С точки зрения властей сегодняшней Российской Федерации в нашей стране не существует господствующей идеологии. В доказательство этого ссылаются на тот факт, что нынешнее российское государство не готовит кадры «идеологических работников» для армии, школ вузов, предприятий, не осуществляет посредством этого института освещения «под нужным углом» политики правительства и вообще руководства страны, наконец, не ставит в привилегированное положение какую-либо из политических партий и не осуществляет политической цензуры над СМИ. Не будем при этом говорить о том, что на самом деле это, мягко говоря, натяжка: цензура СМИ, а также сообществ ученых, художников, писателей производится с не меньшим, а, может, и большим успехом, только теперь не открытыми, авторитарными методами, а скрытыми, финансовыми и писатель или ученый, не выгодный истеблишменту, никогда не получит грантов, премий, субсидий, короче, средств, необходимых для продолжения работы, а сама его работа будет замалчиваться; далее, в современных вузах и школах производиться не меньшая, а, может, и большая пропагандистская накачка, только теперь вместо штампов о классовой борьбе, загнивании капитализма и т.п. мы слышим, причем, зачастую от тех же самых учителей и преподавателей диаметрально противоположные штампы — о прекрасной жизни цивилизованных стран, о бесконфликтном открытом обществе и т.д. Наконец, единственная и все и вся определяющая политическая партия сохранилась, но сегодня она разделилась на несколько, якобы жестоко конкурирующих друг с другом партиек — вроде СПС, «Яблока», «Единой России», видимо, ради того, чтобы обыватель поверил в миф о благословенном плюрализме, когда же политическая ситуация становится для режима неблагоприятной все эти «непримиримые друзья» прекрасно объединяются и выступают одним фронтом, например, против коммунистов.
Однако, об этом было уже сказано немало, мы обратим внимание на другое. Симптоматично, что под идеологией сегодняшние «власть имущие», а также озвучивающая их позиции пресса понимают исключительно концептуализированную совокупность идей, которые при помощи массовых и организованных государством мероприятий открыто внушаются жителям страны. Действительно, такой открыто заявленной и открыто пропагандируемой системы идей у нынешней власти нет. Но — спешу разочаровать апологетов российского либерализма — она и не является идеологией в строгом, научном смысле этого слова. Итак, ответ на вопрос: «есть ли у современной России идеология?» может быть получен только после того, как мы ответим на другой вопрос: что же такое идеология вообще?
2.
Классическое философское определение идеологии, восходит к Карлу Марксу, который и в области теории идеологии, также как и во многих других областях — политэкономии, философии истории был мыслителем, совершившим подлинную революцию. Причем, это марксово определение легло в основу практически всех современных концепций идеологии, зачастую, имеющих к марксизму косвенное отношение — «социология знания» Карла Манхейма или совершено противостоящих марксизму — концепция «конца идеологии» Карла Поппера. Таким образом, значимость марксова определения не зависит от того, являемся ли мы марксистами и разделяем ли материализма (скажем, А. Ф. Лосев успешно применял марксистский метод для анализа античного общества, именно как метод, оставаясь при этом в философии христианским неоплатоником).
Маркс отталкивается от той элементарной истины, что каждый человек является существом историческим, то есть тысячами нитей связан с окружающим общественным бытием, в своих словах, действиях, мечтах и планах, он воспроизводит имеющиеся в этом бытии отношения, ценности и т.д. Если человек сам этого не понимает и не учитывает, то есть не видит, что высказываемые им идеи ограничены теми условиями, в которых они возникли, то мы тут мы и можем говорить об идеологии. Итак, человек идеологический думает, что правильно объясняет происходящие события, исходя из своих воззрений, на деле же наоборот — его воззрения нужно объяснять из происходящих событий, из способа его социального бытия, из праксиса. Его сознание подобно перевернутой картинке в камере-обскуре, оно отражает действительно существующие вещи, но отражает неверно, предвзято. Идеология есть ложное сознание. Следует подчеркнуть, именно ложное, а не лживое сознание, гомо идеологикус не знает, что он исповедует идеологию, напротив, он убежден, что высказывает самые что ни на есть абсолютные, вечные истины. Именно поэтому продуманная доктрина, которую человек сознательно использует для достижения известной, например, политической цели не есть еще идеология как таковая и сознательное выражение интересов какой-либо социальной группы тоже не есть идеология..
