До недавних пор фамилия Ниткин вызывала у меня ассоциации только лишь с отечественной фантастикой. В повести Кира Булычева «Сто лет тому вперед» есть эпизод разговора космического пирата Крыса с неким режиссером Ниткиным.
— Одну минутку, — сказал Крыс. Он провел перед лицом ладонью и превратился в самого режиссера Ниткина.
— Убедительно, — сказал режиссер. — Какое перевоплощение! Где я видел это неприятное лицо?
— Это вы, Ниткин, — подсказала дама в длинном платье ангельским голосом. Остальные захихикали.
Но этим летом судьба свела меня — заочно, посредством Интернета — с другим Ниткиным. Он, правда, не режиссер, сам себя он рекомендует в Сети как выпускника Ленинградского университета, экономиста, гетеросексуала, «этнического русского» и христианина. Вдобавок к этому он, можно сказать, профессиональный антикоммунист. Поскольку его лица я никогда не видел, не могу судить о степени его приятности, но вот манера его общения с оппонентами. Она, как бы это помягче сказать, не отличается особой изысканностью.
В ответ на одну мою статью, опубликованную в известном Интернет-издании, Ниткин обвинил меня в антисемитизме, очернении русской истории и ненависти к русскому народу. Причем, облек сии мысли в очень своеобразную форму. Так, с присущей ему интеллигентностью, обусловленной, видимо, прекрасной образованностью, воспитанностью и строгой приверженностью к евангельским идеалам, Ниткин назвал меня «трепачом» а Интернет-издание, где вышла статья — «безграмотным ресурсом».
О, как это толерантно, как по-христиански звучит: «Вы, господин автор, — трепач»! Что я должен ему ответить? «От трепача слышу», — что ли? А потом в столь же свободной и раскованной манере продолжать диалог?
Но оставим в стороне форму его заявлений и обратимся к их содержанию. Опровержение такового не потребует много места. Прежде всего, мне столь же неприятен антисемитизм, как и русофобия, поскольку я, будучи евразийцем и религиозным социалистом, признаю самоценность и достоинство за всеми народами. Кроме того, я уже много лет открыто провозглашаю свою патриотическую позицию, печатаюсь в патриотических изданиях — «Советской России», «Евразийском вестнике», «Библиотеке думающего о России». И этот факт самым красноречивым образом говорит о том, что г-н Ниткин, обвиняя меня в ненависти к русскому народу и истории, несколько поторопился.
Я попытался разъяснить это в открытом письме г-ну Ниткину. Указанных разъяснений мне казалось достаточно, поэтому я ни в какую полемику вступать более не собирался. Увы! Я плохо знал г-на Ниткина. Этот неугомонный обличитель антисемитов вцепился в меня, как бульдог. С тех пор на каждую мою статью сей господин разражается бранью, вызывающей ассоциации с коммунальной кухней. Всякий раз, упоминая мою фамилию, он обязательно прибавляет к ней оскорбительный эпитет. Из каждой моей статьи он выдергивает куски и снабжает их издевательскими комментариями.
Чтобы не быть голословным, приведу образчик «критического разбора» моей статьи, сработанного демократом-гуманистом Ниткиным: «трепач Вахитов вылез с новой порцией трепа». Ну, кому из приличных людей придет в голову полемизировать с человеком такого уровня, как г-н Ниткин!
Ниткин как личность не представляет особого интереса. Но он, воплощает в себе определенный социальный тип — а это уже предмет профессионального интереса ученого-обществоведа.
И я решил изучить сей любопытный образчик человеческой породы. Оказалось, что г-н тщится опровергнуть концепцию известного политолога и философа-патриота С. Г. Кара-Мурзы. Он не поленился проштудировать его работы, как говорится, с карандашом в руке. Плодом его критической деятельности стали «Заметки по книге С. Г. Кара-Мурзы «Советская цивилизация». «Заметки» эти вышли довольно пространными, поэтому читатель может легко себе представить, как непросто было мне одолеть всю ниткинскую тягомотину. Но мои усилия оказались не напрасными. Г-н Ниткин открылся передо мной во всей своей красе и колоритности — с его приемами полемики, уровнем знания классики и прочая и прочая.
2.
