Накопились длинные временные ряды наблюдений в условиях быстрых глубоких изменений, началась «уборка урожая» – теоретическая обработка коллекций. Здесь дадим обзор изучения общественного мнения о приватизации промышленности, проведенной в 1992-1995 гг. Это изучение специально вели несколько групп ученых, кроме того, многие авторы касались проблемы вскользь, как частного аспекта других тем, но при этом тоже делали ценный вклад в общий массив информации.
В исследовании 2005-2006 гг., самом основательном в последнем десятилетии, так определяется статус приватизации как социального факта: «Самым существенным моментом в экономических, а стало быть, и в социальных, преобразованиях в России в последние пятнадцать лет явилось кардинальное изменение роли частной собственности в жизнедеятельности российского социума. Именно ее утверждение в качестве базовой формы собственности означало переход от одной общественно-экономической формации (так называемый «развитый социализм») к другой (олигархический капитализм)… Очевидно, что главным инструментом [реформаторов] и в 1990-е годы, и в настоящее время является приватизация. Именно на ее основе была осуществлена небольшой группой номенклатурных чиновников экспроприация собственности государства и денежных средств населения» [1].
Исследование проведено методом опроса выборки 2800 человек из более чем пятидесяти населенных пунктов городского и сельского типа в основных географических и социально-экономических зонах страны, вместе с опросом 700 компетентных экспертов.
Вначале приведем фактическую справку и некоторые оценки специалистов.
Не составляет секрета, что выбор разрушительной для хозяйства России доктрины реформ преследовал политические цели. Главной целью были демонтаж советской политической системы, ликвидация Варшавского блока и самого СССР. В 2010 г. в прессу было передан ролик интервью с А. Чубайсом 2001 года. Зачем-то было надо. Там он так говорил про ваучерную приватизацию, организатором которой считается:
«Мы занимались не сбором денег, а уничтожением коммунизма. Это разные задачи, с разной ценой… Мы знали, что каждый проданный завод — это гвоздь в крышку гроба коммунизма. Дорого ли, дёшево, бесплатно, с приплатой — двадцатый вопрос, двадцатый. А первый вопрос один: каждый появившийся частный собственник в России — это необратимость. Это необратимость… Приватизация в России до 97 года вообще не была экономическим процессом… Она решала главную задачу — остановить коммунизм. Эту задачу мы решили. Мы решили её полностью» [20].
Примерно так же он представлял цели залоговых аукционов 1995-1996 гг.: «Моя позиция вообще такая неэкономическая. Я до сих пор считаю, что залоговые аукционы создали политическую базу для необратимого разгрома коммунистов на выборах в 1996 году. Это же были настоящие «командные высоты», крупнейшие предприятия страны с «красными директорами» во главе. И этого одного достаточно, чтобы считать их позитивным явлением… И ты поэтому должен согласиться, что результаты выборов появились в значительной степени благодаря залоговым аукционам» [22].
[Е. Ясин излагает смысл залоговых аукционов так: «Ельцин нарушил тогдашнюю конституцию, то есть прибег к государственному перевороту. Это позволило удержать курс на реформы… Единственным социальным слоем, готовым тогда поддержать Ельцина, был крупный бизнес. За свои услуги он хотел получить лакомые куски государственной собственности. Кроме того, они хотели прямо влиять на политику. Так появились олигархи» [24].]
В этом плане интервью Чубайса никакой новости не открыло: реформаторы и не ждали от их реформы каких-то положительных экономических результатов, они проводили большую военную операцию против СССР, не считаясь с потерями, которые несла экономика и население. Задолго до Чубайса об этом писала западная пресса. Газета «Файнейшнл Таймс» 16 апpеля 1991 г. писала: «Западные пpавительства и финансовые институты, такие как Междунаpодный валютный фонд и Всемиpный банк, поощpяли восточноевpопейские пpавительства к pаспpодаже госудаpственных активов, что было пpизвано послужить сpедством пpивлечения западных инвестиций, создания pыночной экономики и pазpушения оплота в лице госудаpственной бюpокpатии. Со своей стоpоны, пpавительства pассматpивали пpиватизацию как сpедство pазpушения базы политической и экономической власти коммунистов» [23].
Давая 6 апpеля 1991 г. обзоp амеpиканской печати о ходе пpиватизации в Восточной Евpопе, газета «Тайм» пpизнает: «Поскольку пpиватизация считается болезненным, а поpой и сомнительным пpоцессом, такие западные финансовые учpеждения, как Всемиpный банк, Междунаpодный валютный фонд и новый Евpопейский банк pеконстpукции и pазвития, должны оказать помощь, чтобы она пpошла успешно. Пpофессоp Сакс говоpит: “Нам на Западе пpидется подкупать и уговаpивать эти пpавительства идти впеpед”».
