Несомненно, наиболее яркими и привлекающими внимание в 2011 году стали события т.н. «арабской весны»: революции, завершившиеся свержением режимов, в Тунисе, Египте и Йемене; гражданская война и уничтожившая легитимную государственность интервенция НАТО в Ливию; восстания в Бахрейне и Сирии; массовые беспорядки в Алжире, Ираке, Иордании, Марокко и Омане; аналогичные, но менее значительные инциденты в Кувейте, Ливане, Мавритании, Саудовской Аравии, Палестинской автономии, Судане и Западной Сахаре; индуцированные «панарабской революцией» волнения в странах «чёрной Африки» (Сомали, Джибути, Буркина Фасо). Тем не менее, несмотря на яркость и несомненную важность для мировой политики, эти события вряд ли следует считать ключевыми, так как, в конечном счёте, они касались лишь части мировой периферии и имели, хотя и долгосрочный по историческим последствиям, но преимущественно региональный характер. Тем более, едва ли можно рассматривать в качестве ключевого события года смену руководителя в Серверной Корее в связи со смертью Ким Чен Ира и передачей верховной власти в стране его сыну Ким Чжон Ыну. Определяющими же для судеб мира в целом продолжали оставаться политические и экономические процессы, развивающиеся в мировой метрополии, т.е. в Западной Европе и США.

Стоит отметить, что по мере роста цен на золото (за десять лет – в 3 раза в пересчёте на евро и более чем в 4,5 раза в пересчёте на доллары ФРС США) популярность золотых монет и слитков как инвестиционного инструмента для государственных и частных банков, учреждений, фирм и частных лиц неуклонно росла на протяжении всего последнего десятилетия и особенно резко – с началом мирового финансового кризиса. Рост спроса породил предложение и на протяжении нескольких лет постепенно делал покупку и продажу монет и слитков из драгоценных металлов (прежде всего, конечно, золота) всё более и более доступной, тем самым, повышая ликвидность золота и фактически постепенно приближая данный актив к статусу денег. При этом, в отличие от слитков, золотые инвестиционные монеты (такие как канадские кленовый лист и Ванкувер, американские орёл и Буффало, австралийские нуггет и лунар, южноафриканский крюгерранд, китайская панда, австрийский филармоник и др), и de jure уже имели статус денежных знаков. Таким образом, нельзя сказать, что тенденция к ремонетизации золота возникла в 2011 году на ровном месте, однако именно в 2011 году она вышла на качественно новый уровень.

9 марта 2011 года в Национальный Совет Швейцарии депутатом Томасом Щулером была внесена инициатива по введению золотого франка в качестве второй валюты в стране. С 18 сентября швейцарская биржа SIX перешла на оплату сделок золотом наравне с долларами. В октябре в Канаде Эриком Спроттом и его партнёрами была подана заявка на создание банка «The Continental Bank of Canada», позволяющего не только открывать депозиты в золоте или других драгоценных металлах, но и с помощью чеков использовать эти счета для повседневных покупок. С 22 ноября о начале продажи нефтяных контрактов не только за доллары и государственные облигации, но и за золотые слитки объявила Лондонская нефтяная биржа, принадлежащая американской компании ICE.

Параллельно с этим стоит отметить, что в 2011 году впервые более чем за 20 лет европейские центробанки осуществили чистые покупки золота. По сообщению The Financial Times, ссылающейся на данные Европейского центрального банка (ЕЦБ) и Международного валютного фонда (МВФ), с начала года ко второй половине сентября ЦБ европейских стран увеличили резервы золота на 25 тыс. унций (800 килограмм). В последний раз чистые покупки золота центробанками региона были зафиксированы в 1985 году, в то время как в период с 1999 года они в среднем продавали порядка 400 тонн драгметалла в год. Для сравнения потребление золота в мире в общей сложности составляет около 4500 тонн в год. Центробанк Эстонии в связи с присоединением этой страны к зоне обращения единой европейской валюты приобрел золото для внесения его в резервы ЕЦБ. Еще 3 тысячи унций приобрела Мальта. Стремясь сократить свою зависимость от доллара, крупные покупки золота в 2011 году совершили также Мексика, Россия, Южная Корея и Таиланд. О намерении пустить 1 млрд долларов, взятых в кредит у российского Сбербанка, на золотовалютные резервы 14 сентября заявили власти Белоруссии. Market News International с ссылкой на анонимные правительственные источники сообщил, что Китай рассматривает возможность покупки золота, представленного на продажу Международным Валютным Фондом (МВФ). Сообщалось, что МВФ подписал план о продаже 403,3 тонн золота, что составляет одну восьмую всех его активов. В связи с этим дилер Центрального банка Китая Цюй Мини заявил, что «Вполне вероятно, Китай купит золото у МВФ, и даже возможно, что он выкупит весь предложенный объём, учитывая его огромные валютные резервы и сравнительно низкий золотой запас». Китай, являющийся крупнейшим производителем и потребителем золота, в 2011 году согласно собственным заявлениям увеличил объём своих золотовалютных резервов до 1 054 тонн по сравнению с 400 тоннами в 2003 году. В целом по сообщению The Financial Times объём покупок золота мировыми ЦБ в 2011 году может оказаться самым значительным с момента краха 40 лет назад Бреттон-Вудской валютной системы.

Резкое обострение кризиса еврозоны в связи с нарастанием угрозы суверенных дефолтов Греции, Италии, Испании, Португалии и ряда других входящих в неё государств; продолжающий расти государственный долг США вкупе с имевшей место реальной угрозой дефолта 2 августа и со снижением агентством Standard & Poor’s (S&P) 5 августа долгосрочных кредитных рейтингов США впервые за всю историю их существования с 1917 года с максимального уровня "ААА" на одну ступень до "АА+"; привязка швейцарского франка к курсу евро; тяжёлая финансово-экономическая ситуация в Японии (государственный долг которой уже составляет почти 200% ВВП и продолжает расти), усугублённая катастрофой на Фукусиме; переход Центробанков от крупных продаж к покупкам золота в совокупности привели к новому витку роста цен на него, которые утром 6 сентября 2011 поставили новый рекорд в $1920,25 за тройскую унцию, что по текущему на тот момент курсу составляло около € 1372,59.

Рост цен на золото и, несмотря на угрозу значительных колебаний его рыночной цены в результате биржевых спекуляций, его относительная надёжность на фоне стремительного падения надёжности бумажных валют и государственных облигаций делают золото и другие драгоценные металлы чрезвычайно привлекательным инвестиционным инструментом, что, в свою очередь, повышает спрос на них и способствует дальнейшему росту цены, запуская цикл положительной обратной связи. Параллельно с этим по мере перехода бирж на оплату золотом, выпуска инвестиционных монет и распространения фирм, занимающихся их продажей и обратной покупкой у частных граждан, растёт ликвидность золота и его приближение к статусу одной из мировых валют. Конечно, речь пока не может идти о полном обеспечении всей мировой торговли золотом, что при ныне существующем отношении товарооборота к объёму мирового золота увеличило бы его стоимость на порядки; одно только полное золотое обеспечение евро согласно расчётам австрийского экономиста Грегора Хохритера (Gregor Hochreiter) установило бы цену в € 25 000 за унцию. Речь пока может идти лишь о восстановлении золотой монеты хотя бы в качестве не единой, но одной из мировых валют наравне с долларом ФРС США, евро, британским фунтом стерлингов, швейцарским франком и японской иеной. Важным рубежом в этом отношении могла бы стать эмиссия золотого франка Швейцарией, золотого юаня Китаем или золотого динара или риала арабскими странами.

Ремонетизация золота имеет огромное значение не только для глобальной экономики, но и для всего устройства мировой системы власти и социальных отношений. Отказ от золотого эквивалента и фактическое превращение эмитируемых трестом частных банков американских долларов в мировую валюту сформировал существующую сегодня систему мировой капиталократии. В основании этой системы лежит тот факт, что круг монополистических банковских структур практически произвольно и неограниченно создаёт по близкой к нулю себестоимости условные знаки, являющиеся для всего остального мира эквивалентом всех материальных и многих нематериальных ценностей, и, как следствие, средством управления поведением людей и социальными отношениями. В отличие от условных бумажных и электронных денежных знаков золото не может произвольно создаваться из ничего, его количество ограниченно, его использование в качестве денег предполагает более или менее эквивалентный рыночный обмен, его запас не может быть произвольно аннулирован подобно отмене условных денежных знаков. Это даёт частным лицам и коллективным экономическим субъектам определённую степень автономии и независимости от мировой капиталократии, подрывает универсализм и тотальность характера её власти.

