Логика внешнеполитической деятельности Советского Союза военного и послевоенного периода опиралась на естественные основания, кстати, безусловно признаваемые его оппонентами. Если непосредственно перед войной советское руководство осторожно, но настойчиво заявляло о необходимости изменения «старого равновесия в Европе, которое действовало против СССР»[1], то после нападения германского фашизма и первых тяжелейших месяцев страшной войны Сталин уже впрямую акцентирует внимание на вопросе безопасности советских границ в послевоенный период. Нельзя забывать, что усилия СССР в 1939-1940 годах, направленные на занятие максимально выгодных позиций перед неизбежной схваткой с фашизмом, молчаливо и не только (вспомним исключение нас из Лиги наций, угрозу союзного десанта в Финляндии и бомбардировок Баку весной 1940-го[2]) ставились странами «западных демократий» на одну доску с действиями гитлеровской Германии. Именно поэтому среди первых шагов Сталина в ходе установления новых союзнических отношений с Великобританией и США было требование признания ими настоящих границ СССР[3].
Перелом в ходе войны, ознаменованный исторической победой под Сталинградом и результатами Орловско-Курской операции, сделал актуальной проблему обеспечения безопасности западных границ и налаживания послевоенных взаимоотношений с соседями. Хотя прикидки и расчеты в этом направлении велись и ранее[4], лишь теперь потенциал и авторитет СССР позволял перевести их из плоскости планирования в сферу практической политики. В декабре 1943 года удалось подписать Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между СССР и Чехословацкой Республикой. История доверительных отношений с руководством Чехословакии началась еще до войны. Осенью 1943-го части полковника Свободы уже вели активные боевые действия на Восточном фронте в составе Красной Армии. Для западных контрагентов Кремля, с тревогой гадавших о том, как окрепший СССР собирается в ближайшем будущем повести себя по отношению к странам Восточной Европы, подписание такого договора имело огромное значение. Оно позволяло заключить, что Москва предпочитает открытой советизации региона продвижение так называемой идеи «славянской солидарности». При этом речь шла не о наднациональном объединении, а о системе коллективной безопасности с упором на славянские народы во главе с СССР[5]. Посол США в Москве А. Гарриман предположил, что «чешская модель» может стать решением и польской проблемы[6], к тому моменту уже ставшей перед союзниками во весь рост. И всерьез просчитался. Но прежде - о «славянской солидарности».
Выбор правильной (приемлемой) базы для долгосрочного сотрудничества со странами, освобождаемыми Красной Армией от фашистской оккупации, имел стратегическое значение. Разработки советских дипломатов, относящиеся к 1941-1944 годам (в так называемых комиссиях Литвинова и Майского), определяли прежде всего регионы, которые СССР было необходимо отнести к зоне своего влияния. Между тем решающее значение имел здесь поиск способа решения этой задачи, взаимоприемлемого политического подхода, особенно в случае Восточной Европы.
Наиболее полно и ясно мнение Сталина по этому вопросу раскрывается в двух его небольших выступлениях на обеде в честь президента Чехословакии Э. Бенеша, который в марте 1945 года проезжал из Лондона через Москву в освобожденную Красной Армией Словакию. Одно из них посвящено тому, что Сталин обозначил как «новое славянофильство». «Были старые славянофилы, - разъяснил он, - ... Они выступали во времена царизма, и эти славянофилы были реакционерами. Они выступали за объединение всех славян в одном государстве под эгидой русского царя. Мы, новые славянофилы, стоим за союз независимых славянских государств». В качестве естественной угрозы, перед лицом которой такой союз необходим, Сталин прямо обозначил Германию. «...Немцы попытаются взять реванш, - подчеркнул он, - ... просчитаются те, которые думают, что немцы этого не смогут сделать. Некоторые англичане опять говорят о равновесии сил. Если англичане будут полудрузьями Германии, то они просчитаются и проиграют на этом. Мы сейчас бьем немцев, побьем их и тогда, если и когда они вздумают поднять и развязать новую войну. Но чтобы немцам не дать подняться и затеять новую войну, нужен союз славянских народов».
Второй момент в выступлении Сталина, очевидно, не менее весомый для Бенеша, касался вопроса о ставшей возможной советизации освобождаемых Красной Армией стран. «Мы, новые славянофилы, являемся коммунистами, если хотите - большевиками, - продолжил Сталин. - Про нас думают, что мы хотим установить повсюду советский строй. Это не так. Когда Красная Армия пришла в Болгарию, то кое-кто пытался устанавливать там Советы, но мы сказали, что этого не следует делать. Мы хотим, чтобы каждый народ имел тот строй, которого он достоин. Мы не собираемся вводить в Чехословакии советский строй»[7].