Однако в искренность Чубайса мало верится – в интервью он представляет приватизацию как благородное дело борьбы с «империей зла». Но невозможно скрыть две другие стороны дела:
– приватизация была невиданным по масштабам присвоением национального достояния небольшой прослойкой «своих», кадров новой власти, повязанных этой дележкой;
– приватизация привела к избыточным разрушениям народного хозяйства и общества, каких не требовалось для решения политической задачи; она привела к такому глубокому регрессу Россия, что объективно оценивается как большая операция в «войне наций» (или даже цивилизаций).
От рассмотрения этих сторон приватизации Чубайс и старается отвести своим «сенсационным» признанием.
Что касается криминального раздела национального достояния России, спора и не возникает, все ясно. Нобелевский лауреат Дж. Стиглиц говорит о приватизации самых рентабельных предприятий через залоговые аукционы так: «Частные банки оказались собственниками этих предприятий путем операции, которая может рассматриваться как фиктивная продажа (хотя правительство осуществляло ее в замаскированном виде “аукционов”); в итоге несколько олигархов мгновенно стали миллиардерами. Эта приватизация была политически незаконной. И тот факт, что они не имели законных прав собственности, заставлял олигархов еще более поспешно выводить свои фонды за пределы страны, чтобы успеть до того, как придет к власти новое правительство, которое может попытаться оспорить приватизацию или подорвать их позиции» [25].
«Подкупить и уговорить» новую власть России Западу не составило труда – тут власть утоляла свою нутряную ненависть к СССР и заодно получала куш в размере триллионов долларов. Поэтому в 1991 г. Верховный Совет СССР, а затем и Верховный Совет РСФСР приняли законы о приватизации промышленных предприятий, а в 1992-1993 гг. эта массовая приватизации была проведена – так торопливо, что даже и закон игнорировали.
Эта приватизация является самой крупной в истории человечества акцией по экспроприации – изъятию собственности у одного социального субъекта и передаче ее другому. При этом никакого общественного диалога не было, власть и не спрашивала согласия собственника на приватизацию. По своим масштабам и последствиям она не идет ни в какое сравнение с другой известной нам экспроприацией – национализацией промышленности в 1918 г. Тогда много крупнейших заводов и раньше были государственными (казенными), а большая часть промышленного капитала в России принадлежала иностранным фирмам. Поэтому национализация непосредственно коснулась очень небольшой части буржуазии, которая к тому же была в России очень немногочисленной.
Совершенно иной характер носила экспроприация промышленности в 90-е годы ХХ века. Теперь небольшой группе «частных собственников» была передана огромная промышленность, которая изначально была практически вся построена как единая государственная система. Это был производственный организм совершенно нового типа, не известного прежде. Он был важным основанием российской цивилизации индустриальной эпохи ХХ века.
Советское хозяйство, на 90% построенное уже после войны, к 1990 году представляло собой специфическую систему, созданную как единый сросшийся с государством организм. Аналогии с западным или дореволюционным российским хозяйством познавательной ценности тут не имеют, нечего на них и ссылаться. Никаких теоретических разработок переделки такого хозяйство в рыночную экономику западного типа у реформаторов не было. Их доктрина не имела никаких разумных оснований, кроме стремления «уничтожить коммунизм» и при этом нагреть руки.
Приватизации подверглись не те предприятия, которые были национализированы в 1918-1920 гг. Те, что сохранились после 7 лет войны (1914-1921 гг.) и были национализированы, производили 0,17% от объема производства промышленности СССР 1990 года. После 1991 г. была приватизирована промышленность, полностью созданная советским народом – в основном, поколениями, родившимися после 1920 года. Большого числа отраслей не существовало в 1913 году. Многие под идеологическим давлением перестройки и реформы это как будто забыли.
Приватизация ни в малейшей степени не была «возвращением предприятий, национализированных советской властью, их законным хозяевам». Приватизация – это изъятие промышленных предприятий у народа, который их построил и содержал, вкладывая в них свой неоплаченный труд и ограничивая себя даже в скудном потреблении – чтобы оставить потомкам сильную и независимую страну. Так тогда понимали это дело те, кто строил заводы и на них работал.
