Можно только сожалеть о том, что политически активная часть современного, российского общества, фактически расколотая на два враждебных лагеря, не только не стремится, но и, кажется, в принципе не способна к какому-либо конструктивному диалогу. Достаточно открыть две газеты противоположной направленности, например, «Московские новости» и «Завтра», или хотя бы побывать в компании, где случайно встретятся и скрестят «словесные шпаги» «коммунист» и «демократ», чтобы увидеть, что единственное, на что горазды наши политические противники — это выводить друг друга в самых черных и зловещих красках. При этом они имеют зачастую самое отдаленное представление об истинных взглядах друг друга. Так, «демократов» чрезвычайно изумляет, когда им сообщаешь, что нынешние коммунисты, придя к власти, вовсе не собираются все национализировать и избавиться от частного сектора в экономике и что Программа КПРФ предполагает многоукладную экономику и не отмену приватизации, а лишь пересмотр в судебном порядке тех приватизационных актов, которые были проведены с нарушением закона. Впрочем, чему же тут удивляться, если нашему доверчивому демократическому электорату, их «демократические» СМИ только и делали, что представляли умеренного Зюганова с его программой, напоминающей ленинский НЭП, как … ярого приверженца военного коммунизма и террора. С другой стороны, «коммунисты» тоже очень удивляются, когда им говоришь о том, что не нужно судить о либералах по самым «отмороженным» телеведущим и политиканам, подобные крикуны есть в любом лагере; а вот такой идеолог российского либерализма как, например, Е. Гайдар не называл и не называет русскую и российскую культуру отсталой и низшей по отношению к западной, он лишь говорит об отставании России от Запада в области экономики и правовых, демократических институтов (Е. Гайдар прямо пишет об этом в свой программной книге «Государство и эволюция»).
Это отсутствие нормального диалога, когда выслушиваются аргументы и определяются позиции, а не выплескиваются эмоции, приводит к тому, что каждая из сторон российского политического процесса начинает воспринимать противоположную, строго следуя ее саморекомендациям. Перефразируя известное выражение Маркса и Энгельса из «Немецкой идеологии», каждый полуграмотный рыночный торговец знает, что нельзя судить о человеке по тому, как этот человек сам себе рисуется в воображении, а наши политологи, имеющие по несколько вузовских и прочих дипломов, верят и «коммунистам», когда те искренне называют себя коммунистами, и «либералам», когда те не менее искренне именуют себя либералами.
2.
На деле же все гораздо сложнее. Достаточно почитать программные документы КПРФ, послушать выступления ее лидеров, прежде всего, Г. А. Зюганова, чтобы раз и навсегда уяснить для себя — эпитет «коммунистическая» в названии этой партии имеет, скорее, символический смысл: он указывает на сознательную связь нынешних «коммунистов» со строителями и защитниками Страны Советов, великой евразийской Империи под названием СССР. В то же время никакой непосредственной преемственности с теорией коммунизма в ее классическом виде, нынешние «коммунисты» не имеют и даже более того, во многом они этой теории противостоят (хотя и стремясь не заострять внимание на этом противостоянии). Современные российские «коммунисты» фактически отказались от деклараций о бесклассовом коммунистическом обществе, о мировой коммунистической революции, о роли пролетариата в ней и о демонтаже института государства как эксплуататорского. И даже совсем наоборот, они рассуждают о русской идее, о великой русской и российской культуре и цивилизации, о противостоянии России и Запада, о необходимости сильного государства, сильной армии, сильных спецслужб и, наконец, что совсем невероятно для классического коммуниста — о солидарности рабочих и «национально мыслящих» отечественных предпринимателей, то бишь буржуа! Мало кто обратил внимание, что в лозунгах последней избирательной компании Г. А. Зюганова вообще отсутствовало само упоминание о коммунизме, девиз был: «Россия! Родина! Народ!». Если взглянуть на ситуацию непредвзятым взглядом, становится очевидным, что перед нами вовсе не Коммунистическая партия в прямом смысле слова, а, скорее, Партия Советского Патриотизма, что ее взгляды довольно далеки и от программы классических, европейских коммунистов, и даже от идей русских революционеров начала ХХ века, скорее, они представляют собой особое развитие русской идеи с активизацией в ней моментов государственнического, державного социализма (хотя справедливости ради добавим, что истоки этой программы мы находим в статьях Ленина о социалистическом патриотизме и особенно в самой практике государственного строительства большевиков-ленинцев и сталинцев).