Разумеется, не следует абсолютизировать и даже просто преувеличивать значение происходящих перемен. Транснациональная финансовая олигархия контролирует основной объём мирового рынка золота и в значительной мере может диктовать и устанавливать на него свои цены. Спекулятивная атака на золото и его обесценивание в несколько (в 3-5 или теоретически даже в 7) раз теоретически возможны. Однако по сравнению с полной условностью бумажных и электронных денег это всё-таки очень существенное отступление со стороны мировой капиталократии и крупный успех противостоящего ей западного гражданского общества. Ремонетизация золота задаёт уже некие объективные, общие для всех правила игры и ограничивает тот беспредел, при котором природные ресурсы и человеческий труд присваивались фактически даром в обмен на крашеную бумагу и циферки в компьютерах.

Это важно не только для частных лиц, имеющих теперь возможность выйти из роли заложников ФРС и других эмитетов бумажных и электронных денег, но и для дедолларизации целых национальных экономик. В то же время это будет иметь и несомненные политические и социальные последствия, так как финансовые ресурсы мировой банковской элиты при всей своей несомненной громадности из бесконечных становятся теперь всё же принципиально ограниченными. Это значит, что их использование в качестве простого средства дрессировки люмпенизированных масс и тотального подкупа государственных и социальных институтов теперь будет происходить не за счёт самого общества, а за счёт ресурсов олигархии. Иными словами, мы возвращаемся из виртуального зазеркалья, в котором все законы произвольны, в реальный мир, в котором любое использование ресурсов одновременно означает их растрату и истощение. Мировая транстерриториальная банковская олигархия остаётся, конечно, самым мощным субъектом мировой политики, но она уже не является абсолютным монополистом. С ней теперь принципиально можно конкурировать и тягаться, сферу её власти теперь до некоторой степени можно покинуть, перейдя на не вполне подконтрольные ей эквиваленты стоимости.

Нарушение функционирования материальной базы капиталократии коррелирует с дальнейшим разрушением её социально-политической и идеологической надстройки, тенденции к чему мы отмечали год назад.

По итогам 2010 года мы указывали на важнейшие симптомы разрушения прежде непреложных идеологем политкорректности: успешно осуществлённое Францией и рядом других стран Западной Европы выселение цыган и введение запрета на ношение хиджаба; референдум в Швейцарии, по итогам которого из страны не только будут выдворяться иностранцы, но и получившие ранее швейцарское гражданство мигранты-преступники будут его лишены; заявления Тило Сарацина, Хорста Зеехофера, Кристины Хадертхауэр и, наконец, Ангелы Меркель о провале политики мультикультурализма и успех антимигрантских партий на выборах в Западной и Восточной Европе.

В 2011 году все эти тенденции получили в Европе продолжение и развитие.

5 февраля на ежегодной, 47-ой по счёту Конференции по безопасности в Мюнхене премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон выступил с яркой речью, в которой, вслед за Ангелой Меркель, признал полный провал политики мультикультурализма. Он заявил, в частности, что в росте экстремизма среди мусульманской молодежи, живущей в Великобритании, в значительной степени виноваты лидеры мусульманских общин, которые не пресекают подобные проявления, и пообещал прекратить государственную поддержку организаций, не разделяющих «основные британские ценности». По словам Кэмерона, «Очевидно, нам надо менее придерживаться принципа пассивной толерантности последних лет». В рамках доктрины государственного мультикультурализма, пояснил британский премьер-министр, власти страны поощряли раздельное сосуществование культур. Это привело к недостатку национальной идентичности, что, в свою очередь, спровоцировало интерес молодых британских мусульман к экстремистским идеям. «Если мы хотим преодолеть эту угрозу (доморощенный исламский экстремизм), я думаю, пора перевернуть страницу с провалившимися методами прошлого», – заявил Кэмерон. Он предложил ужесточить политику в отношении групп, которые пропагандируют исламский экстремизм. В первую очередь, закрыть таким группам доступ к госказне и запретить ее представителям заниматься пропагандой своих взглядов в университетах.

Особую истерику в среде профессиональных дельцов от индустрии насаждения толерантности и прочей левацко-паразитарной публики вызвал тот факт, что выступление премьера Кэмерона в Мюнхене по времени совпало с демонстрацией сформировавшейся в 2009 году радикально антимигрантской «Лиги английской обороны», которая состоялась в г. Лутоне буквально через несколько часов после мюнхенского выступления Кэмерона. В ней приняли участие около трех тысяч молодых англичан, потребовавших остановить рост экстремизма в мусульманской среде на территории Великобритании. Смелое выступление премьера Кэмерона вызвало горячую поддержку британского гражданского общества, уставшего от многолетнего принуждения к толерантности со стороны транснациональных надгосударственных институтов власти и их пятой колонны в лице лейбористов и прочих псевдо-«левых». Конечно, маловероятно, что правительство либеральных консерваторов сможет проводить провозглашённую политику защиты национальной идентичности хоть сколько-нибудь последовательно и решительно. Однако значение речи британского премьер-министра состоит в том, что совокупности с аналогичными выступлениями канцлера ФРГ в октябре 2010 года и президента Франции 10 февраля 2011 года оно выводит из положения маргинальности и открывает путь в большую политику гораздо более серьёзным и исторически ответственным силам, готовым уже всерьёз защищать свои народы и европейскую цивилизацию в целом.

На отказ Европы от политики мультикультурализма не могли не повлиять и массовые погромы и грабежи, учинённые в августе 2011 года мигрантами и их в невероятном количестве расплодившимся на деньги налогоплательщиков и не желающим ни учиться, ни работать потомством.

Первоначально беспорядки вспыхнули 6 августа в населённом мигрантами и превращённом ими в трущобы лондонском районе Тоттенхэм, в котором ещё в благополучные 80-е вооружённые ножами негры выражали свой «социальный протест» отрезанием головы английскому полицейскому. Формальным предлогом к последней вспышке чёрного бандитизма стало то, что 4 августа лондонскими полицейскими был застрелен оказавший им сопротивление при задержании активный участник негритянской вооружённой банды Марк Дагган. В субботу 6 августа «мирная демонстрация протеста» чернокожей молодёжи, практически сплошь в той или иной мере вовлечённой в деятельность преступных группировок, наркоманию и наркоторговлю, вполне закономерно переросла не только в нападения на полицейские участки и поджоги полицейских машин, но и в разграбление магазинов, являющееся неизменным атрибутом идейной борьбы за расовое равноправие. На многочисленных фотографиях журналистов хорошо видно, как негритянская и цветная молодёжь с замотанными платками лицами и в капюшонах, толпами выходила из магазинов с охапками вещей. В спортивные бутики даже выстраивалась очередь из желающих поживиться. Через социальные сети распространялись призывы к грабежам ювелирных магазинов. Мародеры хвастались награбленным, фотографируя друг друга и размещая фотографии в социальных сетях. Полиция смогла остановить беспорядки лишь на следующий день в воскресенье, но в ночь на понедельник они вспыхнули с новой силой и продолжались в течение дня. Подстрекаемые и координируемые с помощью социальных сетей, они перекинулись на Энфилд, Брикстон, Вайт-Сити, Хай-Роуд, Хэкни, Пекхэм, Льюишем, Клэпхем, Кэмбервел, Вулидж, Кройден и другие районы Лондона. Погромщики не ограничивались нападениями на полицейских, битьём витрин и грабежами. В ход пошли бутылки с зажигательными смесями и самодельная взрывчатка. Только за одну ночь лондонские спасатели зафиксировали 49 крупных пожаров, причем борцам с огнём приходилось отбиваться и от самих поджигателей. Мародеры нападали на пожарные машины, заставляя экипажи спасаться бегством. В Кройдене было подожжено здание огромного мебельного магазина, огонь перекинулся на близлежащие дома. В Клепхеме был разграблен крупный универмаг. По словам очевидцев и полицейских, в грабежах участвовали в том числе и подростки 10-12 лет, выносившие из магазинов ящики со спиртным, одежду и технику.