Для иллюстрации уместно привести пример таковой, который имеется у самого Маркса в «Немецкой идеологии». В некоей стране долгое время за господство явно или неявно борются три политические силы, скажем, королевская власть, аристократия и буржуазия, то есть само господство разделено. Интеллектуал-либерал, живущий в этой стране рассуждает о том, что везде и всегда, если только государство хочет быть «нормальным», ветви власти должны быть независимыми; на самом деле, это иллюзорное, идеологическое отражение положения дел в обществе, в котором он живет, но сам интеллектуал, не понимая истинного источника своей идеологии, принимает это за «вечный закон».
Тут мы подошли к не менее важной категории — господствующая идеология. Так называется система представлений, которые отражают ценности и отношения господствующей в обществе социальной группы, но которая формулируется и внедряется в общественное сознание не самой этой группой, занимающейся не производством идей, а реальным производством, а профессиональными интеллектуалами — интеллигенцией. Причем, эта интеллигенция будет связана с социальной базой проповедываемой ей идеологии, например, с буржуазией, не напрямую, а сложным, противоречивым, диалектическим образом; то есть дело обстоит не так, что буржуазия дает социальный заказ, а интеллигенция начинает ей сознательно служить — иначе это не было бы ложным сознанием, самообманом — а так что «разлитые в воздухе» специфически буржуазные ценности интеллигенция начинает принимать за абсолютные.
К сожалению, современные российские критики либеральной демократии, даже из среды марксистов, не обращают внимание на это обстоятельство, являющееся краеугольным камнем и марксовой, и сегодняшней теории идеологии, и тем самым практически идут на поводу у либеральных идеологов, вступая с ними в сугубо теоретические споры и при этом молчаливо и незаметно для себя принимая мировоззренческие «аксиомы либерализма» — о свободе индивидуума, об обществе как простой сумме индивидуумов и т.д. А в действительности требуется иное — споря с либералами, вскрывать неаксиоматичность этих «аксиом», их социальную, относительную и вполне преодолимую природу. Мы сможем пошатнуть либерализм лишь тогда, когда покажем тем из наших оппонентов, кто еще способен к критическому мышлению, что они — пленники ложного сознания, идеологии, мифа. Это и будет первым шагом по пути избавления от данной идеологии: именно первым шагом, а не полной победой, потому что победа над идеологией невозможна в области чистой теории и чистой критики, она предполагает практическое изменение общества.
3.
Итак, ответ на первый вопрос, поставленный в начале статьи, мы получили. Очевидно, в современной РФ имеется господствующая идеология — это идеология либерализма, свободного рынка, прав человека, короче, весь набор официозных штампов, которые несутся с экранов телевизоров, со страниц демгазет, с трибун высоких чиновников. Либерализм является идеологией по той же причине, по какой такова любая другая теория, провозглашающая универсальные, пригодные для всех времен и народов, абсолютные политические ценности и таким образом, не учитывающая динамизм и внутренние связи человеческого общества, связь мышления с практикой в конкретных ее исторических формах. Вера либералов в «естественность» стремления к наживе, конкурентной борьбы и тому подобных буржуазных «добродетелей» того же порядка, что и заявления Аристотеля о том, что раб не человек, а говорящее орудие труда: для человека мира рабовладения кажется нормальным отношение к другому как к вещи, для человека мира капитализма кажется естественным ставить во главу угла материальный успех. А что до того факта, что сами носители и проповедники либерализма не считают его идеологией и объявляют о «тотальной деидеологизации российского общества», то он вполне понятен и объясняется самой природой идеологии как ложного сознания. Но мы также выяснили, что нельзя понять сущность нашего либерализма, не выяснив его социальной базы, и именно этим мы сейчас и займемся.
Обычно говорят, что таковой является городская, и особенно, столичная интеллигенция либеральной направленности. Но уже сама эта формулировка, содержащая в себе тавтологию, свидетельствует об очевидной поверхностности такого взгляда. Городская интеллигенция — это создательница и выразительница либеральной идеологии, она не может одновременно быть и социальной базой либерализма по той простой причине, что тогда она представляла бы интересы … лишь самой себя, а представитель не может быть тождественнен представляемому, актер, который в театре представляет Гамлета, не есть Гамлет. К тому же, как мы уже отмечали, идеология уходит своими корнями в социальное, общественное бытие, и детерминируется этим общественным бытием со всеми его специфичными отношениями при производстве реальной жизни. А интеллигенция производит не реальную жизнь, а идеологию, то есть ложное сознание и осознание этой жизни, либо, в лучшем случае, занимается критикой идеологии.