В экономическом, технологическом и социальном отношении расчленение промышленной системы России означало катастрофу, размеров и окончательных результатов которой мы и сейчас еще не можем полностью осознать. Система пока что сохраняет, в искалеченном виде, многие свои черты. Но уже сейчас зафиксировано в мировой науке: в России приватизация привела к небывалому в истории по своей продолжительности и глубине экономическому кризису, которого не может удовлетворительно объяснить теория.
Власти и СМИ старательно отвлекают еще от одного смысла приватизации: она была механизмом деиндустриализации России и ряда постсоветских республик. Были созданы условия, когда новым собственникам было выгодно не получать предпринимательский доход от эксплуатации предприятия, а прекратить производство, продать за рубеж оборудование и запасы материалов, а здания сдавать в аренду – или вообще продать иностранцам пакет акций, даже противозаконно, чтобы они ликвидировали это производство в России. Так были уничтожены самые высокотехнологические производства и целые отрасли промышленности. Как показывает опыт, в нынешней системе шансов на возрождение этих отраслей очень мало или нет совсем. Россия выпала из числа промышленных держав.
[Н.П. Шмелев так определил перспективы России: «Наиболее важная экономическая проблема России – необходимость избавления от значительной части промышленного потенциала, которая, как оказалось, либо вообще не нужна стране, либо нежизнеспособна в нормальных, то есть конкурентных, условиях. Большинство экспертов сходятся во мнении, что речь идет о необходимости закрытия или радикальной модернизации от 1/3 до 2/3 промышленных мощностей» [31]. Реально ни о какой «радикальной модернизации» речи и не заходило, выполнялась именно программа деиндустриализации.]
Вот непосредственные последствия приватизации.
– Были разорваны внутренние связи промышленности, и она потеряла системную целостность. Были расчленены (в среднем на 6 кусков) промышленные предприятия, вследствие чего они утратили технологическую целостность. Объем промышленного производства упал в 1998 г. до 46,3% от уровня 1990 г. (а в машиностроении в 6 раз).
– Произошла структурная деформация промышленности – резкий сдвиг от обрабатывающей к сырьевой (и экспортным отраслям, производящим «упакованную» энергию в виде энергоносителей, металлов и удобрений). Ряд системообразующих отраслей почти утрачены, как, например, тракторостроение, авиационная и фармацевтическая промышленность.
– Была разрушена сбалансированная система цен, что парализовало отечественный рынок многих видов продукции (например, сельскохозяйственных машин и удобрений). В ряде отраслей новые «собственники» распродали основные фонды (так, Россия утратила 75% морского торгового флота). В добывающей промышленности не воспроизводится сырьевая база – разведка полезных ископаемых сократилась многократно. Сооружения, машины и оборудование эксплуатируются хищнически, на износ. Беспрецедентная авария на Саяно-Шушенской ГЭС – это глас свыше нынешней власти.
Уход государства из хозяйственной системы (ликвидация Госплана, Госснаба, Госстандарта и Госкомцен) неизбежно и моментально привел к ее краху. Ход процесса был довольно точно предсказан. Академик Ю.В. Яременко писал в 1990 г.: «Пока нет другого способа поддержания равновесия кроме целенаправленной, централизованной деятельности Госплана. Отсюда вытекает и необходимость сохранения главных инструментов этой деятельности – значительной величины централизованных капитальных вложений, существенного объема госзаказа на сырьевые ресурсы» [26].
Только благодаря «партизанскому» сопротивлению и самих хозяйственных структур, и среднего звена госаппарата удалось сохранить для России хотя бы половину ее экономического потенциала. На рис. 1 видно, какого масштаба промышленное строительство было осуществлено в послевоенные годы в СССР, а также темп и глубину спада промышленного производства в совокупности постсоветских республик (СНГ) после приватизации.
Рис. 1. Индексы промышленного производства СССР и СНГ, 1940 = 1
Приватизация 90-х годов стала небывалым в истории случаем теневого соглашения между бюрократией и преступным миром. Две эти социальные группы поделили между собой промышленность России. Этот союз бюрократии и преступности нанес по России колоссальный удар, и неизвестно еще, когда она его переболеет.
Молодой аспирант-биохимик Каха Бендукидзе «скупил ваучеры» и приобрел «Уралмаш». Сам он говорит в интервью газете «Файнэншл Таймс» от 15 июля 1995 г.: «Для нас приватизация была манной небесной. Она означала, что мы можем скупить у государства на выгодных условиях то, что захотим. И мы приобрели жирный кусок из промышленных мощностей России. Захватить “Уралмаш” оказалось легче, чем склад в Москве. Мы купили этот завод за тысячную долю его действительной стоимости» [27]. Заплатив за «Уралмаш» 1 миллион долларов, Бендукидзе получил в 1995 г. 30 млн. долл. чистой прибыли.