В ночь с 8 на 9 августа нападения на коренных граждан страны и полицию, мародёрство, грабежи, погромы магазинов, витрин и банкоматов, поджоги домов, автомашин и мусорных баков, битьё окон, массовые уличные беспорядки и столкновения с полицией, учинённые чёрным и цветным населением, из Лондона и его предместий распространились на Бирмингем, Ливерпуль, Манчестер и Бристоль. В Ливерпуле разбиты и подожжены несколько автомобилей, разбиты витрины и разграблены несколько магазинов. 10 августа беспорядки распространились на Глостер и Солфорд. В общей сложности не менее 35, а по некоторым сообщениям около 240 британских полицейских получили ранения разной степени тяжести. Беспорядки, прокатившиеся по многим городам Великобритании, перекинулись затем и на некоторые другие европейские страны, в том числе на Швецию, в которой эпицентром бесчинств мигрантской молодёжи стал пригород Стокгольма Хессельбю.

Масштабы беспорядков в Великобритании заставили 9 августа прервать свои отпуска и вернуться к исполнению должностных обязанностей премьер-министра Великобритании Дэвида Кэмерона, вице-премьера Ника Клегга, министра внутренних дел Терезу Мэй и мэра Лондона Бориса Джонсона. Наличного состава полиции не хватило для удержания ситуации под контролем в связи с массовостью мигрантского уличного бандитизма. Не хватило и мест для задержанных, что вынудило полицейских вывозить арестованных за город. В связи с явной нехваткой сил полиции инициативу защиты английского населения от звереющих от безнаказанности мигрантских банд взяли на себя молодые активисты «Лиги английской обороны» и организации футбольных болельщиков.

11 августа состоялась экстренная сессия парламента. Около 160 тысяч жителей Соединенного королевства подписали петицию о лишении погромщиков и мародеров социальных выплат и льгот, вплоть до выселения из социального жилья.

По своему масштабу и значению события 2011 года во многом аналогичны массовым беспорядкам, поджогам и грабежам, учинённым мигрантами в октябре и ноябре 2005 года во Франции и в меньших масштабах повторившимся там спустя два года в ноябре 2007. Однако эксцессы организованного массового бандитизма мигрантской молодёжи во Франции произошли на пике европейской политкорректности и стали, вероятно, первым серьёзным толчком к осознанию европейским обществом нависшей над ним угрозы. События 2011 года в Англии, напротив, произошли в момент, когда сначала в массовом общественном сознании, а затем и в риторике первых лиц европейских государств уже наметился стратегический перелом и возвращение к здравому смыслу. Как ни парадоксально, но эксцесс массового чёрного бандитизма 2011 года в Британии имел несомненный положительный эффект для судеб самой этой страны и европейской цивилизации в целом, поскольку резко ускорил процессы оздоровления массового сознания и избавления от смертельно опасных иллюзий абстрактного «гуманизма».

Буржуазно-либеральное государство оказалось, конечно, неспособно проявить необходимую в данных обстоятельствах решительность и жёсткость, но всё-таки его ответ был гораздо более адекватен, нежели в годы засилья в правительстве адептов толерантности к этническим бандам. Уже к 10 августа полиция арестовала более 1100 погромщиков и мародёров и пообещала, что сделает всё возможное, для выявления всех преступников. К 7 октября число задержанных за участие в августовских беспорядках перевалило за 3000, из них половине уже был вынесен приговор. Ещё в ходе беспорядков правительство пообещало при первой же возможности лишить английских виз и выдворить из страны принимавших в них участие иностранцев. В августе 2011 года сразу по горячим следам событий британская газета Telegraph сообщила, что свыше 150 правонарушителей будут высланы за пределы Британии в самые кратчайшие сроки. Не менее важно то, что само общество осознало необходимость самого решительного отпора тотально криминализованным и асоциальным этническим диаспорам и в этом отношении не только поддерживает предпринимаемые государством меры, но и требует от него большей последовательности и бескомпромиссности.

Урок августовских событий 2011 в Великобритании, несомненно, стал значимым фактором, ускоряющим консолидацию гражданских обществ Европы в их противостоянии мировой глобалистской диктатуре в целом и её политике взращивания криминализованных замкнутых этнических анклавов в частности.

В 2011 году получила продолжение начавшаяся в октябре 2008 года национально-освободительная революция против власти транснационального банковского капитала в Исландии. В 2008 году Исландия оказалось одной из наиболее пострадавших от мирового финансового кризиса стран Европы и была вынуждена в несколько раз девальвировать свою национальную валюту и объявить банкротство. После разорения трёх крупнейших банков страны – Landbanki, Kapthing и Glitnir – ситуация стала развиваться по хорошо знакомому сценарию национализации издержек, т.е. попытки переложить долги частных банковских структур (в общей сложности около 3,5 млрд евро) на население. В феврале 2009 года на волне массовых протестов («революция чайников и кастрюль», которыми граждане гремели, срывая заседания парламента) правоконсервативное правительство пало, к власти пришла левая коалиция, которая, однако, не решилась снять с населения всей страны материальную ответственность за долги частных банков. Протесты населения продолжились, и в результате президент Олафур Рагнар Гримссон согласился провести общенародный референдум. В марте 2010 года на прошедшем референдуме 93% граждан проголосовали против выплаты государством частных долгов, при поддержке населения правительство инициировало гражданские и уголовные расследования в отношении высших управленцев поставивших страну на грань разорения банков, некоторые из которых (как, например, президент банка Kaupthing Сигурдур Эйнарссон) были арестованы, а другие – бежали из страны. В итоге грозившая стране катастрофа была предотвращена. В прошедшем 2011 году, для закрепления освобождения страны от власти международных финансовых институтов и возвращение суверенитета её народу, исландцы выработали проект новой конституции. Чтобы написать конституцию, был создан Конституционный совет в составе 25 граждан из числа 522 взрослых, не принадлежащих ни к какой политической партии, которых рекомендовали как минимум 30 граждан. Комитет в свою очередь обратился к гражданам с призывом участвовать в написании документа. Они открыли страничку на Facebook, где каждый имел возможность высказать своё мнение относительно черновика документа, а правки вносились в текст. Учредительные заседания проводились он-лайн и транслировались через Twitter, Youtube и Flickr. В итоге фактически в выработку основного закона были вовлечены все заинтересованные граждане страны. Конституция, которая в конечном итоге родилась в рамках такой прямой демократии, была представлена в парламент, её принятие на референдуме планируется на середину 2012 года.

