«Обитаемый остров» Бондарчука вообще очень мало похож на «Обитаемый остров» Стругацких. Но если большей частью текст диалогов и ход событий у Бондарчука внешне сохранен – хотя за счет стилистических изменений сходство предельно утрачивается, то в ряде случаях меняется и ход событий, и все смысловое наполнение. Есть такое естественное стремление у многих, в основном в подростковом возрасте: прочитать или посмотреть то же, но с другим концом. Чапаев выплыл
Наверное, во власти такого желания Бондарчук решил немного подправить роман Стругацких – и подправил не только стиль (из психологической драмы – в «экшн»), и не только событийный финал – но, в конце концов, и общую идею – превратив ее окончание романа и его главную мысль из вопроса – в ответ.
Роман заканчивался дилеммой: что хуже - кошмар превращения людей в марионетки, или кошмар хаоса, в котором люди, скорее всего, превращаются в зверей. Фильм закончился жизнерадостным посылом – все проблемы разрешает победоносное восстание масс. Правда, очень напоминающее нашествие диких зверей. Но и в этом случае ответ очевиден: звери лучше, чем марионетки. То о чем у Стругацких Максим и Странник спорили: «-- А дальше должна начаться революция. -- Чего это ради? -- Но ведь Центр-то разрушен... Излучения больше нет... -- Ну и что же? -- Теперь они сразу поймут, что их угнетают, что жизнь у них дрянная и поднимутся... -- Куда они поднимутся? -- печально спросил Странник. -- Кто поднимется? Творцы живут и здравствуют, легион цел и невредим, армия отмобилизована, в стране военное положение... На что вы рассчитывали?» И то, в чем в романе была огромная проблема – Бондарчук бордо и без особых сложностей решил в пользу Максима. Говорят, что сценарий одобрил Борис Стругацкий. Но в том то и дело, что по одной из версий позиция Максима и была его позицией, а позиция Странника – скорее позицией Аркадия Стругацкого – и эта раздвоенность всегда и создавала особую многозначность и проблемность произведений автора, носившего имя «А. и Б. Стругацкие». При исчезновении этого двойного начала – терялась и неповторимость и гениальность работ. В фильме – она как раз исчезла. – И вместо лучшего и самого сильного из романов Стругацких - получился стандартный приключенческий роман, о прекрасном герое, побеждающем ужасного злодея и освобождающем заколдованное царство – поданный в жанре такого же стандартного голливудского боевика. Но по факту – «что выросло, то выросло». А вот что дальше? Бондарчук показал: «Дальше – восстание!». Предположим. А вот что дальше? То, что показывает Бондарчук, и что может показаться восстанием - что стоит из трех фрагментов. Первый.
Даже здесь – уже два заметных расхождения с романом. С одной стороны, Странник и его центр вовсе не являются чем-то особо неприемлемым для Подполья – да и для общественного сознания. Даже Зеф, совсем не последнее лицо в подполье, когда Максим поручает ему после взрыва ликвидировать Странника, изумляется: «-- Ты что, свихнулся? -- сказал Зеф, останавливаясь. -- Какая-то безумная затея, … - Зачем? Почему Странника? Вполне приличный дядька, его здесь все любят...» Не говоря о том, что часть видных людей «Старого комитета» - как раз и нашли приют в центре и работает там.
С другой, «Они подъезжали к департаменту. Тяжелые ворота были закрыты наглухо, в каменной ограде чернели амбразуры, которых раньше не было. Департамент стал похож на крепость, готовую к бою».
Не говоря о том, что по общему настрою последних страниц романа имеется в виду, что Отцы всегда были готовы к подобному развитию событий – Странник тем более был готов к нему. И его Департамент был готов. И его особая контрразведка всегда была готова.
Восставшие – если речь идет о восставших – могли пойти куда угодно, только не в этот Департамент. А если бы и пошли – Департамент более чем кто-либо другой был готов к тому, чтобы их встретить. Второй фрагмент «восстания». Там был классический тезис: «Где правят серые – там, в итоге к власти приходят черные». Здесь – антитезис? «Свергая черных – помни: ты мостишь дорогу серым»?
Люди в сером – это явно не восставшие. Это пользующиеся ситуацией Другие. Либо – некая особая служба Папы – местная «Служба безопасности Президента». Либо – «Особая контрразведка» Странника, о которой в романе говорилось: «Общегосударственного масштаба операция по изъятию иностранных шпионов -- это его акция. Прокурор сам вел их дела и был потрясен, узнав, что имеет дело не с липовыми шпионами-выродками, а с настоящими матерыми разведчиками, заброшенными Островной Империей для сбора научной и экономической информации. Странник выудил их всех, всех до единого, и с тех пор стал неизменным шефом особой контрразведки». - По фильму, как раз люди Странника носят серую форму.
