Все это выглядит не более утопично, чем проект аналогичных жертв и ломок с нашей стороны. Казалось бы наше стремление в Европу общеизвестно, но это скорее, перефразируя Станиславскго «любование собой в Европе, чем Европой в себе». Не только русские философы вот уже ни одно столетие ищут противоположную Европе «русскую идею», но и в обыденном сознании, россиянин не воспринимает себя как носителя европейской культуры и европейской миссии, как цивилизатора, в окружении варваров. Он не культивирует в себе это чувство и соответствующую идеологию. Мы часто видим гипертрофированное чванство у поляков, прибалтов, чехов. Где бы они не находились, дома, в Париже, а тем более в России, они всегда сосредоточены на несении миссии, на несении гордого звания Европейца. Их легко понять, маленькие народы желают быть частью чего-то большего. Русские — народ большой, и не испытывает подобных комплексов. Однако это не значит, что в духовном смысле он должен быть бездомным. Потому что в самодостаточном смысле понятия «русской культуры» не существует. Это понятие имеет такой же смысл как «итальянская культура», «французская» и проч. То есть указание специфического отличия, тогда как само понятие культуры уже с головой выдает принадлежность к Европе. Быть европейцем, это вообще значит, сознательно культивировать в себе культуру, причем это может быть и чисто русская культура.
Однако, чтобы не быть неправильно понятым, надо отдавать себе отчет, что Европа это не только и не столько «культура» сколько воля-к-власти с ее постоянной переоценкой всех ценностей (Ницше), абсолютная идея свободы и духа (Гегель), глобальное, планетарное господство науки и техники (Хайдеггер). Смешно видеть, когда наши ученые всерьез говорят о самостийности России и приводят этому научные доказательства. Уже их научное бытие находится в кричащем противоречии с их целями. Наука не «общечеловеческая ценность», а сугубо европейская. Точнее так, думать, что наука — общечеловеческая ценность — сугубо европейский подход. Однако эта последняя миссия Европы уже реализовывалась нами! Может быть наскоро, может быть по-ученически рьяно, но весь 20 век, русские показывали чудеса науки и техники! Распад России, блуждания вокруг идентификации, и уже упомянутая бездомность на самом деле свидетельствует об одном: Европа сама бездомна! Европа сама больше не несет никакой миссии! Все эти куцые попытки объединиться в Евросоюз, все эти до боли напоминающие 19 век завывания про европейские права и свободы, все это культивирование культуры в духе начала 20 века. Все это повторения пройденного, подражание себе.
Вот тут-то у России и появляется шанс получить европейское признание! Она должна стать лидером Европы, предложив сначала (политическое и иное сотрудничество будет много позже) новую миссию Европы. Вот за что Европа будет ей благодарна! Не заниматься поисками «русских идей», которые невозможны в силу самопротиворечия, а всерьез предложить миссию Европы. Требуй невозможного — получишь максимум! Ставь надцель — и добьешься цели!
Такая задача по плечу только философам и поэтам и собственно это исконное призвание философов. Не идеологов, которые придумывают идеологии, а философов, что в феноменологическом опыте дают новую интерпретацию бытия, новую «онтологию». Философы и поэты могут быть медиумами некой народной «практики», народного бытия. Пожалуй, нынешнее положение России, положение в котором она поставлена на грани бытия, положения в котором ей нечего больше терять и не спастись, подражая себе прошлой или кому-то со стороны, способствует тому, что ей ничего не остается сделать, как решиться на этот шаг. Возникнет ли в России некий уникальный порядок, который мог бы стать образцом, найдется ли поэт, чтоб его воспеть и мыслитель, чтоб его осмыслить? Ответ на этот вопрос аналогичен ответу на вопрос о спасении России.