В период моего детства самым плохим предметом в школе было пение. Для совсем маленьких ещё куда ни шло, а дальше шёл МРАК.
Люди мира, на минуту встаньте!
Слушайте, слушайте:
Гудит со всех сторон –
Это раздаётся в Бухенвальде
Колокольный звон,
Похоронный звон.
Это возродилась и окрепла
В медном гуле праведная кровь.
Это жертвы ожили из пепла
И восстали вновь,
И восстали вновь,
И восстали, и восстали,
И восстали вновь! И восстали, и восстали, И восстали вновь!
Апофеозом же всего были натуральные РЫДАНИЯ, оплакивающие РАЗГРОМ русских во второй мировой войне, и фиксирующую полную ДЕМОРАЛИЗАЦИЮ народа:
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины,
Над ширью пашен и полей,
И у берез, и тополей,
Спросите вы у тех солдат,
Что под березами лежат,
И вам ответят их сыны
Хотят ли русские, хотят ли русские,
Хотят ли русские войны.
Русских нет, русские убиты, а их дети деморализованы настолько, что щемятся по углам и молчат, их надо спрашивать, но спрашивать некого. Обезумевшие от ужаса русские будут только мычать в ответ, поэтому вопрос совершенно риторический – к обезлюдившему пейзажу и к трупам. Да прямой вопрос задать и нельзя – проигравшим не по чину.
Всё это, повторяю, пелось в тональности заунывного воя в стиле «кого хороним».
И вся школа прованивала поминками и воем. На переменах детский щебет, смех. Перемена кончается - начинается ВОЙ. ДЕТСКИЙ вой.
Как ядовито передразнивал талантливый Венедикт Ерофеев псевдовоенную пропаганду СССР:
Этот день победы Прохором пропах,
Это праздник с пятаками на глазах.
Никакого идеологического сбоя в стиле «шел в комнату – попал в другую» здесь, конечно, не было. Это всё делалось специально и людьми ПОНИМАЮЩИМИ.
Возьмём киноэпопею «Освобождение». Это бравурная и очень дорогая в производстве государственная поделка, смысл которой в создании официозной панорамы разгрома нацизма и триумфальной победы СССР во второй мировой войне. ВСЁ. На это работал весь сценарий, все сюжетные ходы и сцены.
Что в итоге? Главным сквозным героем эпопеи является русский офицер-герой, прошедший всю войну и… и анонимно захлебнувшийся в берлинской канализации. ВСЁ. После этого в фильме под европейскую музыку идут титры с перечислением военных потерь. Единым списком – и выигравших, и проигравших. У всех дееспособных стран считаются военные потери, в случае Советского Союза плюсуются потери мирного населения, в том числе косвенные, получается умопомрачительная цифра в 20 000 000 человек (потом ещё исправленная в сторону дальнейшего увеличения!) Этой цифрой фильм и заканчивается. Видимо, фильм об освобождении планеты от русских.
Только, повторяю, не надо говорить, что это всё получилось случайно в стиле черномырдинского «хотели как лучше». Всё-таки год на дворе не 1996, а 2016, думаю (надеюсь) многие поумнели.
В мире велись тысячи и десятки тысяч войн, методом проб и ошибок сложились определённые ПРАВИЛА. Они так же незыблемы, как правила жизни и смерти. Ибо всё писалось кровью и на очень примитивном уровне первичных инстинктов сапиенса.
Если войну выигрывают, её празднуют. Это праздник: песни, пляски, хохот, вино, шампанское, лавровые венки. Если войну проигрывают, это ВОЙ. Это крах, поражение, горе.
Нюансы есть, но они минимальны.
Далее. Павших воинов в ВЫИГРАННОЙ войне оплакивают, но НЕ ЖАЛЕЮТ. Вообще солдат принято беречь, но не жалеть. А чего их жалеть? Солдат это человек с ружьём. Если убили – не повезло. Но он знал, на что шёл и умер не безвинно. Если проиграли, можно сожалеть, что смерть солдата напрасна. А если выиграли? Если выиграли, то «со щитом или на щите». Смерть на поле боя благородная, родные убитого этой смертью ХВАСТАЮТСЯ. Член нашей семьи умер за родину и нас защитил. Честь и слава!
Любая жалось унизительна. Жалеют слабых. Солдат это воин, существо по определению сильное. Тем более солдат, павший на поле славы. Во всех культурах это победитель, которого после смерти небожители забирают в рай.
Существуют также чёткие критерии славной смерти или бесславной. Славная смерть это смерть на поле брани – от холодного оружия или пули/осколка. Единственное исключение – смерть в морском сражении. Бесславная смерть это смерть от воды или удушья. Ну, такие обычаи у европейцев. Поэтому уголовников вешают и топят, а солдат-офицеров – расстреливают. Если вешают, то это позорная казнь за особые преступления.