В качестве базы для стратегического сотрудничества советский лидер выбрал сильный, непосредственно не связанный с марксистской идеологией момент. Эта база, с одной стороны, позволяла антифашистским силам, приходящим к власти в освобожденных странах, развиваться курсом не советских (народных) демократий, а с другой - в известной мере страховала СССР от возникновения там режимов антисоветских.
Ситуация вокруг Польши, ставшая в последний военный год без преувеличения центральной в межсоюзнических отношениях, с «чешским вариантом» имела мало общего. Главным определявшим ее фактором было наличие лондонского антисоветского правительства Миколайчика. В системе допущений, которой руководствовался Сталин, мы могли согласиться с какой угодно новой Польшей, кроме враждебной СССР. Между тем, вопреки расхожим стереотипам, советизировать Польшу Сталин также не собирался. Постановление ГКО 31 июля 1944 года в отношении Польши жестко указывает: «советских порядков не вводить... костелов не трогать»[8]. Энергия и последовательность, с какой Сталин отвергал любые варианты воссоздания антисоветского режима в Варшаве, как известно, в итоге принесли свои плоды.
Рассматривая усилия советского руководства, направленные на обеспечение безопасности СССР, рост его политического и экономического влияния в послевоенном мире, нельзя забывать о сверхзадаче всемирного формационного прорыва, которая никогда не снималась с повестки дня. Бытуют мнения, что Сталин в своем плане советского строительства отказался от всякого намека на мировую революцию. Что, опираясь на ленинскую концепцию построения социализма в одной стране, он якобы ревизовал и выхолостил марксизм, окрасив модель советского типа в национал-патриотические тона, окончательно похоронив «утопическую идею мировой революции». В этом ключе воспринимаются и примирение с церковью, и роспуск Коминтерна, и обращение к памяти великих предков, и введение в армии погон... Любопытно, что подобные рассуждения встречаются даже у таких серьезных и осведомленных историков, как Ю.Н. Жуков, кроме шуток считающих «настоящим коммунистом»... Троцкого[9]. Так же мыслили в 40-х годах американцы, не исключая и самого Рузвельта. Но это позволяет утверждать только то, что в результате сталинских действий возникло именно такое субъективное восприятие СССР и его курса извне. Что же реально делалось в данное время?
Именно в это время закладывались основы мировой социалистической системы. Первым и фундаментальным ее элементом должен был стать «единый, могучий Советский Союз». Вынесши на своих плечах небывалую войну, он возрождался, подобно Фениксу. Военно-экономический потенциал СССР уже к 1945 году, по мнению американских экспертов, обеспечивал его гегемонию в Евразии, которую невозможно было ликвидировать силовым путем. Правда чудовищные раны, нанесенные нам в период войны, требовали скорейшего заживления. И об этом была проявлена своевременная забота. Не случайно значительная часть ленд-лизовских поставок 1943-1944 гг. планировалась Сталиным уже не для фронта, а для возрождения мирной промышленности[10].
Военно-политический потенциал Победы и завоеванный страшной ценой статус сверхдержавы мыслился в первую очередь как залог качественного экономического рывка и резкого повышения уровня жизни советских граждан. В условиях мирного развития (что после 1945-го гарантировалось лишь обладанием атомным оружием) это вело бы к неоспоримому росту привлекательности социалистического строя во всем мире. «Дополнительные лишения народа при создании этого дьявольского оружия окупятся сторицей, - говорил Сталин Б.Н. Чиркову, которому в январе 1945 года поручалось строительство в Таджикистане первенца советской ядерной промышленности, - думаю, лет на 30-40 мы будем ограждены от войн, За это время мы так разовьем свои экономику, культуру и сознание, что сумеем создать такие жизненные условия советскому труженику, которыми не обладает ни один народ развитых стран. И тогда уже мы будем иметь решающее влияние на освобождение народов мира от унижения капитала»[11].
Реализм этих планов подтверждался западной аналитикой. В январе 1946 года в прогнозе, подготовленном сотрудниками посольства США в Москве, прямо говорилось, что Советский Союз «в ближайшие двадцать лет способен развиваться быстрее всех остальных стран и превратиться в сравнимую с Соединенными Штатами экономическую державу»[12].