Странник в фильме перед взрывом как раз обещает Прокурору «увидеться и поговорить» по поводу выхода последнего на Максима. Вот, пришли и поговорили. Только тогда получается, что в момент катаклизма спецназ Странника бросает на произвол судьбы Департамент – и только для того, чтобы отомстить Прокурору – хотя зачем, если ему уже отослал черную метку папа? – Почему собственно в фильме последний и затевает авантюру с захватом Центра Максимом. Или Странник разбирается с прокурором по приказу папы? И бросает без охраны свой департамент?
Или это все же люди Папы? Но почти сразу после этого в его резиденцию приходят Зеф с Вепрем. Причем – во главе спецгруппы в гвардейской форме. Вряд ли восставшие на ходу переодевались в форму Гвардии – по тому, как в фильме развиваются события – это просто небезопасно. Или уже и Гвардия восстала против папы? С чего бы это? «Выродков» там нет, все они манипулируемы. Или после того, как ушло излучение, они настолько прозрели, что в считанные часы стали на сторону особого, вполне специфического крыла Подполья? Или Зеф и Вепрь изначально – люди, связанные с частью власти, теми властными «выродками», которые могли дать в распоряжение ним бригаду гвардейцев? Толи одни были агентами других в подполье, толи другие агентами первых во власти… Но, в общем, понятно, что Зеф с Вепрем – какие-то «особые» подпольщики.
Или, при всей буйно разрисованной картине «восстания» - здесь восстания никакого и нет, потому что его, как и предсказывал Странник – и быть не может. А есть – вовсе не «восстание», а имитированная под восстание разборка фракций элиты – и кто разбирается с кем и какими силами – потому и нельзя понять, что Отцы – они Неизвестные. И кого свергать, на деле абсолютно неизвестно. Это прокурор обещал Максиму дать для оглашения в эфире все имена – как зовут Отцов, и где они живут – но не успел. И вообще события пошли по другому сценарию.
И к Папе могли прийти – только те, кто знал, кто он, как его зовут и куда к нему нужно приходить. То есть – только кто-то из круга тех же Неизвестных Отцов. Или те, кого последние и послали.
Или, что тоже возможно, к Папе потому и можно так просто войти – что войдя ты его никогда не застанешь на месте? Потому что его здесь и не бывает, кроме как тогда, когда туда приходят те кого там ждут.
И ведь и в самом деле – ну, с чего было начаться восстанию в случае исчезновения излучения? Излучение делало людей восприимчивыми к некритическому восприятию той или иной информации. Оно само – ничего в мыслях облучаемых не меняло. С исчезновение его они переставали безоговорочно воспринимать официальную пропаганду – но все, что им внушили в их голове сохранялось. То есть их оценка действительности, сама по себе, оставалась прежней – в том, что она была неверна, их еще надо было либо долго убеждать в чистых условяих – то есть без излучения. Либо не излучатель взрывать, а, сохраняя его – менять поток информации, пропаганды. Переубедить их подпольщикам по фильму без излучателей было просто некогда. А излучателей – нет. Есть – передвижные, но как раз они – под контролем Отцов. Откуда здесь взяться не только восстанию, но и недовольству? В Отцов как верили, так и верят. Гвардия как была готова пойти на смерть – так и готова. Народ как был восхищен Гвардией – так и остался. Чего ему восставать? На это еще нужны как минимум месяцы если не годы – пока людей не переубедит в их оценках действительности текущая жизнь – и пропаганда Подполья. Которое, само не может решить, что именно, что именно нужно пропагандировать.
По тому, как в самом фильме – значительно более скупо, чем в Романе – описывается действие излучения и последствия его прекращения – ни к какому массовому протестному или просто активному поведению ничего не ведет. Когда Максим вывозит Гая из-под облучения, последний сначала ему не верит, потом очень медленно начинает сомневаться в прежних убеждениях – потом у него вообще наступает «постлучевое голодание» - и он впадает в депрессию. И это притом, что Максим рядом с ним, пользуется у него большим авторитетом, постоянно переубеждает и поддерживает. Впадать в истовый энтузиазм по поводу любви к другу и гореть желанием умереть за него и уничтожить Отцов он начинает лишь тогда, когда вновь попадает под лучевой удар.