Главный герой в «Освобождении» захлёбывается, но не в открытой воде под пулями – как матрос или десантник, - а в подземелье, как крыса. Гибнет он вместе с врагом, которого пытается спасти. Не мирного жителя, а солдата. Гибнет БЕЗВЕСТНО – не находят его тела и не знают, как он умер.
Это очень хороший и выигрышный ход. Но для камерного фильма, а не Эпопеи. И это выигрышный ход для кинематографа проигравшей стороны. Он оправдывает проигравшего, говорит, что да, человек слабый. Но добрый.
А так никакой «диалектики» в военных фильмах нет и быть не может. Не тот жанр.
А что касается огромных жертв победившей стороны, так это ХА-ХА. Чем больше жертв, тем веселее праздник выигравших. Почему? А ПО КОЧАНУ. «Из принципа».
Когда я учился в школе, это было десятилетие абсурда и издевательств. Цель издевательств была понятная – чтобы я школу не кончил, начал пить и к 37 годам сдох на производстве.
Я, тем не менее, школу вытерпел, и последние полгода чувствовал себя преотлично. Потому что люди в лимит не уложились (десятилетний!) и скоро сдохнут сами. Все. Нет школы, нет проблем – полоумных учительниц и пионервожатых, дебилов-одноклассников. «До свиданья, наш ласковый Миша». Но тут умер мой отец – в 52 года от рака. В школе негодяи решили «включить сочувствие». Я после похорон прихожу в класс, все сидят с постными сочувственными лицами, собираются «жалеть». А я им с порога один похабный анекдот, второй, все начали хохотать и безобразной сцены не получилось.
Меня этому никто не учил, само сердце подсказало. И сейчас вижу – 16-летний паренёк всё сделал правильно. Проявил Характер. Смерть отца это горе, отца надо оплакать и помнить всю жизнь. Но это святое, к которому ЧУЖИХ не нужно подпускать на пушечный выстрел. Только очень близких, любящих людей, оказывая им этим высочайшую честь.
Война была Схваткой. Русским рассекли бровь, а мы сопернику сломали челюсть, да так, что он улетел с ринга.
А потом через две недели пострадавший по галковской части приходит со швами на скулах и трясущейся головой:
- Я жы тубе блофь лазможжил, болит бловь, бо-бо..
- Нет, не болит. А ещё появишься, рот зашью.
И, ещё раз, - третий, - повторяю, те, кто пришёл к русским с деланным сочувствием, а ранее и инициировал многодесятилетние заплачки с пятаками на глазах и сединой на пятаках, всё это ЗНАЮТ. И действуют СПЕЦИАЛЬНО. Ибо тогда, в 1945 году, шибко испугались. Все – и проигравшие русским, и выигравшие за счёт русских.
Поэтому до сих пор русские сидят на устроенных им поминках с завязанным ртом, а за них (их горе) все пьют-сочувствут. Если кляп выплюнуть, вам скажут:
- Мужик, а ты что? У тебя же горе. Тебе плакать надо, а ты чем-то недоволен. Ты давай не кощунствуй, а плачь. Раз ПРОИГРАЛ.
В общем, в голове рано или поздно просветлеет, там всего-то поменять одну клемму надо.
Сейчас русский говорит:
- У меня дедушка-тракторист на фронте лейтенантом погиб, жалко дедушку.
А будет говорить (рано или поздно) так:
- А у меня дедушка никакой не тракторист. Мой дедушка – офицер. Благородный человек. Погиб за Родину. Войну выиграли. Дедушку не жалко, он Герой. Я ему завидую, и горжусь, что его внук.
Вот на этом этапе западные сочувствователи могут и призадуматься. Потому что в такой позиции ход №2 и ход №3 понятен.
В чём ускользающий от советского человека смысл «Великого Гетсби»?
Вовсе не в том, что Гэтсби оказался способен на великую любовь, а его избранница на эту любовь оказалась не способна. Мол-де, любовь это благородное чувство, которое поставило нечистоплотного нувориша на один уровень с подлинными аристократами, которые в данном конкретном случае уже не из-за сословных, а личных качеств, ему морально проиграли.
Всё было не так, и так быть не могло. Гетсби был офицером и участвовал в войне, кровью завоевав себе право называться благородным человеком. И равным себе его аристократ-антагонист признал, и не признать не мог. Таковы правила социальной игры. После этого все заплачки аристократа про «человека не нашего круга» были лишены смысла именно с точки зрения аристократической чести.
После 1945 года для правящих кругов Запада по отношению к России началась нечестная игра, и они САМИ ЭТО ЗНАЮТ. Если спросить английскую старушенцию:
- Ты чо творишь вообще? - она ничего не сможет ответить. Ей надо будет опираться на Правила, а по её же Правилам её игра – нечестная.
Право крови имеет абсолютный приоритет и победителей не судят. А горе – побеждённым.
Дмитрий Галковский
http://galkovsky.livejournal.com/
| © Интернет против Телеэкрана, 2002-2004 Перепечатка материалов приветствуется со ссылкой на contr-tv.ru E-mail: |