Вторым важнейшим элементом, позволявшим рассчитывать на расширение мировой системы социализма, было наличие дружественных государств по всему периметру советских границ. Об усилиях СССР, направленных на достижение этой цели в Чехословакии и Польше, говорилось выше. Не менее осторожно и продуманно строились отношения с Болгарией, Венгрией, Румынией, Финляндией. В центре внимания Сталина постоянно находился баланс между интересами западных союзников и геостратегическими интересами Советского Союза. В известном смысле эту работу можно сравнить с тем, что приходилось ему проделывать перед самой войной. То, что упомянутый баланс рано или поздно неизбежно нарушится, было ясно. «Дядя Джо» выигрывал время, стараясь «застолбить» наиболее прочные позиции СССР и его окружения на континенте и мировой арене.
Решение этой задачи однозначно требовало исключить дальнейшее участие страны в любых вооруженных конфликтах, особенно чреватых столкновением с бывшими союзниками. Этим объясняются и сдержанная позиция СССР в отношении греческого восстания, и неоднократные настойчивые просьбы к руководству братских партий в Восточной Европе и Азии трезво соразмерять свои слова и поступки в свете возможных международных конфликтов[13]. В этом контексте ясно и нежелание до самого конца одобрять военные планы Ким Ир Сена, а тем более участвовать каким бы то ни было образом в Корейской войне[14].
Особого внимания заслуживает озабоченность Сталина стабильным и естественным социально-экономическом развитием соседей. Пройдя жестокие схватки с оппозицией в 20-30-х годах, он хорошо представлял, сколь зыбким может оказаться контроль над социально-экономической ситуацией в стране, если у руля оказываются идеалисты, пусть и поддерживаемые на определенном этапе народом, но не умеющие или не желающие сообразовать свои проекты с реальностью.
На Востоке в центре внимания Сталина, очевидно, была ситуация в Китае. Надо отдать ему должное: избегая даже намека на поводы к обвинениям в нелояльности к чанкайшистскому режиму[15], СССР умудрился на протяжении ряда лет оказывать моральную (и не только) поддержку китайским коммунистам. При этом наше вмешательство во внутрикитайские дела было ограничено до минимума. В ноябре 1945 года Сталин демонстративно приказывает отозвать «наших людей» из Янаня, «поддерживать хорошие отношения» с гоминдановцами в Маньчжурии и «отгонять» (!) «так называемые коммунистические отряды» от городов региона, «имея в виду, что эти отряды хотят втянуть нас в конфликт с США, чего нельзя допускать»[16]. Даже в МИД СССР не было известно о многолетнем присутствии в окружении Мао Цзэдуна двух доверенных советских сотрудников, обеспечивавших переписку лидеров между собою[17]. Отсюда понятно, почему столь желанный для Мао Цзэдуна визит в СССР оказался возможен только после окончательной победы над чанкайшистами и официального признания коммунистического Китая Москвой.
В ходе переписки руководство КПК неоднократно советовалось с Кремлем по вопросам внутренней политики, обращалось с просьбами дать оценку тем или иным инициативам. В русле этого общения лежит характерная телеграмма, направленная Мао Цзэдуну в апреле 1948 года. Комментируя позицию ЦК КПК относительно взаимодействия коммунистов с прочими политическими силами Китая («В период окончательной победы Китайской революции, - считали китайские товарищи, - по примеру СССР и Югославии, все политические партии, кроме КПК, должны будут уйти с политической арены, что значительно укрепит Китайскую революцию»), Сталин возражает: «...Надо иметь в виду, что Китайское правительство после победы Народно-освободительной армии Китая будет по своей политике, по крайней мере в период после победы, длительность которого сейчас трудно определить, национальным революционно-демократическим правительством, а не коммунистическим.
Это значит, что не будут пока что осуществлены национализация всей земли и отмена частной собственности на землю, конфискация имущества всей торговой и промышленной буржуазии от мелкой до крупной, конфискация имущества не только крупных землевладельцев, но и средних и мелких, живущих наемным трудом. С этими реформами придется подождать на известный период.
...К Вашему сведению, в Югославии кроме Коммунистической партии существуют другие партии, входящие в состав народного фронта»[18].
Осознавая всю сложность ситуации в Китае, знакомый с 20-х годов с ее эволюцией не понаслышке, Сталин предостерегает китайских коммунистов от левацкой поспешности, призывает на первых порах сохранять максимально широкую социальную базу новой власти.
Не менее осторожную политику вел Сталин и на Западе. К примеру, в мае 1946 года на встрече с польскими лидерами В. Гомулкой и Б. Берутом он уговаривает последних терпеть Миколайчика, несмотря на то, что тот - «британский агент», и не отталкивать от себя католическую церковь[19]. Но наиболее показательной была линия Москвы в отношении восточногерманских земель.