Раньше я наивно полагал, что это он только со мной, «за грехи мои тяжкие» обращается столь фамильярно. Увы, это для Ниткина, оказывается, норма общения с оппонентом. Возьмем его статью «Был ли Маркс марксистом?» Ее г-н Ниткин начинает сразу же с безапелляционного заявления: «С.Г. Кара-Мурза, разумеется, не марксист. Главным образом потому, что Маркс считал буржуазию в определенный исторический период прогрессивным классом и вообще исходил из концепции, что человечество движется по пути прогресса. С. Г. Кара-Мурза эту концепцию не разделяет, но сослаться на Маркса иной раз он не прочь — чтобы не лишиться „идейной близости“ с коммунистическим движением».
Иными словами, в первых же строках своей «критической заметки» Ниткин упрекает своего оппонента в моральной нечистоплотности, сознательном введении своего читателя в заблуждение. Это, конечно, не то же самое, что назвать оппонента «трепачом», но все же нечто из той же оперы. А вот Ниткин стремится приписать С. Г. Кара-Мурзе, автору многих фундаментальных трудов по социальной философии, элементарное невежество. Делается это таким образом.
Кара-Мурза пишет: «эти взгляды о русской крестьянской общине настолько противоречили ортодоксальному марксизму, что и сам Маркс не решился их обнародовать — они остались в трех (!) вариантах его письма В. Засулич, и ни один из этих вариантов он так ей и не послал. Позже, в 1893 г., Энгельс в письме народнику Даниельсону (переводчику первого тома „Капитала“) пошел на попятный. Таким образом, после некоторых колебаний Маркс и Энгельс уступили марксизму».
Г-н Ниткин пишет: «Не будем спрашивать, как Маркс „уступил марксизму“ в 1893 году, больше чем через десять лет после своей смерти.»
Ниткин, видите ли, знает, что К. Маркс умер в 1883 году, а Кара-Мурзе сие «неведомо». Наш антикарамурзист, вероятно, надеется, что у читателей возникнет реминисценция из Пушкина: «Ай-да Ниткин, ай да !» Но он немного не рассчитал. Любому человеку, чьи мозги не запудрены демагитпропом, совершенно ясно: Кара-Мурза имел в виду, что Маркс «уступил марксизму», когда не отправил 3 варианта письма Вере Засулич. При этом, 1893 год относится здесь не к Марксу, а к Энгельсу и к его переписке с Даниельсоном.
Весьма своеобразна логика Ниткина. Вот он упрекает Кара-Мурзу в том, что тот, (будто бы!) не являясь марксистом, все же ссылается на авторитет Маркса, использует некоторые его рассуждения. Чудеса, да и только! По Ниткину получается, что если ты не принадлежишь к сторонникам какого-либо философа, то ссылаться на него и думать не моги! Но вот некий Бертран Рассел, имя которого, как смею надеться, г-ну Ниткину известно, думал иначе. Не будучи марксистом, он считал Маркса глубоким мыслителем и не видел для себя ничего зазорного в том, чтобы его цитировать. Кстати, сам Ниткин в своей заметке обильно ссылается на Маркса, хотя к марксистам себя вроде бы не причисляет. Похоже, студент Ленинградского университета Ниткин при изучении логики не проявлял избыточного прилежания.
Весьма впечатляет и эрудиция Ниткина. Так, известного русского философа-идеалиста XIX века Б. Н. Чичерина Ниткин причисляет ни много, ни мало как к «русским историкам государственного направления» наряду с П.Н. Милюковым и другими. Хотя все касательство философа Чичерина к науке истории состояло, может быть, лишь в том, что он занимался историей политических учений.
Не менее показательна ситуация с ниткинскими познаниями в марксизме. Не приведя ни единой цитаты из Маркса, Ниткин в одной фразе дает оценку всей марксистской философии, объявив ее без тени сомнения философией прогресса! Нашему интеллектуалу, видимо, и в голову не пришло, что такое утверждение не может быть истинным уже по той причине, что марксистская философия является диалектической. Диалектика же — дерзну напомнить — утверждает, что всякое понятие следует определять через его противоположность. Следовательно, прогресс не существует без своей противоположности — регресса. Согласно марксизму, капитализм есть прогресс по отношению к феодализму в плане экономики, но регресс в сфере духовной культуры и человеческих взаимоотношений. В 1 главе «Манифеста Коммунистической партии» Маркс и Энгельс пишут об этом очень выразительно: «Буржуазия : разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения : не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного „чистогана“. В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость». Маркс и Энгельс, будучи наследниками гуманистической традиции Просвещения, никак не могли приветствовать превращение личного достоинства человека в меновую стоимость, они усматривали в этом деградацию по отношению к феодальным, патриархальным взаимоотношениям.
