В свое время книга А.П. Паршева «Почему Россия не Америка» произвела впечатление разорвавшейся бомбы и вызвала бешеную злобу у базарных рыночников.

Если кто не читал, настоятельно рекомендую, а в двух словах речь там вот о чем. В нашей стране очень суровый климат, что повышает издержки производства. Цеха отапливать надо? Надо. Толстые стены и крепкий фундамент нужен? Нужен. Рабочим надо платить так, чтобы хватило жизнь? Надо.

В биовыживательный набор нашего человека входит оплата за отопление, а в тропиках не бывает зимы. Можно обойтись без отопления, или, по крайней мере, тратить на него гораздо меньше энергоносителей, чем в России. Во многих случаях можно избежать и значительных расходов на строительство.

Мягкий климат дает очевидную фору в конкурентной борьбе. Кроме того, есть и другие факторы, повышающие себестоимость наших товаров, но они устранимы. А вот сделать Россию теплее мы не в состоянии.

Если следовать принципу свободного перемещения капитала, то деньги из нашей страны побегут туда, где издержки производства ниже. Вместо долгожданных иностранных инвестиций мы получим отток капитала, что и происходит все постсоветские годы. Это не секрет ни для кого и признано на официальном уровне. Оно и понятно: бизнес действует по принципу «сделал товар как можно дешевле, а продал как можно дороже». В прибрежных районах Китая производить дешевле, чем в России, вот туда инвестиции и идут со всего мира.

Автор писал легко проверяемые вещи. Каждый мог взять климатическую карту и посмотреть, до какой степени у нас холодно в сравнении с абсолютным большинством стран мира.
Мы то к морозам, льду и снегу привыкли, многие даже их любят, не задумываясь, какие колоссальные средства у нас расходуются на то, чтобы поддерживать жизнедеятельность в столь суровом климате. А вот жители других стран смотрят на Россию, как на страну чудес.

Отдыхая зимой в Гоа, я разговорился с индийцем, и он со смесью недоверия и потрясения в голосе сказал: «Видел по телевизору репортаж из России, у вас сейчас минус двадцать, и всё работает. Как?!..» А я ему ответил, что у нас и в минус тридцать всё работает, да и минус тридцать не предел, что его окончательно выбило из колеи.

Что же делать? Как же нам компенсировать столь неблагоприятное влияние холода на экономику? Паршев предложил протекционистские меры, а также обратил внимание на выпуск уникальных, высокотехнологичных товаров.

В самом деле, если производить то, что больше никто не умеет, то нет и конкурента. Монополист именно в силу своего монопольного статуса способен запросить очень высокую цену, ведь никто не сможет сбить цену. Таким образом можно окупить высокие климатические издержки.

Значит, инновационный путь развития - вещь не просто полезная, а жизненно необходимая странам сурового климата. Между прочим, ставка на высокие технологии - это, по сути, тоже протекционистская мера. Если государственные исследовательские центы разрабатывает уникальные технологии и передает их своему производителю, а не иностранному, то наши получают преимущество. Чем не покровительство?

Помните, Кольбер еще в XVII веке запрещал эмиграцию французских мастеров, владевших секретами производства? Фактически речь шла именно об инновационном протекционизме, который всегда играл очень важную роль в экономическом развитии, ведь сохранение в строжайшем секрете секретов производства практикуется тысячи лет.

Я не старый человек, но все же застал времена, когда в СССР много спорили о механизмах «внедрения достижений научно-технического прогресса в народное хозяйство». Как с этим обстояли дела в те годы, не устраивало многих. Все знали, что у нас немало ученых мирового уровня, все видели, что наша военная и космическая техника, а это самая высокая технология, какая только возможно, занимает лидирующие позиции в мире. 

Вы только вдумайтесь: в 1988 году советский ракетоплан «Буран» облетел вокруг Земли и в автоматическом режиме, самостоятельно, приземлился на аэродроме «Юбилейный». Что такое аэродром по сравнению с масштабами планеты? Пылинка в пустыне. Отыскать его из космоса и точно приземлиться - это фантастически сложная задача. Кроме того, «Буран» несся с гигантской скоростью, ошибка в одну секунду привела бы к тому, что корабль бы промахнулся. Учтите еще и сверхперегрузки, перепад температур и так далее и тому подобное.

Представляете себе, какая электроника должна была стоять на этом аппарате? А какое программирование, а какие металлы? Все это технологии, которыми располагали в самом лучше случае только две страны - СССР и США, причем американские аналогий уступали «Бурану». До сих пор никто так и не смог повторить то, что сделали в СССР в 1988 году, а ведь прошло почти три десятка лет.