Прекрасный пример успеха гражданского общества в противостоянии с капиталократическими институтами показала в 2011 году Финляндия, где на парламентских выборах 17 апреля на третье место вышла партия «Истинные финны» (Perussuomalaiset) во главе с ярким и талантливым народным лидером Тимо Юхани Сойни, получившая 560 075 (19.1%) голосов, т.е. почти в 5 раз больше, чем на предыдущих выборах. «Истинные финны» выступают последовательными противниками как экономического либерализма и глобализма, так и социально-деструктивного левачества, заданного «революциями 60-х» и породившего мировую диктатуру толерантности и мультикультурализма. Этой партией избирателям была предложена взвешенная программа восстановления разрушенного неолиберальными реформами скандинавского общества всеобщего благосостояния, предусматривающая возвращение высокого уровня социальной защиты, повышение пенсий и стипендий, уменьшение расходов на содержание чиновничества, дотационную поддержку отечественного сельского хозяйства и промышленного производства, создание для коренных граждан страны новых рабочих мест, уменьшение пенсионного возраста и сокращение рабочего дня для некоторых специальностей на два-три часа, увеличение и без того достаточно высоких в Финляндии налогов на доходы корпораций и особо богатых граждан. В то же время «Истинные финны» требуют резкого ужесточения иммиграционного законодательства и отказа от политики спонсирования диаспор, прекращенная растраты национального бюджета на спасение иностранных финансовых систем, выхода страны из Евросоюза и прочих ограничивающих национальный суверенитет глобалистских проектов. В предыдущем составе финского парламента (Эдускунты) «Истинные финны» располагали лишь 5 мандатами из 200, будучи самой малочисленной даже из числа миноритарных парламентских фракций (к каковым относились также «Левые», «Зелёные», «Шведская народная партия» и «Христианские демократы»). По итогам выборов 2011 года они получили 39 мест, лишь немного уступив «Коалиционной партии» (599 138 голосов, 44 мандата) и Социал-демократической партии (561 558 голосов, 42 мандата) и опередив традиционно входивший в тройку доминирующих партий «Финляндский центр» (463 266 голосов, 35 мандатов). Многие комментаторы отмечают, что «Истинным финнам» удалось возродить в народе веру в демократию, подорванную утратившими реальное различие и превратившимися в простые лейблы старыми партиями, вернуть значительным социальным группам интерес к политике вообще и участию в выборах в частности. На фоне общеевропейских тенденций повсеместной утраты социальных завоеваний и прав трудящихся, мощный успех последовательно социалистической и антилиберальной силы в Финляндии выглядит особенно ярким и привлекательным из ряда вон выходящим примером. В то же время, в плане национальной политики он, напротив, хорошо вписывается в общую тенденцию отказа европейских стран от исторически безответственного и социально деструктивного мультикультурализма. Победа «Истинных финнов», несомненно отражающая давно назревшие требования финского общества, уже в том же 2011 году привела к заметной смене вектора национально-этнической политики. В ноябре 2011 Министерство внутренних дел Финляндии приняло решение закрыть центр по приёму беженцев в Пунавуори (Хельсинки), рассчитанный на 170 мест, а также центры Контиолахти (Йоэнсуу) и Контиониеми (Северная Карелия), рассчитанные на 100 мест каждый. Центр в Паймио (Турку) пока продолжает свою деятельность, но, центральные финские СМИ утверждают, что это лишь временная отсрочка. То, что процесс избавления европейского общества от бремени инородческих социальных паразитов и нахлебников, будет развиваться и дальше, становится всё более очевидно.

Своего рода мировоззренческой и идеологической революцией для Европы можно считать и новую конституцию в Венгрии, которая 18 апреля 2011 года была принята Парламентом страны, 25 апреля подписана президентом Палом Шмитом и с 1 января 2012 года вступила в силу. Принятие новой конституции стало возможным в результате решительной победы национал-консерваторов (коалиция Венгерского гражданского союза Фидес и Христианско-демократической народной партии) во главе с Виктором Орбаном на парламентских выборах 2010 года. В обзоре за предыдущий год (С.А. Строев «Итоги 2010 года. Выборы в Европе») мы отмечали, что экономическая политика номинально правой партии «Фидес» оказалась на порядок более социально ответственной, чем политика предыдущего номинально «левого» правительства «социалиста» Ференца Дьюрчаня из Венгерской социалистической партии. Если номинальные «левые» фактически под диктовку МВФ последовательно защищали интересы международных банковских институтов с огромными издержками для рядовых венгерских граждан, то пришедшие в 2010 году к власти национал-консерваторы из «Фидеса» начали с того, что, напротив, заявили об отказе от продления соглашения с МВФ о кредите и намерении восстановить потерянную экономическую независимость страны. Для выполнения этой задачи уже тем же летом был введён банковский «налог Робина Гуда» на общую сумму $1 млрд на финансовые и страховые учреждения, а в октябре 2010 правительство выступило с инициативой чрезвычайного антикризисного налогообложения крупных энергетических, телекоммуникационных и сетевых компаний, в большинстве своем принадлежащих иностранному капиталу.

В 2011 году экономические шаги по восстановлению национального суверенитета Венгрии были дополнены важными шагами политического и идеологического характера, прежде всего – принятием новой конституции страны.

В преамбуле новой конституции Венгрия перестает называться республикой, как это было последние 62 года, название страны меняется с «Республика Венгрии» (или «Венгерская республика») на просто «Венгрия». Хотя форма государственного устройства остаётся республиканской, республиканский (демократический) характер власти перестаёт акцентироваться как момент, существенный для идентичности страны. С другой стороны, отмечается необходимость восприятия страны без акцентирования внимания на настоящих её границах: заграничные венгры признаются равными в правах. Иными словами, ключевым моментом государственной идентичности Венгрии становится её национально-этническая сущность как национального государства именно венгров. В новой венгерской конституции указывается, что объединяют народ Венгрии и являются источником права Бог, Христианство, корона, отечество и гордость своей историей. В конституции появляется показательное определение «национальное вероисповедание». Таким образом, новая конституция восстанавливает христианскую религиозную и культурно-историческую идентичность Венгрии и в этом смысле вполне справедливо названа премьер-министром Виктором Орбаном «документом возрождения». За государством закрепляется обязанность защиты жизни с момента зачатия. Эта статья, не будучи прямым запретом абортов, создаёт, однако, серьёзные правовые основания для введения такого запрета в ближайшем будущем. Новая конституция говорит о государственной поддержке брака как союза мужчины и женщины. Не будучи опять-таки прямым запретом гомосексуализма, новая конституция явно обозначает различение отношения государства к норме и к извращению. Таким образом, восстановление христианской идентичности, ценностей и норм не ограничивается в новой конституции декларативным упоминанием Бога и Христианства в преамбуле, но носит системный и последовательный, хотя и не слишком пока радикальный характер. Символично, что новая конституция была подписана президентом страны на следующий день после Пасхи.

Помимо перечисленного новая конституция резко усиливает власть правящей партии и её руководителя. К примеру, предусмотренный документом Бюджетный совет может наложить в любой момент вето на принятый парламентом закон о государственных доходах и расходах, а президент – распустить парламент, если последний не примет до 31 марта очередной годовой бюджет. Это грозит недееспособностью любому другому правительству, кроме нынешнего кабинета «Фидес». Многие важные законы, в том числе вопрос вступления страны в еврозону, потребуют теперь большинства в 2/3 голосов парламента. Сейчас им обладает в парламенте партия Орбана, а вот достичь другим партиям, скажем оппозиционным социал-демократам, будет чрезвычайно трудно. Новая конституция существенно ограничивает компетенцию венгерского Конституционного суда, который лишается права принимать решения по вопросам, связанным с бюджетом, таможенной политикой и налогообложением, до тех пор, пока государственный долг не снизится до отметки менее половины ВВП. Граждане лишаются права обращаться в Конституционный суд. Такая прерогатива предоставляется только президенту, правительству и группе парламентариев численностью не менее четверти состава законодательного органа. Народные опросы почти исключаются, а референдумы по поправкам в  конституции  и избирательному закону вообще исключаются. Согласно конституции, в Венгрии появится новый надзорный орган, который будет следить за деятельностью органов правосудия. Глава этого органа будет назначаться парламентом.

Помимо конституции важным шагом в усилении режима правящей партии стал принятый в январе (т.е. ещё до конституции) закон, введший контроль государства за деятельностью СМИ и, соответственно, существенно ограничивший их свободы.

Конституционное восстановление национальной и конфессиональной идентичности страны, ограничение «прав» половых извращенцев, ставших в перевёрнутом мире «европейских стандартов» своего рода священными животными наподобие крупного рогатого скота в Индии, ограничение вседозволенности прессы, наличие в стране военизированных организаций национально-патриотической направленности типа «Мадьяр Гарда», проводящих не только марши, но и патрулирование улиц, сегрегация цыган и рост в венгерском обществе антицыганских настроений – всё это вызывает истерику у администрации Евросоюза и у ревнителей толерантности. Тем не менее, хребет глобалистского зверя уже, по-видимому, сломан, и обрушить на Венгрию удар, сравнимый с тем, какой был нанесён в 2000 году по Австрии в ответ на успех национально-патриотических сил во главе с Йоргом Хайдером, евробюрократия уже не способна.