Приватизация 1990-х годов сопровождалась замалчиванием важного знания об этом процессе, включая знание о свежем опыте приватизации в Польше и Венгрии. Более того, имела место и дезинформация о важных сторонах проблемы. В 1992 г. группа ведущих иностранных экспертов (социологов и экономистов) под руководством М. Кастельса посетила Москву. Она провела ин-тенсивные дискуссии с членами Правительства Российской Федерации. После отъезда группа составила доклад Правительству России, который был опубликован лишь в 2010 г.
В докладе эти эксперты критикуют доктрину приватизации и, изложив свои аргументы, напоминают хорошо известные вещи: «Рыночная экономика не существует вне институционального контекста. Основной задачей реформаторского движения в России сегодня является в пер¬вую очередь создание институциональной среды, т. е. необходимых условий, при которых рыночная экономика сможет функционировать. Без подобных преобра¬зований рыночная экономика не сможет развиваться, не создавая при этом почвы для спекуляций и воровства. То есть создание эффективной рыночной экономики принципиально отличается от простой задачи передачи прав собственности от го¬сударства и старой номенклатуры к успешным частным управляющим… Культура куда важнее масштабов приватизации».
Они так характеризуют общности, которым в ходе приватизации предполагалось передать основную массу промышленной собственности: «В настоящий момент все они так или иначе демонстрируют паразитическое поведение, их действия носят не инвестиционный, а спекулятивный характер, свойственный в большей мере странам “третьего мира”… Такая ситуация характерна скорее не для зарождающегося, а для вырождающегося капитализма. Фактически идет процесс передела накопленной собственности, а не создание нового богатства. В этих условиях исключительно либеральная экономическая политика, основанная на непродуманной и неконтролируемой распродаже государствен¬ной собственности, обречена на провал, что приведет лишь к усилению власти спекулятивных групп в российской экономике».
И вот общий вывод: «Резюмируя все сказанное, мы утверждаем, что существующая концепция массовой приватизации является главной ошибкой, которую Россия может совершить в ближайший год реформ» [21].
М. Кастельс, А. Турен и их коллеги-эксперты высказали принципиальные, очень важные суждения о начавшейся в России приватизации, которые быстро получили эмпирические подтверждения. Но эти суждения не были приняты во внимание и скрыты от общества и от научной общественности.
Чтобы обозначить подобные когнитивные аномалии, которые становятся чуть ли не нормой в ходе нынешнего мирового кризиса, в социологический лексикон вводится термин идеи-кентавры. Инициатор применения этого термина Ж.Т. Тощенко пишет:
«Что представляют собой кентавр-идеи, как они рождаются? Во-первых, это полный или частичный разрыв между реальностью и представлениями о том, что должно или может быть. Нередко они содержат идеализированное или умышленно искаженное представление о состоянии или возможности решать конкретные проблемы, исходя из воображаемых методов и средств, сконструированных умозрительно. В современной действительности кентавр-идеи приобретают порочную, порой зловещую определенность при попытке реализации, несмотря на то, что никак не коррелируют с реальностью, в которую их собрались внедрить. В результате авторы этих идей продолжали настаивать на их выполнении при жесточайшем (к сожалению, нередко пассивном) сопротивлении тех, на кого идеи были направлены. Кентавризм создавал огромные помехи в организации нормальной жизни людей…
Что касается нашей действительности, можно привести идеи Гайдара и его сторонников о том, какая должна быть Россия в будущем. Порок их задумок состоял в том, что они не имели отношения к действительности и не учитывали реальности российской жизни, состояние экономики, менталитет народа. Гайдар и подобранная им команда не знали реальной жизни, судили о ней по статистическим сборникам. И была у них ничем не подкрепленная вера, что рынок сам, без участия государства, всё отрегулирует, напоит и накормит страну. И вопреки обещаниям, “научным” расчетам, что реализация их идей приведет к повышению цен в 3 – 5 раз, в первый же год реформ цены в среднем скакнули на 2600%. И это при полном игнорировании интересов и потребностей народа. Когда в феврале 1992 г. Гайдару доложили, что в Зеленограде зафиксировано 36 голодных смертей, он спокойно ответил: “Идут радикальные преобразования, уход из жизни людей, не способных им противостоять, дело естественное”» [28].