Стремительный односторонний отказ бывших западных союзников от Потсдамских соглашений, умышленное оттягивание ими решения германского вопроса (подписания мирного договора и воссоединения оккупационных зон в рамках нового единого демократического государства), ремилитаризация Западной Германии, ставшая фактом уже к 1950 году, подтверждали самые худшие опасения Сталина. Эти шаги империалистического Запада, вопреки желанию СССР, объективно толкали социал-демократические и коммунистические правительства стран Восточной Европы на путь форсированной советизации и перехода к строительству социализма. Между тем, Сталин был сторонником в первую очередь укрепления дружественных политических и экономических связей между славянскими странами, которое рассматривалось им в качестве основного залога отдаленной социалистической перспективы в этих странах.
«После югославского кризиса, - пишет историк Н.Н. Платошкин, - руководители СЕПГ заговорили о необходимости принятия в качестве основной идеологии «марксизма-ленинизма» и переходе советской оккупационной зоны в стадию «народной демократии» и строительства социализма. Критерием идеологической чистоты члена партии провозглашались преданность СССР и дружба со странами «народной демократии». В сентябре 1948 года Центральный секретариат СЕПГ принял решение о необходимости изучения всеми партийцами краткого курса истории ВКП(б).
Однако на встрече с руководителями СЕПГ в Москве 18 декабря 1948 года Сталин подверг новый курс немецких товарищей жесткой критике, назвав их «тевтонами» за неуклюжесть и грубые методы в повседневной работе. К удивлению Пика и Ульбрихта, Сталин призвал их проводить «оппортунистическую» политику и идти к социализму «зигзагами». Советский лидер жестко заявил, что в Восточной Германии нет никакой «народной демократии» и, тем более, рано двигаться к социализму. Причина сталинской логики была для руководства СЕПГ вполне ясной: советский лидер не хотел создавать в Восточной Германии никаких общественных структур, которые мешали бы будущему объединению Германии. По этой причине, в частности, СЕПГ было отказано в приеме в созданное в 1947 году объединение европейских коммунистических партий (Коминформ)»[20].
Как и предчувствовало советское руководство, период союзничества с западниками оказался чрезвычайно короток. С завершением войны в Европе американцы, никак не уведомив о своем решении Москву, прекращают поставки по «ленд-лизу» (потом были извинения, кратковременное возобновление поставок, но механизм «давления на Советы» был уже запущен). С капитуляцией Японии политика «ограничения влияния Москвы», «воспрепятствования красной экспансии» уже недвусмысленно возобладала. На Лондонской конференции министров иностранных дел союзных держав в декабре 1945 года точки над i были поставлены окончательно.
Затем были программная речь Черчилля в Фултоне, план Маршалла и т.д. В результате откровенного нагнетания напряженности и прямых попыток Запада вмешаться в восточноевропейские дела с целью переломить там ситуацию в свою пользу демократические режимы в Чехословакии, Болгарии, Венгрии, Польше стали все больше обретать черты чисто коммунистических. Сталин, как мы видели, с самого начала этого не хотел. Но продолжать дистанцироваться от происходящих процессов Москва, конечно, уже не могла. К концу 40-х годов окончательно оформились два противостоящих друг другу лагеря. Создание ФРГ и ответное создание ГДР стали символами завершения поры пусть вынужденных, но все же реальных взаимопонимания и учета интересов друг друга между вчерашними союзниками.
СССР не по своей воле вступил в «холодную войну»[21]. На этот раз мирная передышка длилась менее пяти лет. На смену фронтовым операциям Великой Отечественной пришли глобальные геополитические сражения, разворачивающиеся в континентальных масштабах. И вновь с нашей стороны - при самых малых ресурсах, при тяжелейших и не заживших до конца ранах, с не очень умелыми, а подчас и не всегда искренними союзниками, рассчитывающими в своих порой до наивности детских (и оттого чрезвычайно опасных) комбинациях на безмерную мощь «большого брата».
Тито грозил Италии оккупацией Триеста и склонял Ходжу двинуть югославские дивизии к греческой границе. Димитров рассуждал вслух о Балканской федерации, нимало не заботясь о том, чей «след» станут искать за этой инициативой и чем для «подозреваемого» это может обернуться. Ким Ир Сен готовился решительным военным ударом «объединить» Корею; когда же высадился первый американский десант, не оказалось ни военачальников, не специалистов, ни техники. В Москву полетели телеграммы...