То же самое и современные российские «либералы». Разумеется, им очень импонирует, когда их называют демократами западного типа, поскольку сами они до умопомрачения любят все западное. Однако, достаточно и тут одного непредвзятого взгляда, чтобы понять, это такие же «западники» как и известный гоголевский «иностранец Василий Федоров». В самом деле, либерализм классического, западного типа может существовать только лишь на Западе, так как он представляет собой доктрину, уходящую своими корнями в особенности истории, культуры и психологии европейских народов. Да и странно было бы считать, что миллионы советских преподавателей-марксистов и чиновников-коммунистов — а именно они составили лагерь либералов — в одночасье вдруг пересмотрели все свои взгляды и, буквально на пустом месте выстроили новые взгляды, никак и ни в чем не связанные со старыми. Прежде всего, человеку для переосмысления взглядов, которыми жил не одно десятилетие, нужно немалое время и немалые усилия, и на это способны далеко не все, такой процесс идеологического «перекрещивания» никоим образом не может быть массовым. Если же он приобретает такой размах, что счет идет на миллионы, значит, скорее всего, отбрасываются некоторые внешние штампы, меняются на противоположные оценки, а само старое мировоззрение в основе своей остается незыблемым и даже более того, поскольку переосмысление идей произошло лишь в воображении, а не в реальности, старые догмы, будучи неосознаваемыми, приобретают еще большую вредоносность.
К сожалению, именно такова ситуация с идеологией российских «либералов», на самом деле она представляет собой своеобразное развитие того самого вульгарного, искаженного и догматизированного марксизма, который они во время оно преподавали и несли с разного рода трибун, и от которого потом всячески открещивались, при этом смешивая в одно и свое скудное понимание марксизма, и самого Маркса. Надо ли говорить, что этот «либерализм» или, назовем его своим именем «постистмат», не имеет прямого отношения ни к марксизму как таковому, ни даже к классическому западному либерализму (хотя и испытал некоторое, поверхностное влияние последнего).
Для примера обратимся к работе Е. Гайдара «Государство и эволюция», которая, как уже отмечалось является своего рода программой нашего «либерализма».
3.
При первом чтении сразу же смущает широкое использование Гайдаром марксистской фразеологии, характерное, кстати, для всех постсоветских либералов. Необходимо тут же оговориться, что язык ведь есть не просто некая сумма знаков, позволяющих нам общаться, язык — мировоззренческая сетка, которая набрасывается на реальность и заставляет видеть ее под тем или иным углом, даже если мы употребляем какие-либо термины в ироническом ключе. Например, если мы называем человека «предприниматель» или «деловой человек», «бизнесмен», то мы акцентируем внимание на таких его чертах как инициативность, активность, самостоятельность. Если же мы называем его «буржуа» или «капиталист», мы, сами того не замечая, вызываем целый веер других ассоциаций — «пролетариат», «прибавочная стоимость» и т.д., выстраивающих совсем другую картинку: несамостоятельный собственник, паразитирующий на чужом труде. Когда Е. Гайдар пишет в «Государстве и эволюции» о ситуации в России перед первой мировой войной: «Казалось, Россия, выиграв гонку со временем, обеспечила себе основы устойчивого капиталистического развития», то, очевидно, что он бессознательно использует схему исторического процесса, характерную для вульгарного, советского марксизма: «первобытный коммунизм — рабовладение — феодализм — капитализм», причем, обратим внимание, схему явно западоцентричную, так как тут в роли лидера оказывается именно Запад. Классический же либерализм исходит из другой концепции прогресса, которую можно выразить схемой: «дикость — варварство — цивилизация». Западный либерал никогда не скажет про Западную Европу или США — «капитализм», это для него чуждая, коммунистическая лексика, он скажет — «цивилизованные страны», не скажет про Афганистан — «феодализм», а скажет — «варварство». И это не одно и то же. Под варварством понимаются общества коллективистского, традиционного, авторитарного типа, а под «цивилизацией» — общества с развитыми демократическими институтами и частнособственническим рыночным хозяйством, при этом совсем необязательно «варварские» страны — экономически неразвитые или бедные, а «цивилизованные» — богатые и развитые (тогда как марксистская категория «капитализм» предполагает большую экономическую, индустриальную, техническую развитость, нежели при «феодализме»). Так, с точки зрения западного либерала послепетровская, романовская Российская Империя или Советский Союз были типичными «варварскими» государствами, однако, в индустриальном и военном отношении они были высокоразвитыми, и, наоборот, какая-нибудь марионеточная африканская «демократия» формально является «цивилизованной» страной, хотя там и три четверти населения голодает и на всю страну есть всего три крупных завода.