Можно констатировать, что восстановление национального суверенитета и идентичности, освобождение от власти наднациональных структур и мирового банковского капитала пошло в Венгрии несколько иным путём, чем в Исландии и Финляндии. Если в Исландии и Финляндии бархатная национально-освободительная революция сопровождается восстановлением реальной, не имитационной народной демократии, то в Венгрии проявляются черты и тенденции (хотя и весьма умеренные) к установлению социально ответственной национальной диктатуры. Какой из этих двух путей восстановления национального суверенитета следует считать более эффективным и предпочтительным, сказать сложно. По-видимому, многообразие политических решений определяется здесь многообразием самих национальных традиций, менталитетов, конкретных обстоятельств времени и места.

Говоря об основных событиях года, нельзя, конечно, обойти вниманием акцию и движение «Захвати Уолл-стрит» («Occupy Wall Street») в Нью-Йорке и других городах США. Начало движению положил канадский фонд «Adbusters Media Foundation», который в июле 2011 года через свой антипотребительский журнал «Adbusters» призвал к мирному занятию Уолл-стрит в знак протеста против корпоративного влияния на демократию, растущего неравенства в богатстве и отсутствия расследования причин и наказания виновных в возникновении мирового финансового кризиса. Призыв получил массовое распространение в социальных сетях и Интернете в целом, был активно поддержан Интернет-сообществом «Анонимы». Начиная с 17 сентября 2011 года, когда протестующим так и не удалось прорваться на оцепленную полицией Уолл-стрит и блокировать Нью-Йоркскую фондовую биржу, они разбили постоянный палаточный лагерь с мирными баррикадами, кухнями, кроватями и библиотеками в Зукотти-парке Манхэттена. Изначально основным контингентом протестующих была молодёжь и студенты, однако вскоре к ним присоединились люди среднего возраста. В ответ на действия полиции, применившей против четырёх участниц акции слезоточивый газ, активисты провели 30 сентября 2011 года марш протеста к штаб-квартире нью-йоркской полиции численностью около 1000 человек. Защиту участников акции от полиции взяли на себя отставные морские пехотинцы. 1 октября 2011 года около 1,5 тысяч участников акции, двигаясь из своего палаточного лагеря в Бруклин, на Бруклинском мосту вышли за пределы пешеходной зоны и, тем самым, нарушили нормальное движение транспорта. За это более 700 демонстрантов были задержаны полицией, ещё около 1000 – впоследствии за оскорбление полицейских. Акции протеста, аналогичные нью-йоркским, охватили практически все штаты и многие города Америки. Довольно заметной, в частности, была блокада банка в Бостоне и последующие столкновения протестующих с полицией, а также акции протеста в Лос-Анджелесе, Сан-Франциско, Майами, Нью-Джерси, Финиксе (Аризона), Филадельфии, Берлингтоне (Вермонт), Беркли и Окленде (Калифорния), Портленде и Вашингтоне (в каждом случае возникало местное движение с аналогичным названием – «Захвати Лос-Анджелес» и т.д.). Также аналогичные акции произошли за пределами США – в Испании, Канаде, Израиле, Португалии, Греции, Австралии, Новой Зеландии, Южной Корее, Индонезии, Японии, Китае, Филиппинах, Великобритании, Германии, Франции, Швейцарии, Эстонии, Италии и ряде других стран. В частности, в Риме, где на улицы вышли более 150 тысяч протестующих, они переросли в жесткие столкновения с полицией, в результате чего пострадали не менее 70 человек. Всего в акциях движения «Occupy» по данным Росбалта на 19 октября 2011 приняли участие жители более 900 городов в 82 государствах.

Ещё 28 сентября 2011 года нью-йоркские демонстранты получили поддержку нескольких крупных профсоюзов, включая Союз транспортных работников, который насчитывает около 40 000 членов. Митингующих поддержали рок-звёзды, певцы и музыканты Пит Сигер, Гай Дэвис, Том Морелло (Rage Against the Machine), Серж Танкян, Джоан Баэз, Lupe Fiasco, Talib Kweli, Канье Уэст, группы Radiohead и Anti-Flag, композитор Дэвид Амрэм; актёры Джордж Клуни, Сьюзен Сарандон, Алек Болдуин, Элайза Душку, Розанна Барр, Саша Грей, Дэнни Гловер и Марк Руффало; к манифестантам присоединился кинорежиссёр Майкл Мур. Также протестующих поддержали некоторые видные публицисты, такие как Ноам Хомски, Славой Жижек, и Джудит Батлер, писатели Салман Рушди, Маргарет Этвуд, Наоми Кляйн, Стефан Эссель, Элис Уокер, Нил Гейман, Дэниел Хэндлер, экономисты Пол Кругман, Джозеф Стиглиц, Рави Батра и Ричард Вольф, основатель Википедии Джимми Уэйлс, католический кардинал негритянского происхождения Питер Кодво Аппиах Тарксон и такие политические деятели как аятолла Хаменеи, Манмохан Сингх, Дилма Русеф и Уго Чавес. О своём сочувствии и понимании проблем протестующих заявили и видные политические лидеры самих США, включая президента Барака Обаму и мэра Нью-Йорка Майкла Блумберга. В первый день акции, т.е. в «День гнева» 17 сентября в районе Уолл-Стрит собралось около 5-6 тыс. человек, что для масштаба Нью-Йорка не так уж много. Однако по мере распространения на другие города и штаты движение охватило сотни тысяч человек, данная акция гражданского неповиновения признана самой масштабной со времён вьетнамской войны. 15 октября около 10 тысяч протестующих вышли в Нью-Йорке на мирный марш мимо фондовой биржи, закончившийся танцами на Таймс-сквер, в то время как полиция задержала по меньшей мере 71 человека, которые попытались выйти за отведенные для демонстрации границы. Акции протеста в тот же день прошли и во многих других городах.

15 ноября, когда большая часть протестующих уже стала покидать акцию и протест пошёл на спад, полиция по решению суда начала сносить палаточный лагерь, что вызвало новый всплеск активности и новую попытку протестующих 17 ноября прорваться в финансовый центр города и отметить там двухмесячный юбилей со дня начала кампании. В Нью-Йорке произошли стычки с полицией, не менее 50 человек были задержаны, во многих городах США и мира прошли акции солидарности. Несмотря на снос палаточных лагерей в Нью-Йорке и других городах, акции протеста в рамках движения «Occupy» продолжались практически непрерывно до конца года, хотя и заметно пошли на спад, один из инцидентов борьбы имел место в Нью-Йорке в новогоднюю ночь.

Аналитики отмечают, что акция и движение «Захвати Уолл-стрит» не имели ярко выраженных лидеров и организационной структуры, хотя, согласно сообщению TheStreet.com, некоторые организаторы приняли больше обязательств и потому более заметны, чем другие, а своеобразное «ядро» из пяти организаторов является наиболее активным. Текущее руководство непрерывно на протяжении около двух месяцев происходившей акцией и исполнительные функции приняла на себя сформированная уже в ходе событий Нью-Йоркская Генеральная Ассамблея (The New York City General Assembly, NYCGA), собирающаяся ежедневно, а также открыто действующие профильные комитеты, не имеющие формального лидерства. Участники заседаний комментируют предложения комитета с помощью процесса, называемого «стэк» — очереди ораторов, к которой может присоединиться каждый протестующий. В Нью-Йорке используется так называемый «прогрессивный стэк», в котором женщинам, неграм, представителям меньшинств и разного рода маргиналам в соответствии с укоренившимся в США принципом «положительной дискриминации» позволено говорить перед людьми из доминирующей группы – т.е. белыми мужчинами. Добровольцы составляют протоколы заседаний, так что организаторы, которые не присутствовали, могут быть в курсе прошедших событий. В дополнение к более чем 70 рабочим группам, которые выполняют большую часть повседневной работы и планирования в движении «Захвати Уолл-стрит», организационная структура также включает в себя так называемые «говорящие советы», в которых может принять участие рабочая группа. Специализированные рабочие группы занимаются вопросами медицины, финансов, уборки лагеря, работы со СМИ и т.д., на что им ежедневно выделяется из поступающих пожертвований около $100 каждой.

