Протекционизм - залог промышленного развития страны и ее процветания. Мы говорили об этом в прошлой статье "Запрещенная экономика: что сделало Запад богатым, а Россию бедной". Латиноамериканская тема представляет для нас не абстрактный интерес. Протекционистский опыт других государств будет нам полезен, если Россия решится начать новую индустриализацию.

В прошлой статье говорилось, что европейские страны, вырвавшиеся в индустриальные лидеры, широко использовали меры защиты своего внутреннего рынка, и лишь поднявшись, взялись убеждать всех остальных в необходимости свободной торговли. И не только убеждать, но и заставлять других идти по самоубийственному пути.

Не по наивности или глупости лидеры многих стран отрекались от протекционизма. Их просто заставляли, а несгибаемых - убивали. Считаю необходимым остановиться на этом подробнее.

Итак, в начале XIX века Испанская империя агонизировала. Антиколониальное движение побеждало, одна за другой заморские владения добивались отделения. Аристократия Буэнос-Айреса организовала Майскую революцию 1810 года, в результате которой вице-королевство Рио-де-ла-Плата вышло из по контроля Мадрида.

На развалинах вице-королевства в конце концов образовалось четыре государства: Аргентина, Уругвай, Боливия и Парагвай. Первые три тут ж оказались во власти латифундистов, со всеми вытекающими последствиям.

А вот Парагваю повезло больше. Там к власти пришел диктатор, причем настоящий, не декоративный правитель, слуга местных и внешних олигархов, а правитель-самодержец в полном смысле этого слова. Его имя - Гаспар Родригес де Франсиа.

Если верить всему, что он нем пишут, Франсия отличался довольно экстравагантным мировоззрением. Однако к этим свидетельствам надо относиться очень осторожно. Его вполне могли и оклеветать, с учетом того, что именно его политика была костью в горле хозяев мира и местных парагвайских латифундистов, с которыми он беспощадно боролся.

Франсия чем-то напоминал Каддафи, который тоже добился для своего народа процветания, хотя при жизни его и критиковали на все лады и по любому поводу. Теперь, когда Ливия уничтожена, период правления Каддафи вспоминают как золотой век, а «свобода», о которой мечтала оппозиция, обернулась бандитской анархией.

В политике Франсия был противником демократии. В 1816 году он забрал себе всю власть в стране и не выпускал бразды правления до самой смерти в 1840 году. Этого отрицать нельзя.

Но что такое демократия, как не лживая оболочка, камуфлирующая олигархию? Нет денег - нет реальных прав и свобод, и чем больше нищета народа, тем больше настоящей власти у тонкого слоя сверхбогатых людей. В этом смысле никакой демократии не было ни в Бразилии, ни в Аргентине, нигде в Латинской Америке. Да и не только там.

Для сравнения: в просвещенной Франции у власти в те годы находился император Наполеон, а в США царило рабство буквально в стиле Древнего Рима. Поэтому обвинение Франсия в автократии - это смесь наивности и лицемерия. Он не позволил превратить свою страну в базар, на котором правят местные торговцы, в свою очередь полностью зависимые от мировых промышленных боссов. Вот это и есть истинная причина многолетней кампании по дискредитации Франсия.

Парагвайский протекционизм тех времен отличался такой степенью радикализма, что его правильнее называть изоляционизмом с очень высокой ролью государства в жизни страны.

Франсия на практике доказал, что можно успешно развиваться, независимо от мировой торговли. Можно покончить с голодом - настоящим бичом Латинской Америки, можно подавить преступность и даже сгладить имущественное расслоение в обществе до величин, обеспечивающих социальную стабильность.

После смерти Франсия Парагвай возглавил Карлос Антонио Лопес В основных вопросах он придерживался линии своего предшественника, несколько ее модифицировав с учетом требований своего времени. Лопес считал изоляционизм уже ненужным, установил дипломатические отношения со многими странами, поощрял переезд в Парагвай иностранных специалистов, но при этом твердо следовал протекционизму.