Следует обратить внимание и на то, что Е. Гайдар употребляет термины марксистского лексикона без тени иронии, это значит, он не понимает истинного источника своих взглядов.
4.
И ладно бы дело ограничилось одним словоупотреблением. Сама концепция Гайдара пронизана идеями вульгарного марксизма. Особенно это заметно по главе «Особый путь догоняющей цивилизации», где представлена «либеральная» интерпретация истории России. Смысл ее в том, что главной трагедией России была-де гипертрофия государства, что тормозило развитие гражданского общества. Причем, Гайдар осознает, что эта огромная роль государственного начала в России не беспричинна и вызвана не «недоцивилизованностью» русских, а вполне реальными внешними факторами — геополитическими угрозами и с Востока, и особенно с Запада. Но соглашаясь с этим, Гайдар заявляет, что наша цивилизация заплатила очень дорогую цену за свою военную безопасность — государство буквально «задавило» ростки частной инициативы, капитализма, того же гражданского общества. «Русская государственность … выковывалась в борьбе с татарщиной, в смутную эпоху, в иноземные нашествия. И она превратилась в самодовлеющее отвлеченное начало… Мощное государство … тяжелогруженной подводой проехало по структурам общества, остановило их развитие, нередко просто уничтожило» — пишет он. Причем, Егор Гайдар критикует средневековую русскую государственность даже не за ее жестокую внутреннюю политику, он справедливо признает, что и на Западе в это время вовсе не филантропы правили, а за его «восточный характер». «Дело не в личной свирепости Грозного — его современник Чезаре Борджиа или несколько раньше Ричард 3 ничуть не уступали ему по числу преступлений, но их государства не были похожи на восточные деспотии, а Московское царство все больше напоминало Османскую Империю Сулеймана Великолепного…». То есть по Гайдару вина русского царя Грозного состоит вовсе не в его «кровожадности» — и в самом деле, нельзя же подходить к деятелям прошедших эпох с мерками современной пацифистской морали, отражающей духовное состояние современного же человека — а в том, что он не ввел, например, «полноценную частную собственность на землю».
Далее, Гайдар, охарактеризовав в самых восторженных тонах развитие капитализма в России, в чем он, как видим, остался верным ленинцем, проводит мысль, что недолгая полоса обнадеживающего поворота на «общечеловеческий», то есть западный путь развития, прервалась с приходом к власти большевиков.
5.
Перед нами, между прочим, типичный пример того, как в сознании современного российского либерала, если он при этом человек не совсем уж глупый, обязательно здравый смысл борется с идеологической догмой. Действительно, даже если мы будем считать Запад и его социальные и экономические институты безупречно эффективными и наилучшими, то все равно нам придется признать, что для того, чтобы они возникли и утвердились нужны совершенно уникальные исторические и политические условия, которыми Запад располагал на заре Нового времени, и которых — увы! — лишены все остальные цивилизации, особенно в наше время. Речь идет об отсутствии прямой и сколько-нибудь серьезной внешней угрозы, и более того, об отсутствие рядом высокоразвитой, технической цивилизации, обладающей мощными видами вооружений, не имеющих аналогов у соседей, и большими геополитическими амбициями. Ведь процесс модернизации очень болезненный, он может сопровождаться разного рода социальными катаклизмами, растянутыми на столетия (сам Запад заплатил за переход к капитализму веками религиозных войн, революций, внутриевропейских междуусобиц и экономических кризисов). Итак, для того, чтобы установить у нас демократию западного образца и рыночную экономику, даже если это принципиально возможно сделать на специфической «российской почве», сам Запад должен нам дать некоторую «передышку», но Запад, при всей своих дружелюбных заверениях, чрезвычайно прагматичен на деле, и никакой «передышки» России не давал и, похоже, давать не намерен, в его намерения входит не распространение капитализма по всему миру, а лишь контроль над миром. В феврале 1917 произошла демократическая революция, затем — революция большевиков и гражданская война, которая была, по сути, войной двух проектов — русского, антизападного коммунизма и русского прозападного либерализма (в книгах С. Г. Кара-Мурзы «Советская цивилизация» и В.