Отмечается, что участники движения «Захвати Уолл-стрит» не имели общей идеологии и сколько-нибудь сформулированной политической программы. Часть протестующих идентифицирует себя как либералов или либертарианцев, другая часть – как социалистов или анархистов, многие определяют себя в качестве политически независимых или защитников окружающей среды. В акции протеста были представлены представители различных религиозных конфессий, в том числе христиане, мусульмане и иудеи. 10 октября 2011 года компания Associated Press отметила «разнообразие возраста, пола и расы» среди протестующих. То же самое можно сказать и об имущественном статусе участников. Согласно опросу Baruch College School of Public Affairs, опубликованному 19 октября 2011 года, из 1619 опрошенных участников палаточного лагеря в Нью-Йорке одна треть — старше 35 лет, половина из протестующих работает полный рабочий день, 13 % — безработные, а другие 13 % зарабатывают более 75 000 долларов США. 27,3 % опрошенных назвали себя демократами, 2,4 % назвали себя республиканцами, а остальные 70 % назвали себя политически независимыми. В Вашингтоне к участникам аналогичной акции присоединились бездомные.

Примечательно в плане иллюстрации отсутствия политической программы, что, собрав почти полмиллиона долларов пожертвований, участники движения так и не придумали, как этими средствами распорядиться, за исключением довольно скромных трат на еду, технику (компьютеры, фото- и видеоаппаратуру) и ежедневные расходы по жизнеобеспечению лагеря.

Общие требования участников движения состоят в увеличении количества рабочих мест, более равномерном распределении доходов, проведении банковских реформ, введении «налога Робин Гуда» на банковские транзакции, восстановление закона Гласса-Стиоголла, а также в общем сокращение влияния корпораций на политику. Также звучали протесты против генетически модифицированных продуктов. Участники акции обвиняют мировые банки в финансовом терроризме. Символом движения стал плакат журнала Adbusters, изображающий балерину, танцующую на атакующем быке с Уолл-стрит. Одним из главных политических слоганов движения является «Нас 99 %» (We are the 99%), подразумевающий, что движение претендует на выражение интересов 99% американского населения, не входящего в состав финансовой и политической элиты страны. Любопытно, что в октябре акцию «Захвати Уолл-стрит» поддержали вышедшие на улицы Нью-Йорка миллионеры, ответившие на лозунг «Мы – 99 процентов» своими плакатами: «Я – один процент, берите с меня больше налогов».

Давая общую оценку движению «Захвати» и проведённым им акциям по всему миру, стоит отметить его противоречивый характер. С одной стороны, несомненно, что побудительным мотивом здесь выступает вполне справедливый протест практически всех слоёв населения против теневой власти транснациональной банковской олигархии и корпораций. С другой стороны, политическая и идеологическая аморфность движения, отсутствие программы и лидеров, явная карнавальность и леваческая стилистика роднят его с «революциями 60-х» в Западной Европе, всевозможными «бархатными» и «цветными» революциями в Восточной Европе и на постсоветском пространстве, и, конечно, с практически совпадающими по времени событиями «арабской весны» и декабрьских послевыборных акций в Москве и Санкт-Петербурге. Даже в том случае, если такого рода «общегражданские» протесты являются действительно стихийными и спонтанными, они, в силу отсутствия у протестующих собственной программы и внятной позиции, разброда в умах, недостатка дисциплины, общей обстановки хаоса и эмоциональной взвинченности участников, легко и неизбежно перехватываются профессиональными политтехнологами и манипуляторами. Поскольку политтехнологи именно в силу профессионального характера своей деятельности всегда находятся на содержании платёжеспособного заказчика, нетрудно предположить, в какое русло будет направлена и в чьих интересах будет работать энергия народного недовольства.

Массовой социальной базой, на которую в своей борьбе против гражданских обществ и национальных государств опирается транснациональная финансовая олигархия, служат консьюмтариат, люмпенство и совокупность организованных паразитарных и асоциальных меньшинств. Принцип разрушения суверенного национально-гражданского общества и внедрения олигархической закрытой системы власти аналогичен здесь формированию в поздней Римской республике института клиентелы. Мотив участников движения «Occupy» изначально не является люмпенским, то же самое можно сказать и о социально-классовом составе его участников. В то же время, отсутствие чётких идейных позиций и их подмена эмоциональной экзальтацией и карнавальной стилистикой крайне облегчают задачу перенаправления протеста именно в люмпенское русло, т.е. сведения требований к формату дармовых раздач, халявы, классического «хлеба и зрелищ!». От такого рода развращения протестное движение может быть защищено лишь наличием чёткой идеологии, структурированной организации и жёсткой дисциплины. Если этого нет, то скатывание к примитивным потребительско-иждивенческим мотивам вполне закономерно, как и вообще всякое скатывание вниз. Этому способствует формат «традиций» «левой культуры», включающей асоциальный образ жизни и отсутствие стремления к труду, половую невоздержанность, употребление наркотиков (проблема передозировок периодически возникала в палаточных лагерях движения «Occupy»; по меньшей мере, одна участница движения в Канаде по этой причине погибла) и т.п.

То же самое можно сказать о массовых протестах молодёжи и студентов (к которым потом присоединились и люди среднего возраста) в Испании, произошедших ещё до начала движения «Occupy». Массовые протестные выступления начались в центре Мадрида на площади Пуэрта-дель-Соль 15 мая 2011 года и вскоре перекинулись на десятки городов Испании (в том числе Барселону, Валенсию, Бильбао, Майорку, Гранаду и др.) и других стран мира. Акции протеста испанцев состоялись в Лиссабоне, Будапеште, Берлине, Афинах, Мехико и Нью-Йорке. Акции были приурочены к выборам в региональные и муниципальные органы власти 22 мая. Их участники разбили 57 палаточных лагерей на главных площадях крупнейших городов страны и оставались в них более двух недель, даже несмотря на запрет проведения любых политических акций накануне и во время выборов. В ночь на субботу, когда запрет вступил в силу, только на Пуэрта-дель-Соль находилось более 22 тысяч человек. Они изготовили эмблемы с надписью «Теперь мы все нарушители закона», заклеили себе рты скотчем и в определенный момент издали символический «молчаливый крик». Впрочем, ближе к утру манифестанты вновь вернулись к традиционным методам протеста, начав выкрикивать лозунги «Пока мы едины, мы непобедимы», «Снесем режим! Борьба без страха!» и «Это не кризис, это система». Акции протеста продолжались более десяти дней, максимальная численность протестующих на одной только площади Пуэрта-дель-Соль превышала 30 тысяч человек.

Митингующие протестовали против высокого уровня безработицы в Испании, особенно среди молодёжи, против политики бюджетной экономии, начатой в связи с мировым финансовым кризисом, против наступления на права трудящихся, требовали решить жилищную проблему. Помимо этого раздавались призывы к усилению борьбы с коррупцией в банковской и политической системах, проведению референдума об отмене монархии, осуждению франкизма на государственном уровне, снятию минимального проходного барьера на выборах и так далее.

Как и в случае «арабских революций», движения «Захвати Уолл-стрит» и декабрьских акций протеста «несогласных» в России, испанские «протесты возмущённых» («Лос Индигнатос») не имели явных лидеров, общей идеологии и содержательной политической программы. Большую роль в сетевой координации движения играли социальные сети, микроблог Twitter, Интернет-движение «Анонимы» и сетевое социальное движение «Настоящая демократия СЕЙЧАС!» (Democracia Real YA!). Участниками акций выражалось недоверие всем партиям, как правящей, так и оппозиционным, а также системе представительской парламентской демократии в целом, высказывались требования прямой демократии, осуществляемой через народные ассамблеи, пропагандировались утопические идеи всеобщего имущественного равенства.

Примечательно, что хотя майские акции протеста в Испании имели выражено леваческий характер, на самих выборах электоральная катастрофа правящей «Социалистической партии» обернулась укреплением позиций оппозиционной консервативной «Народной партии». Успеха на выборах добились также баскские сепаратисты (коалиция «Bildu» – «Единство»), что в совокупности с достигнутым ещё в ноябре 2010 года успехом на выборах в местный парламент успехом каталонских сепаратистов (коалиция «Конвергенция и союз») создаёт угрозу единству страны.