Итак, интеллигенция как слой идеологов выражает своим идеологизированием интересы какой-либо внешней по отношению к ней, хотя и связанной с ней социальной группы (в этом и состоит основная социальная функция интеллигенции — не путать интеллигенцию с узкими специалистами — интеллектуалами! — без этой функции интеллигенция не нужна, скажем, если бы класс буржуа мог сам идеологически формулировать свои интересы, он бы не нуждался в буржуазной интеллигенции). Но сама интеллигенция об этом даже не догадывается и вполне искренне считает, что выражает лишь свое мировидение, мысли, предложения — напомним, что в этом и состоит феномен ложного сознания. Более того, интеллигенция не менее искренне может даже обрушивать гневные филиппики на головы представителей социальной группы, которая объективно является базой идеологии, проповедуемой интеллигентами, при этом, однако, данная критика будет бессознательно проводиться в системе ценностей именно этой социальной группы (тот же буржуазный интеллигент — «левак» может критиковать буржуазию, но критика эта будет с позиций буржуазного же мировоззрения — прежде всего, идей крайнего индивидуализма).
Но в таком случае, может быть, новоявленная буржуазия является социальной базой российского либерализма, созданного и популяризируемого нашей интеллигенцией? В самом деле, эта точка зрения является распространенной среди самих либералов, они даже любят представить себя этакими последовательными защитниками «малого» и «среднего» бизнеса, что в их глазах делает их «настоящими либералами», похожими на западных (разумеется, представления о Западе при этом почерпнуты либералами — вчерашними вульгарными марксистами из учебников по истмату). В
Для того, чтобы, наконец, ответить на вопрос о социальной базе российского либерализма, требуется ответить на другой сакраментальный вопрос, лежащий в основе римского права: кому это выгодно? Действительно, кому была выгодна перестройка, распухание госаппарата, развал СССР, приватизация собственности, открытие границ, короче — либеральная контрреволюция, и — самое главное — кто ее произвел? Очевидно, что вовсе не народу, он в массе своей в результате перемен стал жить только хуже, утеряв твердый, хотя и средний достаток и множество социальных льгот и гарантий, имевшихся при Советской власти (а грядущая реформа ЖКХ и энергосистемы, похоже, довершат его обнищание и оставят людей, буквально, без света, тепла и жилья). Очевидно, что и интеллигенция, если не считать той ее части, которая пошла в открытое услужение власти, тоже больше потеряла, чем приобрела, правда, она получила возможность говорить о чем угодно, но много ли стоит свобода слова, в обществе, где слово не ценится и не замечается вследствие обилия слов; к тому же необходимость «выживать», работать в двух-трех местах, дабы хотя бы «сводить концы с концами», сводит на нет и это «завоевание капитализма». Наконец, ни народ, ни интеллигенция не начинали перестройку, не объявляли гласность и ускорение, не распускали СССР, не устраивали приватизации госсобствености (роль диссидентской интеллигенции в подготовке всего этого, сегодня непомерно раздуваемая, на деле, была ничтожна; эта интеллигенция была малочисленна, разобщена, вполне управляема спецслужбами и вдобавок к этому по природе своей неспособна к положительной политической деятельности, требующей не критицизма и демагогии, а воли). Все это сделала верхушка партии и государства, открыто предавшая те идеалы, в верности которым клялась, и за сомнение в которых строго наказывала, причиной же этого стало также не особо скрываемое их желание жить по западным мас-культурным стандартам и заполучить не только политическую, но и экономическую власть, то есть собственность.
Итак, именно им — номенклатуре и чиновничеству была выгодна либеральная конрреволюция, и именно они ее произвели. А как говорит известная пословица «кто платит, тот и заказывает музыку», то есть переродившейся партноменклатуре была выгодна контрреволюция, а либеральная интеллигенция теоретически и пропагандистски обосновала перед народом ее неизбежность и даже, так что когда наступил час Х и номенклатура свои волевым решением обрушила СССР и мы все проснулись в «самостийной Россиянии», почти что никому в голову не пришло встать на защиту СССР.