Не будем гадать, по неведению действовали «Гайдар и его команда», или по осознанному рациональному плану, опираясь на точное знание «реальности российской жизни, состоянии экономики, менталитета народа» (возможно, это было знание не самого Гайдара, а его консультантов-советологов из США). Важно, что речь идет о грубом и даже жестоком воздействии на реальность при сокрытии и целей, и предполагаемой социальной цены. Я бы назвал описанный выше класс подобных идей «волки в овечьей шкуре», но авторитетные социологи знают лучше, пусть будут кентавр-идеи.
1. Иванов В.Н. Приватизация: итоги и перспективы // СОЦИС, 2007, № 6.
2. Кравченко С.А. Культуральная социология Дж. Александера // СОЦИС, 2010, № 5.
3. Шляпентох В.Э. Предвыборные опросы 1993 г. в России (Критический анализ) // СОЦИС, 1995, № 10.
4. Десять лет российских реформ глазами россиян // СОЦИС, 2002, № 10.
5. Тощенко Ж.Т. Фантомы общественного сознания и поведения // СОЦИС, 2004, № 12.
6. Тощенко Ж.Т. Метаморфозы современного общественного сознания: методологические основы социологического анализа // СОЦИС, 2001, № 6.
7. Перестройка глазами россиян: 20 лет спустя // СОЦИС, 2005, № 9.
8. Горяинов В.П. Социальное молчание как концепция особого вида поведения (о книге Н.Ф. Наумовой «Философия и социология личности») // СОЦИС, 2007, № 10.
9. Рукавишников В.О., Рукавишникова Т.П., Золотых А.Д., Шестаков Ю.Ю. В чем едино «расколотое общество»? //СОЦИС, 1997, № 6.
10. Соколов В.М. Толерантность: состояние и тенденции // СОЦИС, 2003, № 8.
11. Римашевская Н.М. Бедность и маргинализация населения (социальное дно) // СОЦИС, 2004, № 4.
12. Давыдова Н., Седова Н. Особенности образа жизни бедных и богатых в современной России // СОЦИС, 2004, № 3.
13. Максимов Б.И. Состояние и динамика социального положения рабочих в условиях трансформации // СОЦИС, 2008, № 12.
14. Алексеева Л.С. Бездомные как объект социальной дискредитации // СОЦИС, 2003, № 9.
15. Осинский И.И., Хабаева И.М., Балдаева И.Б. //Бездомные – социальное дно общества // СОЦИС, 2003, № 1.
16. Крухмалев А.Е. Плутократия как феномен трансформирующейся России // СОЦИС, 2010, № 2.
17. Возьмитель А.А., Осадчая Г.И. Образ жизни в России: динамика изменений // 2010, № 1.
18. Бойков В.Э. Социально-политические ценностные ориентации россиян: содержание и возможности реализации // СОЦИС, 2010, № 6.
19. Горшков М.К. Фобии, угрозы, страхи: социально-психологическое состояние российского общества // СОЦИС, 2009, № 7.
20. http://forum-msk.org/material/video/249
21. Кардозу Ф.Э., Карной М., Кастельс М., Коэн С., Турен А. Пути развития России // Мир России. 2010, № 2.
22. «Представление о справедливости у народа мы сломали ваучерной приватизацией». Петр Авен и Альфред Кох ищут правду о 1990-х. Интервью с Анатолием Чубайсом. 27 августа 2010 – http://www.forbes.ru/ekonomika/lyudi/55
23. Демпси Дж. Пора определиться в вопросах собственности // «Файнейшнл Таймс», 1991, 16 апpеля – Бюллетень ТАСС «КОМПАС», 1991, апрель, с. 57.
24. Ясин Е. Демократы, на выход! // «Московские новости», 2003. № 44, 18 ноября.
25. Стиглиц Дж. Глобализация: тревожные тенденции. М.: Мысль. 2003., с. 194.
26. Яременко Ю.В. Правильно ли поставлен диагноз? // Экономические науки, 1991, № 1.
27. «Голос Родины», 1995, № 22.
28. Тощенко Ж.Т. Кентавр-идеи как деформация общественного сознании // СОЦИС. 2011, № 12.
29. Мирошниченко Н.С., Максимов В.И. Приватизация Кировского завода как процесс // СОЦИС. 1994, № 11.
30. Заславская Т.И. Россия в поисках будущего // СОЦИС. 1996, № 3.
31. Шмелев Н.П. Экономические перспективы России // СОЦИС. 1995, № 3.
| © Интернет против Телеэкрана, 2002-2004 Перепечатка материалов приветствуется со ссылкой на contr-tv.ru E-mail: |