В июле 2011 года начавшиеся в Испании в мае акции протеста продолжились, но уже окончательно приобрели эпатажный и карнавальный характер. Из разных городов Испании в Мадрид пешком прошли шесть колонн по 500 демонстрантов. Протестующие участвовали в марше полностью голыми или полуголыми, написав на спинах «Нет дома, нет денег, нет одежды». В Мадриде колонны голых маршей встретились, к ним присоединились более умеренные манифестанты, приехавшие на автобусах. Подобные акции, несомненно, привлекают к себе внимание публики, но полностью дискредитируют и выхолащивают исходное политическое содержание, превращая акцию протеста в развлекательное шоу, к тому же более чем сомнительное с точки зрения общественной нравственности.

По-видимому, весьма знаковым событием 2011 года стал скандал, арест (14 мая) и последовавшая отставка (19 мая) Доминика Гастона Андре Стросс-Кана с поста директора-распорядителя Международного валютного фонда. Эта история проявила, очевидно, наличие раскола и серьёзного противостояния внутри самого высшего круга мировой олигархии. Незадолго до своего ареста по обвинению в изнасиловании негритянки-горничной (по-видимому, американским спецслужбам, проводившим спецоперацию, не удалось для ареста политической фигуры такого ранга придумать повод ещё более демонстративно издевательский) 3 апреля 2011 года на ежегодном заседании МВФ и Всемирного банка Доминик Стросс-Кан произнёс знаковую речь, в которой фактически объявил неолиберальную экономическую модель (стремление стран к достижению низкого бюджетного дефицита, бурному экономическому росту, свободному, никем не контролируемому финансовому рынку, либеральным налогам и т.д.) причиной мирового финансово-экономического кризиса. По его словам, «Вашингтонский консенсус с его упрощёнными экономическими представлениями и рецептами рухнул во время кризиса мировой экономики и остался позади». Нельзя исключить, что проведённая против Стросс-Кана операция была связана, среди прочего, и с этой речью, хотя более вероятно, причины её фундаментальнее и глубже. Как известно, Доминик Стросс-Кан был одним из лидеров Социалистической партии Франции и наиболее вероятным кандидатом от неё на пост президента Франции на предстоящих выборах – соответственно, наиболее опасным конкурентом для теряющего популярность Николя Саркози. Как неофициальный лидер французских «социалистов» и одновременно глава МВФ, один из влиятельных лидеров мирового либерального еврейства, как человек, тесно связанный с масонскими кругами и такими влиятельными теневыми центрами мирового управления, как Фонд Маршалла и Бильдербергский клуб, Стросс-Кан принадлежал к «левой», радикально глобалистской фракции мировой элиты, ориентированной на постепенное упразднение национальных государств (включая США) и формирование единого сетецентрического мира. В предыдущих аналитических материалах серии «Итоги года» нами была предложена гипотеза об обострении внутри мировой олигархии противостояния между «левыми» радикальными глобалистами (сторонниками построения бесполюсного сетевого мира, управляемого транстерриториальными центрами силы) и «правыми» сторонниками прежней атлантистско-империалистической однополюсной модели, предполагающей мировое доминирование США и сохранение (хотя и в вассальном положении) других национально-государственных субъектов. В популярной конспирологии это противостояние описывается (по-видимому, весьма огрублённо) как борьба между кланами Ротшильдов и Рокфеллеров. Не вдаваясь в детали противостояния, которые едва ли могут быть известны достоверно, отметим, что само по себе наличие в правящей мировой олигархии двух «крыльев» (условно «праволиберального» в духе американских республиканцев, английских консерваторов, французского «Союза за народное движение» и т.д. – и условно «леволиберального» в духе американских демократов, английских лейбористов, французских «социалистов» и т.д.) проявляется вполне открыто и не требует обращения к гипотезам конспирологического порядка. В течение многих десятилетий эти два крыла западной капиталократической «демократии» работали согласованно и явно представляли собой две стороны одной и той же весьма устойчивой и стабильной политической системы, имитирующих наличие выбора и сменяемость власти. События последних лет, однако, наводят на мысль о том, что между этими двумя «крыльями» и стоящими за их политическим фасадом реальными финансовыми и властными элитами возник реальный раскол и реальная серьёзная борьба, вызванная явным кризисом прежней политической системы в целом и невозможностью её дальнейшего устойчивого существования. История с политическим устранением Стросс-Кана свидетельствует, по-видимому, о сломе прежних неписанных правил игры, о переходе борьбы в неконвенциональное русло. Она хорошо коррелирует с резким идеологическим разворотом европейских элит, с отказом от парадигм мультикультурализма и единого сетевого мира без национальных границ. Несложно предположить, что отказ от прежних идеологических парадигм отражает на самом деле поражение воплощавших их леволиберальных политических элит, знаковым проявлением чего можно считать демонстративно-символическое низвержение практически «сакральной» для прежнего миропорядка фигуры – главы МВФ и воплощения мирового либерального еврейства (не путать с ортодоксальным равинатом!) Доминика Стросс-Кана. Любопытно, что в прессе озвучивалась версия, в рамках которой политическое уничтожение Стросс-Кана и агрессия НАТО против Ливии рассматривались в качестве ответного хода США на якобы имевшую место попытку со стороны политических элит Китая, России и ряда других стран, включая Ливию, создания мировой интернациональной валюты на основе специальных прав заимствования МВФ, которая должна была покончить с долларом ФРС США как фактической мировой резервной валютой. Не вдаваясь в оценку фактической достоверности данной версии, можно отметь, что, по меньшей мере, на уровне образа, она неплохо описывает суть противостояния между сетецентрическим мондиализмом с одной стороны – и старым англо-американским империализмом и «вассальным» по отношению к нему европейским «национал-консерватизмом» в духе Саркози с другой.

Подводя итоги, можно отметить следующие основные тенденции и результаты прошедшего 2011 года.

1. Внутри самого западного мира (мировой метрополии) обостряется борьба между институтами гражданского общества и национальной государственности с одной стороны – и надгосударственными институтами, мировыми банковскими структурами и транснациональными корпорациями с другой. Эта борьба принимает две основные формы: либо 1) политическая консолидация общества на основе национально-этнической мобилизации, возрождения национальных традиций и ценностей и ясной чёткой социальной программы, либо 2) стихийный массовый протест, организованный через интернетовские социальные сети и смс-рассылки без выраженных лидеров, организационных структур и позитивной программы. Первый путь, как показывает опыт Исландии, Финляндии и Венгрии, оказывается эффективным и ведёт к восстановлению национального суверенитета и приемлемого уровня социально-экономической защищённости для каждого гражданина в отдельности и для общества в целом. Второй путь, как показывает опыт «арабской весны», испанского «движения возмущённых», движения «Occupy», декабрьских акций протеста в России и др., несмотря на внешнюю яркость и эффектность, не ведёт и не может привести к реальному решению проблем и в лучшем случае оказывается безрезультатным, а в худшем – ещё и усугубляет их, становясь орудием манипуляции массами со стороны именно тех сил, против которых эти акции изначально были направлены.

2. На фоне кризиса западной и, как следствие, мировой финансовой и политической системы власти произошёл, судя по некоторым признакам, раскол внутри мировой олигархии и упразднение прежних внутренних правил игры. Раскол и начало реальной борьбы без правил внутри элиты, если только они действительно произошли, разрушают монополию власти, формируют условия для возникновения исторических альтернатив, для разветвления прежде жёстко заданного «коридора возможного», для действия внесистемных сил, претендующих на участие в определении направления дальнейшего мирового процесса.

3. Новый виток мирового финансово-экономического кризиса привёл к частичной ремонетизации золота, что существенно ограничивает власть транснациональных банковских структур и подрывает экономические основы капиталократии как системы тотальной мировой власти. В том случае, если тенденция к ремонетизации золота получит дальнейшее развитие, система политической власти, основанная на безвозмездном присвоении с помощью виртуальных денежных знаков, создаваемых по нулевой себестоимости, потерпит крах. На смену ей на какое-то время вернётся прежняя система, основанная на эквивалентном обмене. Следовательно, вслед за девиртуализацией финансов произойдёт девиртуализация производства и рынка, а, значит, и обнажение всех противоречий реального капитализма, который уже невозможно будет произвольно «перезагрузить» в виртуализованном финансовом пространстве.

