень широко ведь этим пользуются. То есть, они стараются лидеров стран, которые им противостоят, компрометировать, насколько это возможно. Мы хорошо знаем примеры лидеров, которые были сначала скомпрометированы, потом изолированы от союзников. Сунь Цзы еще об этом говорил, «разбей их союзы». Кончается это в некоторых случаях тем, что, когда дело доходит до силового момента, им никто уже не помогает. В принципе, в старые времена бывали какие-то комитеты по контролю за экспортом технологий в нашей страну. Кстати, по-моему, там не все ограничения до сих пор сняты. Может быть, там какие-то формы блокады, но сейчас, правда это крайне маловероятно. Вообще, юмор ситуации состоит в том, что американцам особенно нечем нас сейчас наказать. Что, собственно говоря, они могут сделать? Может быть, они откажутся закупать нашу нефть? Так они ее почти и не закупают. Может быть, они откажутся от наших транспортных кораблей для снабжения своей орбитальной станции? Жалко будет, но что же делать, пожалуйста, ваше право. То есть, у них никаких реальных рычагов нет. Кроме одного — деньги нашей элиты лежат в американских банках.

Собственно говоря, у них пока, я могу сказать, есть весьма сильный американский рычаг — это непрямое давление на наших руководителей через нашу же российскую элиту. Дело в том, что очень легко создать неудобства для нашей элиты, например, не давать виз в Соединенные Штаты, что вызовет недовольство в наиболее политизированном классе. А других особенно нет. Что касается вообще социальной политики, естественно, американское общественное мнение не любит всяких проявлений нарушения прав человека и подобных вещей, которые не очень приятно видеть на экранах телевизоров и так далее. Но если подходить цинично, американцы иногда проявляют здоровый цинизм, в речах, по крайней мере, когда они говорят о каком-то правителе, что да, он сукин сын, но это наш сукин сын. То есть, кому-то они что-то могут простить себе, а кому-то они не простят никогда. Поэтому пытаться выглядеть в глазах американской общественности очень хорошим — занятие довольно бессмысленное, потому что покажут, естественно, не то, что ты хочешь показать. Мы же не имеем практически никакого доступа к формированию общественного мнения в тех же Соединенных Штатах. Поэтому надо к этому относиться спокойно. Как мне кажется, вообще социальную политику у нас в стране надо строить исходя из своих представлений о справедливости и из своих национальных интересов, совершенно не обращая внимания на мнения Америки или кого-то еще. Мы же, в общем-то, тоже вполне можем судить, что справедливо, что не справедливо, что мы можем себе позволить, что не можем. А пытаться понравиться кому-то своей социальной политикой — на мой взгляд, в лучшем случае это глупость.

Конечно, по большей части интересы у нас противоположные, но некоторые, мы можем назвать обоюдными. Например, как можно использовать позицию Соединенных Штатов по борьбе с мировым терроризмом? Очень сложно это сделать, к сожалению, ввиду этой самой политики двойных стандартов. Что я имею в виду? В принципе, конечно, тяга американцев на мировой арене к соблюдению прав человека — это вещь-то полезная, и в какой-то степени мы этим можем пользоваться. Но, скажем, такой простой пример. Соединенные Штаты, чтобы решить некие общедемократические и весьма благородные задачи, вторглись в Афганистан. В результате сейчас поток наркотиков оттуда в значительной степени усилился, наши пограничники гибнут в схватках с наркокурьерами на афганской границе. А американцы почти открытым текстом говорят, что они особо и не собираются бороться с выращиванием там опийного мака и так далее, по целой группе причин. Некоторые из них можно понять, хотя трудно это простить. То есть, они говорят: если мы будем бороться с этим, то эти афганцы лишаться средств к существованию, и для нас процесс оккупации весьма затруднится. И, в конце концов, какое нам дело, эти наркотики идут в Европу, а не в Америку. То есть, оказывается, что то, что они делают, для нас-то особо никакого интереса не представляет в любом случае. То есть, оказалось, что они решают на мировой арене свои задачи и никак не настроены их решать для нас. Скажем, мы вроде бы поддержали так называемую контртеррористическую операцию, но сказать, что тон обвинений в наш адрес по поводу Чечни, смягчился, весьма сложно. Боюсь, что это не так. Поэтому я в этом отношении пессимист. Мне кажется, что нам очень сложно будет использовать какие-то действия американцев по соблюдению их интересов, соответственно, как-то использовать их для себя.