Сталин все время требовал от своих коммунистических союзников сугубой ответственности в проводимой в своих странах политике. Настойчиво напоминал, что каждой из них предстоит свой, трудный путь к социализму. Разумеется, свой не в плане базовых теоретических положений: речь не о глупости вроде «югославского» или «немецкого» пути, когда социализм собирались растить на основе сохранения частной собственности. Речь шла о серьезных гео- и социополитических особенностях, игнорирование которых способно погубить молодые формационные ростки, которые не спасет никакая «рука Москвы». «Китайская делегация заявляет, что Коммунистическая партия Китая будет подчиняться решениям Коммунистической партии Советского Союза, - сетует Сталин на встрече с делегацией ЦК КПК в июле 1949 года. - Это кажется нам странным. Партия одного государства подчиняется партии другого государства. Такого никогда не было, и это непозволительно. Обе партии должны нести ответственность перед своими народами, взаимно совещаться по некоторым вопросам, взаимно помогать друг другу, а при возникающих трудностях тесно сплачивать обе партии - это верно.
...Вы должны понять ... важность занимаемого вами положения и то, что возложенная на вас миссия имеет историческое, невиданное ранее, значение. И это отнюдь не комплимент. Это говорит лишь о том, насколько велика ваша ответственность и историческая миссия»[22].
Вот это-то историческое измерение конкретной политики с трудом давалось нашим коммунистическим союзникам. Лишены этого понимания оказались и сталинские наследники, позабывшие о том, что потенциал Победы не бесконечен, что рассчитанные вождем 30-40 лет неизбежно истекут, а остановка в развитии в условиях жесткой борьбы с империализмом приведет к неминуемому откату. «Не любите учиться, - укорял Сталин соратников перед самой войной, - самодовольно живете себе. Растрачиваете наследство Ленина»[23]. С уходом Сталина как будто сама собой исчезла и необходимость ежедневно думать о будущем, подвергать беспощадному анализу всевозможные внутренние и внешние факторы, оказывающие влияние на сохранение и развитие мирового социализма. Иначе невозможно объяснить безынициативное поведение и крупнейшие провалы и на внутри-, и внешнеполитическом фронте, непосредственно предшествовавшие экономическому и политическому застою 70-х. А ведь еще в конце войны американцы, анализируя и высоко оценивая факторы стабильности послевоенного положения в нашей стране, усматривали зачатки и новой, опасной для нас тенденции - «считать основания советской системы гарантированными раз и навсегда»[24].
* * *
Какие уроки должны извлечь мы сегодня из описанного опыта? Что может пригодиться нам в нашей борьбе завтра?
Оценивая перспективы воссоздания Советского Союза, мы должны исходить из следующих положений:
1. Реальный сдвиг может произойти только в том случае, если коммунистам удастся придти к власти в России. В противном случае, - если власть окажется в наших руках в какой-либо другой (других) бывшей республике СССР, - именно буржуазная Россия превратится в непреодолимое препятствие на этом пути. Доминирующее географическое, экономическое, политическое и, отчасти до сих пор, культурное положение России превращает ее в ключевое звено в борьбе за воссоздание СССР.
2. Когда в России у власти окажется коммунистическое правительство, самыми первыми шагами его должно быть безусловное подтверждение всех международных экономических обязательств. Можно и нужно снабдить это подтверждение самыми гибкими оговорками, касающимися будущей конъюнктуры, и они должны быть серьезно взвешены. Надо всемерно стремиться не допустить экономической блокады. Для этого риски контрагентов, в первую очередь в сырьевом плане, должны быть нами обеспечены.
3. Очевидно, в ближайшей сфере нашего влияния окажутся именно бывшие советские республики. В отношениях с их руководством нужно категорически избегать любых проявлений открытого политического (тем более - силового) давления. Во всяком случае, по нашей инициативе. База для взаимодействия - взаимовыгодная экономическая. Исключить любые попытки секретных договоров и обязательств: национальные «элиты» малых буржуазных стран по своей сути продажны, они обязательно играют «на две стороны». В этом отношении целесообразно продолжение политики путинской России в лице ее прогрессивных элементов (ШОС, Договор по безопасности и сотрудничеству). Максимальное расширение программ научного, производственного, военного и культурного обмена.
4. Особое положение в ряду бывших советских республик занимают Украина и Белоруссия.
Вместе с Россией они представляют естественное культурно-национальное единство, искусственно разделенное в ходе буржуазно-бюрократической контрреволюции 80-х годов прошлого века. Это единство послужит мощным социально-экономическим фундаментом восстановления Советского Союза. Однако необходимо сугубое внимание к национально-государственной специфике славянского ядра нового СССР.
С одной стороны в силу этнического единства между нашими народами гораздо труднее разжечь межнациональную рознь, подобную той, какую усиленно (и не без успеха) насаждают между русским народом и народами Кавказа и Средней Азии. В силу этого в славянской среде проще будет установить и поддерживать отношения, не допускающие подъема национализма и великорусского шовинизма.