Люди ожидали, что, располагая столь мощной научно-технической базой, Советский Союз и в сфере гражданской продукции добьется выдающихся результатов. Но этого и близко не было, что вызывало закономерное возмущение.

Более того, опыт показал, что массы людей судят об уровне технического развития своей страны по предметам повседневного обихода. А это, конечно, не «Буран», не атомные подводные лодки, не объекты противоракетной обороны и тому подобные вещи. В самом деле, космический корабль летает лишь считанные разы в году, а с некачественной бритвой человек сталкивается всякий раз, когда бреется, и каждый день недоволен.

Советские истребители поражали весь мир, но в это же время советские люди давились в очередях за импортным ширпотребом. В результате, Советский Союз еще и клеймили позором за «отсталость».

Меня невозможно назвать сторонником социализма, и за свои критические статьи об СССР я получаю регулярные проклятия читателей. Но мне и в голову не придет отрицать выдающийся научный потенциал нашей страны, накопленный в советский период. Многим казалось, что рыночные преобразования смогут запустить переток высоких технологий в гражданские сферы, но ничего подобного не произошло. Напротив, наука и техника стали теми сферами, которые понесли самый тяжелый урон в результате базарных реформ.

Прошли годы. Единственный «Буран» погиб под обвалившейся крышей ангара, где хранился, а бесконечные разговоры о высокотехнологичных товарах продолжались без практического воплощения. Много шумели о нанотехнологиях, а когда это всем надоело, в широкий обиход ввели новое слово «инновация». Но пиар и реальное дело - это разные вещи, поэтому результат пропагандистской трескотни оказался таким же, то есть нулевым.

Россия как была крайне зависима от экспорта сырья, так и осталась до сих пор, лучшие ученые как уезжали из нашей страны, так и уезжают. А все мы пользуемся импортными мобильниками, компьютерами, навигаторами и так далее.

Но если когда-нибудь у нас всерьез займутся возрождением экономики, поставив ее на инновационные рельсы, то следует внимательно изучить опыт Советского Союза. Кстати, именно наш соотечественник Н.Д. Кондратьев первым в мире теоретически разработал воздействие научных открытий на ход экономического развития. На Западе приоритет отдают Шумпетеру, но его работы появились позже.

Впрочем, не помешает разобраться и с соответствующими методами иностранных государств, которые тоже смогли добиться впечатляющих результатов. Сочетание плана и рынка в умелых руках способно дать нашей стране долгожданный технологический рывок.

Мне довелось вести дебаты между писателями Александром Никоновым и Максимом Калашниковым. Приведу характерный отрывок их спора, посвященного как раз инновациям и протекционизму.

Никонов: - Надо у рынка спросить, что надо производить, и рынок скажет. Откройте границы, снимите барьеры, а то вы можете здесь построить оранжереи и на Северном полюсе выращивать бананы, но это глупо.

Калашников: - Я этого не предлагал.

Никонов: - Но вы предлагали строить неведомые заводы по производству неизвестно чего. А как определить, что нужно выпускать? Спросить у Калашникова или у рынка, как сигнальной системы?

Калашников: - Есть у вас такое божество «Урынок». Урынок у нас уже двадцать лет правил. Границы были дырявые, проводить протекционизм РФ не могла. Урынок показал, что у нас можно производить только сырье и грубую продукцию первого передела, которая является фактически сырьем, едва обработанным.

Не надо молиться на Урынок. Никогда человек не приходил в магазин и не говорил, а «есть ли у вас Интернет?» А продавец сначала, удивившись и задав вопрос «А что это такое?», не бежал к инженеру со словами «народ хочет Интернет». Нет. Сначала был создан Интернет, и потом возникла потребность! Я прекрасно знаю, как создавалась инновация. Она сначала создавалась, а потом люди ее хотели.

Я не разделяю многого из того, что пишет и говорит Калашников, но здесь он абсолютно прав. Немало вещей, сейчас вошедших в повседневный обиход, появлялись в конструкторских бюро, которые работали отнюдь не на удовлетворение спроса покупателей. Да и как может возникнуть спрос на то, о чем массы потребителей еще ничего не знают, и даже в фантастических романах об этом не пишут самые смелые умы?

Тот же Интернет вырос из необходимости обеспечить связь в США на случай ядерной войны. Где тут рынок и его пресловутые законы спроса и предложения, принцип максимизации прибыли и тому подобное?

После многих лет упорной работы, в конце концов, удалось создать сеть из... двух компьютеров. Экспериментаторы попытались послать слово LOGIN. Система функционировала медленно и ненадежно, в результате до адресата дошли не все буквы. Шел 1969 год, но сейчас такое понятие как login известно миллиардам людей. По сети отправляют гигабайты информации, причем с этим справляются даже маленькие дети.