Похоже, диалектику Ниткин учил не по Гегелю, а марксизм не по Марксу. И даже теперь, глядя в книгу Маркса, он видит в ней лишь фигу учебника по диамату и истмату. Там-то он и вычитал тезис о «жестком прогрессизме» марксизма.
Любопытно заметить, что и главный аргумент Ниткина в этой статье строится тоже на его вульгарно-советском понимании Маркса. Общепризнанно, что у Энгельса и (в большей степени) у Маркса существовали определенные симпатии по отношению к русскому социализму или особому пути развития России. Так, в неотправленном письме к Вере Засулич, равно как и в опубликованном знаменитом письме в редакцию «Отечественных записок», Маркс говорит о жизнеспособности русской крестьянской общины, о возможности ее преобразования в базовую структуру социалистического общества, минуя капитализм. Процитируем слова Маркса из последнего письма:
«Если Россия будет продолжать идти по тому пути, по которому она следовала с 1861 года, то она упустит наилучший случай, который история когда-либо предоставляла какому-либо народу и испытает все роковые злоключения капиталистического строя (курсив Энгельса)».
С другой стороны, Маркс и Энгельс неоднократно говорили о русской крестьянской общине как о рудименте первобытного строя, который не может быть двигателем социализма. О том, что эта община уже умирает, наконец, о том, что на ее основе можно строить социализм только в том случае, если коммунистическая революция первоначально произойдет в развитых странах Запада. Колебания эти вполне объяснимы, не будем забывать, что Маркс и Энгельс жили в XIX веке — веке повсеместного евроцентризма, были при этом людьми Запада, так что приходящие им на ум мысли об особом, не похожем на западный, пути какой-либо страны, самим должны были казаться «потрясением основ». (Удивительно еще, что они не без оговорок, конечно, но все же высказывали их, — это говорит о том, что Маркс и Энгельс были настоящими, интеллектуально честными мыслителями, способными противостоять духу времени.)
И как же трактует эти колебания Ниткин? Вполне в духе советского вульгарного истмата, который видел в Марксе не живого мыслителя, сомневающегося, противоречивого, не умещающегося в прокрустово ложе классификаций, а жесткого догматика, создателя громоздкой мертвой схемы.
Ниткин так и пишет:» утверждать, что у России есть «свой путь» — такого Маркс тоже не мог. Сохраняется община — значит, нет капитализма, нет пролетариата, нет базы для пролетарской революции. Значит, вся надежда на пролетариат Запада. Все выводы в рамках той же самой марксистской схемы (курсив мой — Р.В.). Только сильное желание привлечь себе в помощь «авторитет» позволяет С. Г. Кара-Мурзе утверждать, что Маркс в данном вопросе «отошел от марксизма».
Интересное дело! В отличие от Ниткина, Кара-Мурза относится к Марксу с благоговением. И, тем не менее, именно Кара-Мурза критикует Маркса, вычленяет живое ядро его учения, освобождая его от вульгаризаторских напластований! А вот г-н Ниткин понимает Маркса до невозможности доктринерски, видит в нем одного из заурядных системосозидателей. Он считает Маркса автором железобетонной схемы, а не творчески мыслящим ученым. Подобное догматическое толкование Маркса мы находим у келле и ковальзонов, а также у их бесчисленных духовных собратьев. Ниткин упрекает современных марксистов в догматизме, в нежелании отказываться от штампов и стереотипов прошлого, но на поверку именно Ниткин и есть догматик, мозги которого нашпигованы штампами советских времен! Пример Ниткина позволяет понять, почему самые кондовые марксисты так легко переметнулись в противоположный лагерь. Они не испытали ни душевных терзаний, ни сомнений и колебаний. С улыбочкой, публичным сожжением партбилетов и переменой портретов в кабинете отреклись они от старого мира, намереваясь уютно устроиться в новом.
3.
Но устроиться удалось не всем. Новый социальный строй произвел беспощадную селекцию бывших советских людей, независимо от их политических предпочтений. Капитализм не ведает жалости и не знает сантиментов, он не оставляет места под солнцем людям, которые не умеют энергично работать локтями.