Хочу снова повторить во избежании недоразумений: естественно, интеллигенция делала это искренне, считая, что занимается «научной», «экономической», «политологической» критикой советского проекта и не видя идеологической подоплеки свой критики (откровенных конъюнктурщиков мы в расчет не берем, именно потому что ими движет неприкрытый цинизм и корысть, их «теориям» никто и не верит). Более того, многие современные либералы будут оскорблены в лучших чувствах, если им сказать, что объективно они со всеми своими «идеями» выражают интересы новых «государственных капиталистов» — бюрократии, получившей в результате обрушения СССР госсобственость в частное владение. Многие из либералов — например, Явлинский со товарищи, называют себя, наоборот, борцами с «бюрократическим капитализмом» и за «чистый капитализм», «как на Западе» (им и в голову не приходит, что «капитализм западного типа» или же капитализм как таковой и возможен только на Западе, поскольку связан с тамошними социо-культурными условиями). Однако, как только возникает реальная опасность — например, возрастает влияние коммунистов, оказывается, что «раскритикованный» «госкапитализм», оказывается, в
4.
Одна из них, которую можно назвать фундаментальной, звучит следующим образом: «Америка и страны Запада — цивилизованные и культурные, а остальные — отсталые и варварские». С позиций логики и здравого смысла она выглядит диковато: почему, к примеру, Ирак или Индию, которые обладают более чем двухтысячелетней культурой, мы должны называть некультурными и нецивилизованными, а Соединенные Штаты Америки, которые были созданы два с небольшим столетия назад, и по числу выдающихся деятелей культуры — писателей, поэтов, художников мирового масштаба уступают не то что Ираку с Индией — Узбекистану, считать цивилизованной и культурной страной. Пытаясь ответить на этот сакраментальный вопрос, любой наш либерал, как показывает опыт, выбалтывает самую суть своего мировоззрения, он говорит, как правило, примерно следующее: только та страна может называться цивилизованной, которая может обеспечить достойную жизнь большинству своих граждан. При этом под достойной жизнью молчаливо понимается, естественно, сугубо материальное процветание, поскольку, как вы сами знаете, ни США, ни даже современная Европа не может похвастаться значительными достижениями в области духовной культуры (так, по статистике около четверти населения современной «просвещенной» Северной Америки не умеют читать и писать). Надо ли добавлять, что либерал здесь руководствуется вовсе не рациональным убеждением — где тот логический аршин, который покажет что куриные окорочка и «Кока-кола» выше и лучше творчества Рабиндраната Тагора или Борхеса? — нет, это иррациональный тезис и соответствует он опять таки социальному бытию нашего чинуши и бюрократа. Вряд ли требуется доказывать, что последний в наибольшей степени уважает лишь тех, «преуспел в жизни», разумеется, по его, чиновничьим меркам, то есть обзавелся должностью, квартирой в столице, капитальцем, ему чиновник и подольстит — не только из подлости душевной, но из своеобразного, хотя и все равно подленького, уважения. Короче говоря, наш либерал смотрит в рот Америке, оправдывает все ее мерзости и не скупится на похвалы в ее адрес и на проклятия в адрес того, кого она сегодня считает своим врагом, по той же причине, по какой какой-нибудь зав. отделом горисполкома Иван Иванович подхихикивает несмешным шуткам главы областной администрации Ивана Никифоровича и в глаза восхищается его несуществующими интеллектуальными талантами, а за глаза — его реальными пронырливостью и успешностью.
Другая идеологема касается «нормальных стран» и «имперских амбиций». «России нужно избавляться от имперских ценностей и начать жить как все остальные нормальные страны» — заклинания подобного рода полны разного рода демократические издания. Причем, мы также имеем тут дело с разговором на особом политическом языке, понятном бессознательно представителям данного дискурса. Для представителей же любого другого дискурса кажется странным и нелогичным: почему, к примеру, Российскую Федерацию наши либералы обвиняют в имперских амбициях за контртеррористическую операцию в Чечне, когда она лишь защищает целостность своей собственной территории, а Соединенные Штаты Америки считают «нормальным» государством, ведущим «цивилизованную», неимперскую политику, даже если они развязывают войны на территории других государств.