То есть толпа на улицах могла начать себя вести так, как ей предписал Бондарчук, лишь в том случае, если бы ситуация развивалась по сценарию Прокурора: не уничтожение Центра, а сначала переключение его на депрессию, а затем – на восторг: «Мак там пройдет и запустит свои умелые руки в генераторы, и прежде всего переключит Центр, всю систему башен на депрессионное поле. Затем, уже совершенно беспрепятственно, он поднимется в радиостудию и поставит там пленку с заранее подготовленной речью на многоцикловую передачу... Вся страна от хонтийской границы до Заречья -- в депрессии, миллионы дураков валяются, обливаясь слезами, не желая пошевелить пальцем, а репродукторы уже ревут во всю глотку, что Огненосные Творцы -- преступники, их зовут так-то и так-то, они живут там-то и там-то, убейте их, спасайте страну, это говорю вам я, Мак Сим, живой бог на земле (или там... законный наследник императорского престола, или великий диктатор, что ему больше понравится). К оружию, мой легион! К оружию, моя армия! К оружию, мои подданные!.. А сам в это время спускается в аппаратную и переключает генераторы на поле повышенного внимания, и вот уже вся страна слушает, развесив уши, стараясь не пропустить ни одного слова, заучивая наизусть, повторяя про себя. А громкоговорители ревут, башни работают, так длится еще час, а потом он переключает излучатели на восторг, всего полчаса восторга -- и конец передачам...» Либо тоже возникает некая смысловая развилка: по логике и романа, и фильма, как и предупреждал Странник – восстания быть не может. Но вот Бондарчук взял, и снял, что оно произошло. То есть, по логике предполагается, что исчезновение излучения само по себе строй мысли граждан Страны Отцов изменить не могло. По тому, что вытекает из заключительных сцен фильма – изменило. В этом случае нужно полагать, что при возникновении излучения – строй их мыслей восстанавливается. А раз так – Гвардия стоит насмерть, отражая атаку толпы, а толпа, попадая под действие излучения – поворачивается против тех, кто под него не попал. бунт тем и отличается от революции, что ограничивается погромом и стихает после того, как выдохнется и устанет.
Но допустим, опять таки. что так не произойдет. Допустим, что излучателей в столице не было или было явно недостаточно. «Восставшие» разгромили все правительственные учреждения. И что? Допустим, они успели (что в таком пылу ярости вряд ли возможно) сформировать некое новое правительство – из числа участников подполья. Оставим в стороне то, как Стругацкие характеризуют Подполье. Но допустим – сформировали.
К концу дня или на следующий день у них начинается лучевое голодание, и они, как и Гай, впадают в депрессию. Им плохо, жить не хочется, делать ничего не хочется: «мир был серым, бесцветным, сухим, в нем не было места радости, не было места движению жизни, все было тусклое и больное. Не хотелось думать, не хотелось ничего видеть и слышать, даже спать не хотелось -- хотелось просто положить голову на стол, опустить руки и умереть. Просто умереть -- и все». Итак, власть разгромлена, освобожденным гражданам хочется умереть, инфраструктура – включая канализацию – не работает. А Папа – и скорее всего ряд других Отцов – живы и невредимы. Здесь любое появление любого Неизвестного Отца верхом на спецтанке с излучателем и громкоговорителем – превращается в явление Христа народу.
Во-вторых – у людей появляется хоть какая-то надежда и чувство понимаемости происходящего – потому что им под излучение через громкоговоритель очень грамотно расскажут, кто виноват в несчастье и в том, что им так плохо.
В-третьих, время от времени им будут дарить излучение на волне восторга. И они дружно, колоннами будут рваться расправляться с эмиссарами подполья, с чиновниками нового правительства и реветь «Вернитесь Отцы». Причем под этими ударами выродки из нового правительства даже не смогут сопротивляться.
Первое место, где в этих условиях появится Папа – станет точкой «восстановительного народного похода» - который сметет любое революционное правительство.
Если, разумеется, такое правительство само не овладеет и не пустит в ход танки с излучателями. Интересно, будет ли и в этой ситуации Максим опять истово истерично вопить: «Я не дам построить новый Центр» - или возглавит штурм какой-нибудь базы, где стоят в резерве такие танки – и поедет сам говорить народу все то, что ему предлагал сказать Государственный прокурор? Если будет все же орать – скоре всего его вскоре прикончат свои же, тем более, что уже многие знают, куда именно нужно в него стрелять. Все-таки, сколько он в фильме не орет на Странника и не дерется с ним – когда Вепрь с Зефом входят во главе отряда гвардейцев в кабинет папы, где находят перевернутую статуэтку башни излучателя, один из них повертев ее в пальцах, задумчиво, но твердо, восстанавливает ее исходное положение, ставит стоймя. Как и сказал Странник бьющемуся в свободолюбивой истерике Максиму: «Это их история, Им решать, как они будут жить». С.Черняховский А вот если пойдет захватывать спецтанк с излучателем – то все нормально. Еще немного – и согласится строить новый Центр.
Кстати, Максим, бьющийся в истерике и орущий на Странника – это исключительное авторское открытие Бондарчука: Максим из романа просто не представим в таком унизительном состоянии.
Правда, Максим из фильма способен и на третье состояние – в обнимку с Радой он заберется на крышу и будет в ужасе глядеть на то, что натворил по глупости и наивности в этом мире, которому до него было плохо – но с его приходом стало еще намного хуже.
То есть то, что показал Бондарчук – могло произойти не при уничтожении Центра – чего хотел Мак и что показывал Бондарчук –режиссер, а в случае его сохранения – но в других целях, чего хотел Бондарчук-прокурор. Перепутал.