Советский строй был основан не на принципе конкуренции, а на идее товарищества. Поэтому для него характерно снисходительное отношение к людям, не приспособленным к жизни, неумехам, мечтателям с завышенной самооценкой, непризнанным гениям и т.п. Когда разрушение советского строя перешло в активную фазу, эти ущербные по сути люди вдруг разом оказались на поверхности общественной жизни. Именно тогда в русский язык вошло слово «демшиза», в котором был зафиксирован этот факт.
Недавно в издательстве «Алгоритм» вышла книга современного российского философа-марксиста и неопочвенника Р. Л. Лившица, в которой даны штрихи к портрету демшизы. Книга называется «Провинциальная демшиза. Взгляд из глубинки», она только-только появилась в продаже, желающие могут ознакомиться. Коротко суть концепции Р. Л. Лившица состоит в следующем. Демшиза — это тяжелое помрачение сознания, состоящее в разладе воображения и реальности. Продукты фантазии? приобретают для человека такую субъективную ценность, что ради них он забывает о реалиях повседневной жизни. Демшизик не может и не хочет сопоставлять факты и принципы, потому что в таком случае — и он это подсознательно чувствует — разрушится весь тот иллюзорный мир, в котором он прекрасно обжился. В этом мире он — свободный гражданин страны, уверенно идущей по пути прогресса и процветания. При благоприятных условиях он сумеет стать богатым и знаменитым, занять место на высоких ступенях социальной лестницы. Для него встать на почву реальности — значит расстаться со всеми этими мечтами, очутиться в мире, где его ждет тусклое прозябание без всяких перспектив «выбиться в люди». Как видим, сознание демшизиков расколото, поэтому оно совмещает в себе советскость и антикоммунизм, христианство и лютую ненависть к врагам, непрактичность и апологетику предпринимательства. Демшизик живет не реальностью, а пропагандистскими фантомами. Скажем, в действительности КПРФ — весьма консервативная организация, которая провозглашает и проводит в жизнь отказ от революций и ратует за конституционные методы борьбы. В сознании демшизика КПРФ — партия ультрареволюционеров, которые, придя к власти, сразу же начнут расстрелы. При этом демшизик одновременно утверждает взаимно противоречащие вещи и ничуть этим не смущается. Он, например, вопит, что КПРФ — партия немощных, полуживых стариков, и тут же, что КПРФ вот-вот разворотит страну кровавой революцией.
Демшизик — существо несчастное. Он себя не нашел ни при той власти, ни при этой. Раньше он занимался трепом в курилках своего НИИ и плакался каждому встречному, что враги — сталинисты, антисемиты, бюрократы, возможны варианты — не дают ему продвинуться, защититься, получить пост, съездить за границу. Теперь он сидит дома, на скудном пособии по безработице (потому что НИИ при вожделенном капитализме сразу же закрыли, а ничего, кроме как протирать штаны и болтать, он не умеет), но по-прежнему во всех своих бедах он винит других. Главным образом «проклятых коммуняк», которые-де довели страну до полного развала. В лучшем случае, он остался инженером на заводе, преподавателем вуза с грошовой зарплатой и без всяких перспектив ее увеличения. Ничего хорошего ему новая власть не дала, более того, объективно он стал жить хуже. Если раньше он отдыхал в Сочи, то теперь — «отдыхает» на даче, если раньше платил за квартиру копейки, теперь — ползарплаты, если в советское время он выписывал пять толстых журналов, то теперь удовольствуется раз в неделю купленными в киоске «Известиями». Но, невзирая ни на что, он «двумя руками» за демократию, капитализм и неприкосновенность собственности олигархов, которые его и ограбили.
Таков общий социологический портрет демшизика. Появление человека такого типа предвидели своей художественной интуицией И. Ильф и Е. Петров. Ими был создан великолепный образ Васисуалия Лоханкина. Того самого Васисуалия Лоханкина, который, не окончив гимназии, живет исключительно интеллектуальной жизнью, размышляет на тему «Лоханкин и трагедия русского либерализма», «Лоханкин и его роль в русской революции», ругает власть и соседей, а заодно и жену, которая его кормит, а изъясняется нерифмованными ямбами.