Все дело в том, какие страны называть «нормальными», а какие — обладающие «имперскими амбициями». Для либерала «нормальными» являются страны, которые, по поговорке одного английского политика, не имеют друзей, а имеют интересы, которые стремятся к наживе любой ценой, которые начинают войны за энергетические ресурсы и рынки сбыта, а рассуждения о высоких целях — например, правах человека настолько при этом «шиты белыми нитками», что ясно: даже те, кто их произносит, воспринимает это не более как необходимость прикрыться «фиговым листком приличий». Короче, нормальными либерал считает те страны, которые в своей политике ведут себя точно также, как наш чиновник — циник и карьерист ведет себя в жизни: он ведь тоже любит поморализировать, но никогда не воспринимает это всерьез, он тоже — умелец плести интриги даже против тех, кого называет друзьями; он, наконец, тоже свое счастье видит в материальном преуспеянии и безграничной власти перед другими. Напротив, странами с имперскими амбициями либерал называет страны, которые ставят превыше корысти какую-либо идею и не так, как это делают «нормальные страны», ради приличий, особо при этом не скрывая корыстных намерений, как США, а всерьез — как Куба, КНДР, Иран или СССР. Итак, либерал испытывает по отношению к странам с «имперскими амбициями» ненависть точно по той же причине, по какой чиновник ненавидит людей с «невыветрившемся романтизмом», «благими идеями». Он не верит во все это — в его социальном чулане, который он гордо именует «эшелонами власти», таких диковин не водится, он смущен тем, что человек, произнесший эти слова, не прикрывает ими свою корысть а говорит искренне, и, главное, действует в соответствие со сказанным. Чиновник в конечном итоге приходит к выводу, что перед ним — наивный дурень, который вместе с тем очень опасен, ведь его поступки для чиновника неясны и непредсказуемы.
На самом же деле его разделение на «нормальные» страны и страны с «имперскими амбициями» не выдерживает критики: ведь считать, что и человек, и государство прежде всего руководствуются стремлением к наживе — значит, тоже исповедовать идею, а именно — либеральную, просто, как мы уже говорили, человек, находящийся в плену идеологии, никогда это не осознает и считает постулаты своей идеологии естественными и самоочевидными.
Того же происхождения и другая тенденция наших либералов — все и вся подвергать сомнению. Наши демократические СМИ, кажется, состязаются: кто кого перещеголяет в «опровержении стереотипов». Причем, стереотипами и заблуждениями объявляется все, что мы учили в школе и даже что является естественным с точки зрения обычного здравого смысла: и Зоя Космодемьянская, по их россказням, не была героем войны, генерал Власов не был предателем Родины, некоторые даже договорились до того, что историю человечества сократили до нескольких столетий, а всю античную культуру объявили фальсификацией (естественно, имеется в виду так называемая «новая хронология» Фоменко). Объяснять это причинами только политической конъюнктуры вряд ли правомерно: те, кто делает подлые передачи о Космодемьянской, безусловно, совершают свой подлый и хорошо оплаченный труд, но вот как другие в это верят? Кроме того, в случае с «новой хронологией», например, мы вообще имеем, во всяком случае, внешне аполитичное предприятие.
Думается, что истоки такой склонности современного либерального сознания к неверию в очевидное — опять таки в социальном бытии обуржуазившегося чиновничества, либерал с легкостью готов признать, что его долгие десятилетия обманывали — газеты, учебники, учителя, по той же причине, по той же причине, по какой чиновник никому не верит: любой «друг», с которым он ведет сегодня премилые беседы, завтра «подсидит» его, чтобы получить должность.
5.
Все сказанное, разумеется, следует рассматривать именно как критические заметки. Серьезное исследование современной либеральной российской идеологии во всех ее многообразных проявлениях выходит за рамки статьи и, вероятно, по силам только коллективам ученых, ведь при этом придется не только досконально изучить и связать воедино все бытующие сейчас либеральные идеологемы, но и исследовать современное российское общество, что пока представляет «белое пятно», и либералы, и — увы! — их оппоненты из стана оппозиции трактуют его крайне идеологически искаженно (так постсоветское общество привычно называют капитализмом и механически переносят на него марксов анализ западного капитализма 19 века, пожалуй, лишь С. Г. Кара-Мурза отметил, что это совершенно неправомерно — капитализм основан на капитале, получающемся в результате присвоения прибавочной стоимости, а для этого нужно работающее производство; современный российский «капитализм» имеет, напротив, чисто спекулятивный, а то и грабительский характер).
А в то время как мы путаемся в терминах разного рода идеологем, так и не зная общества, в котором живем, бюрократия разрастается — по сравнению с советскими временами госаппарат вырос на несколько порядков, в каждой области теперь есть свой «губернатор» со своей администрацией, на фоне обвального падения производства этот рост благоденствующего паразитического слоя грозит общенациональной катастрофой, а с расползанием бюрократии увеличивается и социальная база либерализма.
Что ж, дело интеллектуалов-патриотов — разоблачение либеральных идеологем, это первый шаг к победе над либерализмом как социальным и политическим феноменом и шаг немаловажный. Предательский и прогнивший российский «демократический» режим держится не столько силой штыков, так как никто даже из его верных слуг рисковать своей жизнью ради проворовавшихся господ «власть имущих» как таковых не будет, сколько идеологическим гипнозом большой части населения.