Экономический рост в стране продолжился, открывались новые фабрики, пороховые заводы, развивалось производство тканей, стойматериалов, бумаги, и, что очень важно, пушек и ядер. Парагвай, несмотря на незначительные территориальные размеры, превращался в заметную военную величину.

Мало того, на собственных судоверфях строились корабли, появился свой флот, ходивший не только по реке Парана, но даже и в Европу. Причем внешняя торговля была монополией государства, поэтому экспортно-импортные операции не контролировались латифундистами и стоявшими за ними иностранцами, как это было во всей остальной Латинской Америке. В то время как гигантская Бразилия задыхалась от неподъемных внешних долгов, Парагвай абсолютно не зависел от мировых кредиторов.

В 1862 году Карлос Лопес умирает, но стране снова повезло: к власти пришел Франсиско Солано Лопес, третий и последний великий диктатор-протекционист Парагвая.

Тут уж в Лондоне окончательно позеленели от злости. Это что же получается: уже половина столетия прошло, вся Южная Америка платит Британии дань и полностью зависит от ее воли, а в центре континента наперекор всему живет небольшое, но крайне упрямое государство. Оно не признает диктата невидимой руки рынка и прочей демократии.

Терпеть Лопеса, который удерживает заградительные пошлины на уровне 45% от цены по товарной накладной, больше невозможно. А вдруг пример Парагвая окажется заразительным и для всех остальных? Самим фактом своего существования и успешного развития Парагвай опровергал пропагандистские бредни о благости свободной торговли.

За дело взялась английская дипломатия, и Лондону удалось создать военную коалицию из Бразилии, Аргентины и Уругвая. Им выпала «честь» похоронить протекционизм соседней экономики. Причем с помощью ряда провокаций, удалось сделать так, что сам Парагвай и объявил войну Бразилии. Что и говорить, здесь чувствуется рука мастера.

Как бы то ни было, а после нескольких лет ожесточенных сражений Парагвай был разгромлен. Слишком неравны оказались силы, но сам факт, что в течение пяти лет Парагвай в одиночку противостоял таким тяжеловесам как Бразилия и Аргентина, да и Уругвай не стоит сбрасывать со счетов, говорит о многом. Правление трех диктаторов позволило создать прочную экономическую основу, благодаря которой Парагвай и смог так долго держаться.

Франсиско Лопес не стал отсиживаться в тылу, не попытался сбежать или выторговать для себя личные гарантии в обмен на капитуляцию. Он сражался до последнего, и был убит в бою, перед смертью успев сказать слова, которые до сих пор помнят в Латинской Америке: «Я умираю вместе с моей Родиной!»

Парагвай потерял почти половину своей территории, а главное - его заставили открыться для мировой торговли, что быстро превратило процветающее государство в одно из самых бедных стран мира.

Едва окончилась война, как Парагваю милостиво навязали кредит от Британии. Это было обставлено совершенно издевательскими условиями: формально предоставлялся один миллион фунтов стерлингов, но реально до страны дошло менее половины, а вскоре долг пересчитали, и теперь уже Парагвай оказался должен три миллиона.

А что же получили победители? Уругвай - ничего. Бразилия и Аргентина присвоили себе почти половину территории Парагвая, но поскольку они вели войну на деньги английских банкиров, то в результате оказались в полнейшей финансовой кабале. И кто же тут реальный победитель? Ответ очевиден.

Пожалуй самым точным символом поражения Парагвая является то, что территория, где когда-то стояли его военные заводы, стала называться «Мина-куэ», что в переводе на русский означает «здесь была шахта».

Помню, как у нас в 90-е годы оппозиционные публицисты сравнивали результаты рыночных реформ с войной. И они были правы. Ущерб, который понесла Россия от антипротекционистских мер. сравним с тяжелейшим поражением в войне.