В. Кожинова «Россия. Век 20» прекрасно показано, что вопреки штампам советской пропаганды, в Белом движение было меньше всего монархистов и больше всего — демократов-западникев). Какую позицию занял при этом Запад? Военной помощи «белым» в обмен на территориальные уступки и открытие рынков после их победы. Легко догадаться, что победи в Гражданской войне Колчак, Деникин или Юденич России как самостоятельного государства не стало бы — дальний Восток отошел бы Японии, Азербайджан превратился бы в доминион Великобритании, север России достался бы американцам. (собственно, во время гражданской западные интервенты уже и заняли эти территории). Далее, в 90-е годы рухнул СССР. Казалось бы Западу и только и делать, что пестовать молодой российский капитализм, помогать ему морально и материально, отказаться от непомерных геополитических аппетитов, дабы не давать лишний козырь в руки российским антизападникам и реставраторам. Что же мы видим на деле? Ростки капитализации в России подавлены потоком второсортных товаров, хлынувших с Запада, крупные предприятия перекуплены западными концернами, войска НАТО пододвигаются к границам России, наконец, Америка самовольно выходит из договоров, ограничивающих ее темпы вооружения на фоне развала российского ядерного щита…
Честный и здравомыслящий либерал должен поневоле прийти к грустному, но вполне прагматичному выводу: что ж, ничего не поделаешь, пока что, то есть сегодня и в обозримом будущем, пока Запад остается единственной и чрезвычайно агрессивной сверхдержавой, выбор у нас небольшой — либо мы укрепляем в России государство и общинные ценности, что является надежным и испытанным средством в борьбе с внешней угрозой, мирясь со всеми вытекающими изъянами, либо мы получаем американского генерала в Кремле, при том что эта оккупационная администрация не будет заниматься никакой модернизацией, а исключительно сосредоточится на выкачивании ресурсов. Все же рассуждения о том, что государство при этом-де разрастается и усиливается до размеров, которые превышают необходимые для защиты цивилизации, о чем говорит Гайдар в своей книге, напоминают наивный детский лепет: откуда нам знать: какие размеры здесь оптимальны, ведь ошибка в меньшую сторону обойдется слишком дорого — цивилизационным и национальным крахом…
Однако, либерализм ведь — идеология, которая по природе своей со здравым смыслом конфликтует. И поэтому несмотря на все эти аргументы, которые Гайдару самому ясны и понятны, он все же брызжет полемической слюной в российское государство, упрекая всех нас в идолопоклоннической любви к власти, и призывает любыми средствами установить здесь вожделенные «капиталистические порядки». Прямо таки комсомольский задор прет из новообращенного антикоммуниста Е. Гайдара: сначала выполним задания партии (сегодня для Гайдара и сподвижников — это Республиканская Партия США), а там … посмотрим.
6.
Но перейдем к разговору по существу. Ведь естественно было бы предположить, что в разных цивилизационных и культурных условиях потребны и разные же социальные и политические институты, и если на Западе, может, и хорошо государство, ослабленное и подконтрольное «гражданскому обществу» (сиречь — буржуазии, потому что именно она, благодаря экономическому влиянию делает погоду в этом «обществе»), то для России это смерти подобно. Однако, Е. Гайдар и его сторонники всячески отмахиваются от таковых предположений, даже не утруждая себя какими-либо доказательствами. И это очень легко объяснить, ведь они выросли именно на вульгарном истмате, который исходил из «незыблемой» и потому не подлежащей обсуждению догмы о том, что всем народам рано или поздно предстоит пройти один и тот же путь — к капитализму и через пролетарскую революцию к коммунизму. Никакие ссылки на цивилизационое своеобразие не терпелись и не принимались и лишь маленьким, смущающим взор облачком на ясном западоцентричном небе вульгарного марксизма белело упоминание Маркса об «азиатском способе производства» (кстати, и в этом пункте отличие вульгарного истмата от аутентичного учения Маркса огромно, как показывает, С. Г. Кара-Мурза у позднего Маркса имеется даже зародыш цивилизационного подхода). Подчеркнем при этом снова, что даже ступени этого пути — от феодализма к капитализму — без всяких изменений позаимствованы Гайдаром и либералами у вульгарного марксизма. Только лишь его окончательный пункт подменен, на место коммунизма стал капитализм западного типа, и не случайно: вульгарный марксизм, будучи примитивным, антидиалектическим материализмом, знает лишь один критерий исторического прогресса — экономику и поскольку социалистическое общество, нацеленное на самообеспечение, а не на астрономический рост самых субъективных потребностей (иными словами являющееся обществом традиционным, а не потребительским), в этом смысле уступает капиталистическому, то социализм и рассматривается не как особый, восточный путь модернизации, комплиментарной традиции, а как откат от общего для всех пути, отбрасывание в «псевдомодернистский неофеодализм». Наконец, сама по себе ненависть к государству, пронизывающая всю данную работу Гайдара, ведь тоже «истматовского» происхождения, только человек, еще в вузе вдолбивший, что государство не более чем машина угнетения, может возмущаться большой ролью государства в русской истории и обзывать это патологией и государственническим нарциссизмом .