То, что товарищ Лоханкин не окончил гимназии, есть факт его личной биографии. Другие лоханкины смогли и университетский диплом заиметь, и даже ученую степень. Они получили доступ в Интернет, некоторые даже научились толковать на темы экономики и политики. Но всех лоханкиных объединяет чувство собственной недооцененности. Все они считают себя достойными лучшей доли, все они причину своих неудач видят в других, Все они — мечтатели, высоко вознесенные в собственном воображении над серыми буднями. Отсюда — их патологическая озлобленность против тех, кто пытается спустить их с небес на землю, вернуть на почву реальности. Что плохого сделал я или С. Г. Кара-Мурза г-ну Ниткину? Абсолютно ничего. Но для него мы оба — личные враги, коих надо подвергнуть публичной казни на страницах Интернета. Г-н Ниткин ощущает себя защитником русского либерализма, героем, борющимся с врагом «на переднем крае», спасителем российской демократии. Так и кажется, что он сейчас затянет:
«Вы волки подлые, я всех вас презираю,
не слушаете умного меня,
мерзавцы, коммунисты, ретрограды,
вы волки подлые и старые притом».
Конечно, г-н Ниткин считает себя человеком вполне здоровым, он просто своего истинного состояния не осознает. На самом же деле ему нужен свежий воздух, специальное питание, солнечные ванны. То есть я хотел сказать — отход от догматизма, научение элементарным правилам дискуссии, серьезное самообразование. Но он предпочитает и дальше ходить в Интернет, например, на сайт «Интернет против телеэкрана» и долдонить про «коммуняк», «трепачей», «антисемитов», «очернителей», и про то, что «в 1991 году народ сверг коммунистов»: Да, перед нами очень запущенный случай. Демшиза — увы, сугубо советское явление, ибо тогдашняя система порождала не только героев войны, и передовиков производства (подробное теоретическое рассмотрение этого феномена смотри в моей статье «Антисоветская советская интеллигенция», опубликованной в журнале «Юность» в номере 12 за 2002 год). Ни в какой другой стране мира, демшизик не мог бы жить так вольготно. Работай он на западном предприятии или в западном вузе, с ним просто не продлили бы контракт за полной его непрактичностью и беспомощностью. В итоге он закончил бы дни под мостом, в компании клошаров. Советская же власть берегла его и лелеяла, платила ему деньги, давала дешевые профсоюзные путевки ему и его детям, лечила его в профилакториях и санаториях. А если он диссидентствовал, то создавала ему ореол мученика и славу борца. Так и получались Сергеи Адамовичи Ковалевы и Валерии Ильиничны Новодворские. Чего эти ореолы стоили, мы видим теперь — над Новодворской потешаются даже либеральные газеты, поскольку и ее единомышленникам очевидно, что перед ними — махровая демшиза. В современной политической системе ей сколько-нибудь значимого места, естественно, не нашлось, но демшизику все нипочем.
Опус Ниткина «Был ли Маркс марксистом?» не возьмется печатать ни один уважающий себя журнал, даже в качестве студенческого реферата он вряд ли будет иметь успех. А вот статьи С. Г. Кара-Мурзы печатает элитарный журнал «Вопросы философии», хотя руководство этого журнала настроено к лево-патриотической оппозиции, мягко говоря, недружелюбно.
В «Золотом теленке» есть такой эпизод. Васисуалий Лоханкин за размышлениями о судьбе русского либерализма и своей собственной судьбе, стал забывать о правилах поведения в коммуналке. После нескольких безрезультатных предупреждений бывший князь, трудящийся Востока гражданин Гигиенишвили приволок его на кухню, скинул с него порты и: высек Лоханкина розгами. Тот терпел и думал: а может, в этом и состоит сермяжная правда? ведь Галилей тоже страдал.
Г-н Ниткин начал нарушать правила приличия на форуме «Интернет против телеэкрана». Стал вести себя развязно, по-хамски. Я никак не оскорблял его лично. Более того, будучи интернационалистом, я никак не задевал и не мог задеть его чувства к еврейскому народу. Проявив выдержку и терпение, я в вежливой, корректной форме сделал ему предупреждение. Ниткин по-прежнему не понимает.
Что ж, пришлось использовать метод князя Гигиенишвили. Делал я это щадящим образом, поскольку знаю, как хрупко здоровье, особенно умственное, интеллигента-демшизика. Хотелось бы надеяться, что г-н Ниткин извлечет урок и станет более осмотрителен как в выборе выражений, так и в аргументации своей позиции.