С другой стороны, чтобы сохранить такой баланс и дать мощный импульс союзному развитию, потребуется выверенная политика в отношении обеспечения в рамках Союза плодотворного развития национальной государственности.
Не допускать предпосылок к искусственной унитарной прорусской централизации, ибо это неизбежно приведет к росту националистического антиимперского движения. В основу Союза, как и в 20-х годах прошлого века, следует положить принцип полноценного национально-государственного развития республик как основы братского единства, каковое, в свою очередь, является залогом подлинного национального суверенитета. Национальное самосознание украинцев, белорусов, русских, армян, грузин, таджиков обязательно должно развиться и вырасти в условиях национальной государственности, ибо, не преодолев, не сняв этих условий, будучи искусственно заключено в наднациональные формы, оно всегда будет оставаться нереализованной потребностью, которая как дамоклов меч постоянно будет угрожать нам очередным распадом.[25]
В какой мере для решения будущих задач удастся использовать нынешний механизм российско-белорусских соглашений судить трудно. Нам нужно гораздо больше, но в любом случае перво-наперво мы полностью подтвердим все российские обязательства в рамках этих соглашений. В то же время, опираясь на естественное тяготение к единству разделенных частей единого народа (и в этническом, и в социальном понимании: и русского, и советского), необходимо последовательно вводить элементы, снимающие конфедеративность в взаимоотношениях «самостоятельных» и «суверенных» государств, в которые насильно превращены советские союзные республики.
Следует особое внимание обратить на механизм двойного (или союзного) гражданства, как временную переходную форму. С другой стороны, уже на первых порах надо обдумать возможность создания полномочного, постоянно действующего надгосударственного органа (имеющего сегодня отдаленный аналог в виде саммитов глав государств СНГ), по типу предлагавшегося в 1922 году Лениным Союзного ЦИКа. «Надо абсолютно настоять, - писал он, - чтобы в Союзном ЦИКе председательствовали по очереди русский, украинец, грузин и т.д. Абсолютно!»[26]
Политической несущей братского союза должна выступить возрожденная союзная коммунистическая партия.
5. Однако на первом этапе главный упор - на внутреннюю ситуацию. В рамках различных контуров воссоздания мировой социалистической системы (страна, страна+окружение, континент, весь мир) начинать надо с начала, стараясь воссоздать национальную социалистическую базу. Внешними задачами нужно заниматься обязательно, но только в той мере, в какой позволяют это наличные ресурсы, которые можно безболезненно отвлечь изнутри. Это положение сохранится по крайней мере в течение нескольких лет. В течение этого времени сверхзадачей становится параллельное повышение жизненного уровня трудящихся и воссоздание отраслей-локомотивов в экономике (нефть, газ, строительство, транспорт, оружие).
6. Прогрессивная политика в отношении ближайших соседей должна строиться на противопоставлении хорошей жизни у нас и тяжелой у них. Гражданам этих стран должно хотеться не просто зарабатывать у нас, их должен привлекать наш образ жизни, основанный на мощном научном планировании в экономике и высоком уровне обеспеченности работающего населения. При этом необходимо свести на нет возможности нелегального найма на работу и нелегальной сдачи в наем жилья. Тем самым исключается экономическая основа нелегальной трудовой иммиграции. В то же время национальный доход при беспроцентном кредитовании жилья и повышении (на первых порах) заработной платы будет исчисляться в расчете только на граждан. В результате этих мер проблемы безденежья и безработицы в бывших республиках СССР превращаются в их сугубо внутренние проблемы, что на фоне успехов социалистической России ведет к оформлению и нарастанию левого движения в них.
7. Базой для плодотворного общения с империалистами, как показывает исторический опыт, служит только голый и скрупулезный расчет. «Большая тройка» могла возникнуть лишь на основе глобальной фашистской угрозы и неспособности западных демократий справиться с нею без СССР. Сегодня такой базы для сотрудничества в мире нет. США, хотя они и осознаются многими в качестве мирового гегемона, агрессора и пр., пока могут задушить в зародыше любую антиамериканскую коалицию. Мы в нашем положении после прихода к власти не можем и не должны пытаться совершать шаги в инициировании такой коалиции. Следует, не совершая резких внешнеполитических шаров, попытаться оказаться вне поля непосредственного внимания США, или, по крайней мере, заручившись экономическим интересом к нам как стабильному и надежному продавцу углеводородов, сохранить ряд крупных контрагентов, что не позволит загнать нас в блокаду. В конце концов, даже Куба умудрилась выжить, не говоря уже о ее последних прорывных инициативах совместно с Венесуэлой и Боливией. Выживем и мы. При этом нашим решающим контрдоводом во всех кризисных ситуациях пока остается ядерное сдерживание.