Итак, вывод неутешителен: оказывается парадокс современной идеологической ситуации в том, что «антикоммунисты» в большей мере подвержены догматам вульгарного марксизма, чем «коммунисты» и то обстоятельство, что это для них самих остается секретом лишь усугубляет дело.
7.
Но может быть, это, так сказать — «болезнь роста», и последующие поколения либералов, выросшие уже в условиях постсоветского общества, избавятся от этих довесков «вульгарного истамта»? Увы, но приходится в этом усомниться… Ведь либерализм они будут перенимать гайдаровский, в котором все негативные и одиозные черты истмата усилены вдесятеро, поскольку если истматчики советские, например, авторы учебников Келле и Ковальзон хоть на Марса с Энгельсом ссылались, то Гайдар и иже с ним ссылаются уже на окостеневшие «остатки» истмата без апелляции к классикам. И кроме того, нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что либерализм сам по себе — идеология вторичная, паразитическая. А. Ф. Лосев в своей книге о социальном учении Платона метко замечал, что либерализм всегда и везде жил на счет критики какого-либо авторитарного режима. Думается, это можно без труда объяснить: ведь крауегольное понятие либерализма — понятие свободы индивида, причем, под свободой здесь имеется в виду простое отрицание всяческих запретов, то есть свобода здесь — сугубо отрицательная, а не положительная. Иными словами, либерализм, по своему мировоззренческому содержанию есть не что иное как нигилизм. Вследствие отсутствия собственных однозначно позитивных ценностей, он и паразитирует за счет критики своих оппонентов. Возьмем к примеру, нынешнюю российскую партию СПС. С чего они, спрашивается, объявляют себя «правыми»? Ведь во всем мире правые — это сторонники сильного государства, выступающие за определенное ограничение прав и свобод индивидуальных ради мощи и процветания государства (например, Буш и республиканцы классические буржуазные правые, но оттого они и ведут войны по всему миру, и талдычат о патриотизме, а не выступают с пацифистскими лозунгами, и не чернят свою историю, даже если в ней было и рабство). Хороши же были бы на Западе «правые», утверждающие, что государство — только лишь «ночной сторож», как, помнится, говаривали наши эспээсники. А разгадка проста: СПС являются правыми по отношению к еще более левым движениям, которые и вовсе отрицают принципиальную, долгосрочную надобность и ценность государства, то есть по отношению к коммунистам в классическом, европейском смысле (а именно так наши либералы и мыслят себе «истинный коммунизм», всячески отмахиваясь от «русского коммунизма» как от некоего непонятного для них кентавра). Выходит, что точкой отсчета даже для политической самоидентификации наших либералов являются коммунисты… Собственно, и суть современного российского либерализма есть бессознательное воспроизведение урезанных истматовских догм и внешний, крикливый антикоммунизм. С этим «оружием» они и разламывают уже второе десятилетие советскую цивилизацию, и тем самым, как мы это уже увидели, рубят сук, на котором сами сидят… Ведь окончательный крах советской цивилизации означает и исчезновение антисоветчиков-либералов, ее специфических порождений, ее ублюдков (в первоначальном значении этого русского слова)…