4. Параллельно с ремонетизацией золота постепенно получает дальнейшее развитие ранее наметившаяся тенденция к переходу рассчётов в международной торговле с долларов ФРС США на национальные валюты стран, в ней участвующих. В частности, 22-23 июня 2011 года в Нижнем Новгороде в ходе XII заседания российско-китайской подкомиссии по финансовому сотрудничеству между Центральным банком России и Народным банком Китая было подписано соглашение о расчетах и платежах в рублях и юанях в торговых отношениях между двумя сторонами. В этой связи стоит отметить, что политика по переводу рассчётов со странами-импортёрами китайской продукции на юани последовательно осуществляется КНР, по меньшей мере, с 2008 года, когда соглашения такого рода были подписаны Народным банком Китая с центральными банками Южной Кореи, Гонконга, Малайзии, Беларуси, Индонезии и Аргентины. С 2008 года система расчётов в национальных валютах была создана между Аргентиной и Бразилией.

5. Получила мощное развитие отмеченная в прошлые годы тенденция к слому парадигм толерантности и мультикультурализма. Даже в тех странах Европы, которые в экономическом смысле наиболее интегрированы в глобалистскую систему, на уровне национального самосознания запущены процессы восстановления национально-этнической, культурно-исторической и гражданской идентичности. Рано или поздно эта мировоззренческая революция, задавить которую с каждым годом будет всё сложнее, станет мощным фактором политики и экономики.

6. Продолжает углубляться начавшийся в 2008 году мировой финансово-экономический кризис. На фоне прямой и непосредственной угрозы суверенного дефолта Греции и Испании Евросоюз дважды за один год пережил острейший кризис – первый раз в августе-сентябре и второй раз – в ноябре-декабре, когда вполне серьёзно был поставлен вопрос об отказе от единой европейской валюты. Немногим лучше и положение США, которые из-за роста государственного долга и неспособности республиканцев и демократов, а также Белого дома и Конгресса договориться о принятии закона, в очередной раз поднимающего его потолок, едва ни оказались 2 августа в состоянии технического дефолта, что могло бы привести к катастрофическим последствиям для всей мировой финансовой системы.

7. Копившиеся в течение многих лет силы социального протеста привели к массовым выступлениям в странах Северной Африки и арабского Ближнего Востока. При этом в ходе революций пали авторитарно-бюрократические проамериканские светские режимы, внешне имитировавшие демократию западного типа, в Тунисе, Египте и Йемене. В ряде других арабских государств правящие режимы устояли, но под давлением массовых протестов вынуждены были начать политические реформы (Алжир, Оман, Сирия, Марокко) или увеличить социальные выплаты (Саудовская Аравия, Бахрейн, Кувейт). Ставшую фактически неизбежной панарабскую революцию против несменяемых режимов управляемой имитационной «демократии» заранее предвидели, признали как неизбежность и попытались направить в желательное для себя русло (по принципу «не можешь подавить – возглавь») спецслужбы США. Однако парадоксальным образом эти же перевороты усилили позиции и других важнейших игроков в регионе, включая не только союзные США салафитские нефтяные монархии Персидского залива (прежде всего – Саудовскую Аравию) и весьма относительно союзную Турцию, но и прямо враждебные как США, так и друг другу силы, а именно: 1) Иран и ориентированный на него международный шиизм, и 2) Аль-Каиду и ультрарадикальный исламизм салафитского толка в целом. Предсказать, кто из перечисленных игроков, в конечном счёте, останется в выигрыше от переворотов в Тунисе, Египте и Йемене в данный момент затруднительно. Ясно, однако, что переформатирование политического пространства в арабском мире, произошедшее в 2011 году, будет иметь для региона долгосрочные последствия. Среди прочего, оно может спровоцировать новое обострение в противостоянии арабских стран и Израиля, внешнеполитическое положение которого в результате событий «арабской весны» серьёзно дестабилизировано.

8. События в Ливии имели качественно иную природу, нежели события в Тунисе и Египте в связи с принципиально иным характером самого государства. В отличие от компрадорских бюрократических режимов Зин эль-Абидина Бен Али в Тунисе, Махаммада Хосни Сайида Мубарака в Египте и Али Абдаллы Салеха в Йемене, режим Муаммара бен Мухаммада Абу Меньяра Абдель Салям бен Хамид аль-Каддафи в Ливии при всех издержках и недостатках обеспечивал всё же все основные потребности народа в материальном и духовном развитии и пользовался поддержкой большинства населения. Социалистическая Народная Ливийская Арабская Джамахирия представляла собой одно из наиболее благополучных как в экономическом, так и в социальном смысле государств Африканского континента. Почвой для начала гражданской войны стали межрегиональные противоречия между частями страны и реваншизм племенных вождей, ограниченных рамками цивилизованного демократического государства и мечтающих вернуть себе прежнее положение. Сигналом для мятежа послужила общая дестабилизация положения в соседних странах Магриба и в Египте. Внутренние столкновение в стране закончилось, однако, практически полным разгромом мятежников правительственными силами уже к 19 марта, когда под предлогом «защиты населения» началась прямая интервенция НАТО, ракетные и авиационные удары которого фактически решили исход противостояния в пользу Переходного Национального Совета. Примечательно, что ПНС был поддержан не только НАТО (прежде всего, Францией, Великобританией, США, Италией и Турцией), но также и Лигой Арабских Государств (прежде всего, Катаром, Объединёнными Арабскими Эмиратами и Иорданией). При этом, не вступая в войну, моральную поддержку ПНС оказал признавший его и осудивший Каддафи Иран – основной противник США в данном регионе. Поступали сведения об участии в конфликте на стороне ПНС боевиков Аль-Каиды. Таким образом, уничтожение Джамахирии в той или иной степени поддержали как минимум три непримиримо враждебных по отношению друг к другу силы: НАТО, Аль-Каида и Иран, не говоря уже о сложной (особенно в условиях мирового кризиса) игре внутри самого НАТО между США, странами Европы и Турцией. Кто из них в действительности выиграет от превращения прежде стабильной и процветающей страны в конгломерат враждующих племён – предсказать сложно.

9. Продолжает обостряться ситуация вокруг Сирии (наиболее вероятной следующей жертвой интервенции НАТО, внутри которой продолжается противостояние между правительством и поддерживаемой США оппозицией) и Ирана. Наиболее вероятной представляется версия о том, что прямая война с Ираном не входит в планы США, однако балансирование на грани войны, особенно в условиях разрастания мирового финансово-экономического кризиса, может всё-таки спровоцировать её и сделать неизбежной (хотя пока ещё начало войны вряд ли можно считать предрешённым). В этом случае вполне может произойти переростание американо-иранского конфликта в большую войну по оси Афганистан-Иран-Сирия-Израиль-Египет (с возможным подключением к ней также пакистано-индийского конфликта на востоке и всей дестабилизированной Северной Африки на западе). Борьба за передел сфер влияния в связи с событиями «арабской весны» в странах Северной Африки и Ближнего Востока имеет существенное значение с точки зрения американо-иранского противостояния (пока – политического и экономического), имеющего с американской стороны целью также ещё и оказание давления на Китай путём создания сырьевого дефицита.

Впрочем, даже не рассматривая гипотетические сценарии вооружённого американо-иранского столкновения, можно констатировать, что уже на сегодня резкая дестабилизация в средиземноморском «подбрюшье» Европы и в зоне её непосредственных сырьевых интересов в сложной геополитической и макроэкономической борьбе стала весьма и весьма многозначным фактором, который пытаются разыграть в своих интересах и США, и сами страны Европы (прежде всего, Франция, Великобритания и Италия), и нефтяные монархии Персидского залива, и Иран, и Турция, и радикальные исламисты. В то же время при всей своей важности и явно долгосрочном масштабе, события в Северной Африке и на Ближнем Востоке имеют лишь вспомогательное и косвенное значение с точки зрения ключевой борьбы, разворачивающейся в самой мировой метрополии – борьбы за направленность разрешения Мирового кризиса между транстерриториальным мировым банковским глобализмом и гражданскими обществами национальных государств Европы и Северной Америки. Именно исход этого противостояния определит общее лицо мировой цивилизации в XXI веке.

Сергей Александрович Строев

http://russoc.kprf.org/News/0000913.htm