* * *
Некоторые тезисы в этой краткой программе кому-то могут показаться расплывчатыми, некоторые наивными. В этом отношении одна только практика способна конкретизировать и прояснить дело. Разумеется, обязательно отыщутся деятели, кичащиеся священным следованием марксизму и с легкостью готовые рассудить, кто тут оппортунист, кто ревизионист, кто правый, кто левак.
Стратегический просчет послесталинского руководства очевидно заключается не только в том, что дело было пущено на самотек и личная самоуспокоенность заглушила инстинкт социального самосохранения. Игнорировались мощные социальные явления, укорененные в буржуазном обществе, такие как приоритет материального стимулирования труда, товарооборот, буржуазно-демократические свободы и пр. В рамках социалистического строительства явления эти требовали разумного использования в таких формах и до такой степени, когда их эксплуатация станет уже нерациональной, они будут изжиты и исчерпаны, естественно уступят место социалистическим началам, как в свое время был изжит и исчерпан нэп. Спешка в этом вопросе равноценна тому, что мы оставляем в своем тылу не просто недобитого, но накапливающего новые силы врага. И не надо думать, будто речь идет о столетиях. В отличие от крестьянской России начала XX века, мы находимся на совершенно ином социально-экономическом уровне, даже и лишившись половины экономики и ряда ключевых отраслей промышленности. По сути, главным нашим противником является Запад, опирающийся тут на обуржуазенное сознание масс и тонкую прослойку реальной буржуазии. Для кардинального поворота к социализму нам вполне хватит трех пятилеток.
Отсюда вытекает, что победа социальной революции в наших условиях на первых порах потребует максимальной преемственности в том, что касается не социально-экономического существа, но форм и средств, сугубой осторожности в действиях и спокойного мужества в игнорировании всякого рода прожектеров и критиканов. Если понадобится, временно пойдем на небольшевистские меры, будем торговаться и договариваться с самым прожженным буржуем, иметь дело с чертом лысым - лишь бы не утратить контроля над ситуацией, заслужить и удержать доверие масс. Помнится, нужда заключить Брестский мир едва не довела некоторых чересчур впечатлительных деятелей до кондрашки. А недостаточно гибкая политика Альенде при весьма доброжелательном отношении общества стала причиной того, что социальные перспективы Латинской Америки оказались отодвинуты на десятилетия. Это дела серьезные, а у нас и покруче того будет.
[1] Сталин И.В. Сочинения. Т.18. С.191.
[2] См.: Александрия и Суэцкий канал - цели для сталинских соколов // НВО. 2006. №22. С.5. Любопытно, что к идее бомбардировок Бакинских нефтяных промыслов британский комитет начальников штабов вернулся... год спустя, 23 июня 1941 года. Закордонной агентурой НКГБ СССР тогда же были получены сведения, что данный комитет на своем заседании постановил просить военное министерство послать командующим войсками в Индии и на Ближнем Востоке телеграмму с запросом о готовности к бомбардировке нефтяных промыслов в Баку. Аналитики в Лондоне были тогда убеждены, что СССР не сможет оказывать сопротивление фашисткой Германии боле шести месяцев, и считали необходимым упредить события и лишить Гитлера Бакинской нефти. См.: Органы государственной безопасности в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Том второй. Книга I. Начало: 2 июня - 31 августа 1941 года. М., 2000. С.61.
[3] Запись переговоров между министром иностранных дел Великобритании Антонии Иденом и [господином И.В.] Сталиным ночью 17 декабря [1941 г.], в полночь. Родина. 1991. №6-7. С.23-25. Историк В.О. Печатнов называет эти шаги «неуклюжими попытками», которые «не помогали взаимопониманию» между союзниками (Сталин, Рузвельт, Трумэн: СССР и США в 1940-х гг. М., 2006. С.21). В контексте рассматриваемой нами темы с такой оценкой едва ли можно согласиться.
[4] «Хотя война в полном разгаре и неизвестно, когда она закончится, - писал Сталину в декабре 1941 года заместитель В.М. Молотова С.А. Лозовский, - но исход войны уже ясен. Германия, Япония, Италия и их союзники будут разгромлены. В связи с этим пора уже начать подготовку мирной конференции, задачи которой будут гораздо сложнее задач Парижской мирной конференции». (Печатнов В.О. Указ. соч. С.239).
[5] Из заключения политического подкомитета «комитета Ноттера». См. Печатнов В.О. Указ. соч. С.221.
[6] Там же. С.143.
[7] Сталин И.В. Сочинения. Т.18. С.360.
[8] Печатнов В.О. Указ. соч. С.154. Помимо процитированного, существуют по меньшей мере еще два постановления ГКО, от 10 апреля и 27 октября, предписывающие, что «линия поведения наших войск... должна заключаться в предоставлении освобождаемым народам полной свободы в решении вопароса о своем государственном устройстве и социальном строе» (См.: Ю.В. Рубцов. Из-за спины вождя. М., 2003. С.174).
[9] См.: Жуков Ю.Н. Иной Сталин. М., 2003. С.58; а также: Печатнов В.О. Указ. соч. С.265.
[10] См.: Дж. Р. Дин. Странный союз. М., 2005. С.93; Печатнов В.О. Указ. соч. С.140.
[11] Косолапов Р.И. Побеждает тот, кто предвидит. // Солнце труда. 2003. №3. С.3-4.
[12] Печатнов В.О. Указ. соч. С.269.
[13] См.: Сталин И.В. Сочинения. Т.18. С.451, 640.
[14] См.: Попов И.М., Лавренов С.Я., Богданов В.Н. Корея в огне войны. К 55-летию начала войны в Корее 1950-1953 гг. М., 2005. С.71-73.
[15] В июне-июле 1945 года в Москве прошли переговоры Сталина с главой гоминдановского правительства Сунь Цзывэнем. Формально двусторонние, они шли под непосредственным контролем США: ежедневно китайский премьер являлся за инструкциями к американскому послу в Москве Гарриману. Американцам было выгодно через китайцев давить на Кремль в плане ревизии ялтинских договоренностей. Сталин, делая вид, что не замечает «игры», до самого отъезда в Потсдам вел с китайцем долгие разговоры, но фактических уступок не сделал (См.: Печатнов В.О. Указ. соч. С.338). Позже, в декабре 1945 в Москву с целью зондажа прибыл личный представитель Чан Кайши - его сын Цзян Цзинго. Несмотря на всевозможные попытки последнего вовлечь СССР в переговоры Чан Кайши с коммунистами с целью их «умиротворения», Сталин дипломатично твердил, что «китайские коммунисты не подчиняются русским коммунистам. Коминтерна больше нет. Русским коммунистам было бы очень трудно посредничать, так как они не хотели бы давать совет, который был бы отклонен впоследствии. К тому же китайские коммунисты не просят совет» (Сталин И.В. Сочинения. Т.18. С.382).
[16] Печатнов В.О. Указ. соч. С.388.
[17] См.: Ледовский А.М. СССР и Сталин в судьбах Китая. Документы и свидетельства участника событий 1937-1952. М., 1999; Сталин И.В. Сочинения. Т.18. С.444, 446, 470, 471, 520-526.
[18] Там же. С.470.
[19] Печатнов В.О. Указ. соч. С.442.
[20] Платошкин Н.Н. Жаркое лето 1953 года в Германии. М., 2004. С.23-24.
[21] Еще в мае 1948 года, на полях конфиденциального обращения от Генри Уоллеса - конкурента Трумэна на грядущих выборах в США, Сталин категорично замечает: «Никакой холодной войны мы не ведем. Ее ведут США...» (Печатнов В.О. Указ. соч. С.541).
[22] Сталин И.В. Сочинения. Т.18. С.531.
[23] Там же. С.208.
[24] Печатнов В.О. Указ. соч. С.274.
[25] Л.М. Каганович, в 1925-28 гг. исполнявший обязанности Генерального секретаря ЦК КП(б) Украины, вспоминал: «Вся практика строительства Советского государства Украины - Украинской Советской Республики опрокинула клевету белой националистической эмиграции о том, что Украина - это-де не государство, а «область», «край России». В этом они смыкались с великодержавными националистами. Жизнь опровергла эту клевету врагов: не область, не край, а Украинская Союзная Республика - суверенное государство, входящее в Союз Советских Социалистических Республик, имеющее свои конституционные права и обязанности, свои государственные масштабы и границы». (См.: Каганович Л.М. Памятные записки. М., 2003. С.378). Любопытная деталь, выпукло иллюстрирующая вдумчивое отношение ВКП(б) к национальному вопросу: отчет ЦК КП(б)У X-му съезду республиканской партии, проходившему в 1927 году, был сделан Л.М. Кагановичем на украинском языке. (Там же. С.370).
[26] В.И. Ленин. ПСС. Т.45. С.214.
