Удивительное превращение антисоветчика-либерала в кондового советского пропагандиста налицо! А ведь мы ничего не меняли по сути, лишь поставили на место одних идеологических штампов другие, им противоположные.
Я давно уже заметил, что наши отечественные «либералы» — что старой формации, то есть диссиденты, что «новые» — из СПС и «ЯБЛОКА», по ментальности своей сугубо советские, а точнее сказать «совковые» люди. Только теперь бывший «бдительный комсомолец», нынешний «бдительный либерал» призывает «стучать» на соседа не «за политику», а «за экономику», не в НКВД, а в налоговую инспекцию, но это, согласитесь, мало что меняет. Вот возьмем ситуацию с преподаванием литературы в школе. Казалось бы, этот школьный предмет существует для того, чтобы дать детям азы культуры, научить их любить родную словесность, наслаждаться ее красотой и глубиной, независимо от политических пристрастий тех или иных писателей. Маяковский был коммунист, Бунин- антикоммунист, но при чем тут их стихи и проза как эстетический феномен? Но нет, нашему антисоветскому советскому либералу очень хочется, чтобы школьная учительница по литературе не просто учила и направляла, а чтобы она «воспитывала нового человека», «участвовала в строительстве очередного изма» и т. д., и т. д. На словах наш либерал — за деидеологизацию в школе, на деле, он — активнейший сторонник самой что ни на есть махровой идеологизации.
Самое смешное, что при оценке ситуации с идеологией в нашей школе люди не замечают очевидного. Ведь именно школа позднесоветского, «застойного» и раннеперестроечного периода стала постепенно отходить от идеологического догматизма. В ней изучали произведения Абрамова и Распутина, спорили о судьбе русской деревни, о том, кто правы: «физики» или «лирики», сомневались, думали. Разумеется, были определенные идеологические границы, были обязательные штампы о мировой революции, победе коммунизма, но давайте вспомним — к ним почти никто всерьез не относился, их воспринимали как некий посторонний «шум», от которого никуда не денешься. Старая идеология уже выдохлась, стала безжизненной, утеряла «потенциал веры». Новую — о строительстве «светлого будущего капитализма», где у каждого будет две «Волги» и сколько угодно колбасы — государство еще не объявило. Как это ни парадоксально прозвучит, это было самое свободное время — поздний застой и начало перестройки, промежуток между двумя одинаково кондовыми идеологиями, «между собакой и волком».
А интенсивная идеологизация школы началась в конце перестройки и особенно — после 91 года. Сейчас мы пожинаем ее плоды. Из наших школ выходят молодые люди, которые не знают: когда была Великая Отечественная война, зато довольно бодро рассказывают про репрессии и «плохих коммунистов». Они не знают христианского символа веры, зато носят напоказ золотые кресты и мудрено толкуют о Воланде и о том, что дьявол-де — необходимая тень Бога. Это я не придумываю примеры. Будучи преподавателем вуза, я сталкиваюсь с ними ежегодно и постоянно слышу о таковых от своих коллег. Так, мне говорили о вступительном сочинении на тему «Горькие военные годы», в котором абитуриент писал исключительно о Солженицыне и ГУЛАГЕ. Мальчик думал, что пребывание репрессированных в лагерях и было Великой Отечественной Войной! Я лично беседовал со студенткой, которая заявляла, что она — на «стороне сатаны» — оказалось, это результат увлечения ее школьной учительницы «Мастером и Маргаритой» Булгакова. Я лично беседовал со студентом, который имел в голове полный «либеральный набор» о репрессиях, голодоморах и т. д., но не знал, что в СССР высшее образование было бесплатным, не знал, что репрессии были и во время западных Революций, например, Французской! Так может не надо нам никакой идеологии в школе? Идеология — вещь полезная, тут я не соглашусь со сторонниками тотальной деидеологизации. Ведь идеология позволяет продумывать, систематизировать свои взгляды, намечать цели, пути их достижения.
Идеология есть у любого человека — назовем ее «житейской идеологией», идеология есть у любого государства. И хорошо, когда эта идеология осознанна, а значит, может быть подкорректированной, исправленной. Но выбор или создание идеологии — это удел взрослого, уже сформировавшегося человека. Для него нужно наличие критического мышления, эрудиции, наконец. А ребенок, школьник еще растет. С него достаточно простых, жизненных ценностей — любви к родителям, уважения к учителям, любви к своей Родине, уважения к ее истории, какой бы она ни была. Тех самых ценностей, которые есть в сказках, в былинах, в великих литературных произведениях. Пускай читает и Бунина, и Горького, учится думать, понимать, что жизнь сложнее, чем идеологические схемы (которые иногда необходимы, но которые не должны заслонять жизненной правды). А уж потом, когда вырастет — разберется и решит для себя: за Ленина он или за Деникина, за Горбачева или за Лигачева. Может быть это звучит как утопия. Может быть, полностью деиделогизировать школу и невозможно, учитель ведь тоже живой человек, со своими взглядами. Но к этому можно стремиться, можно, наконец, свести к минимуму совершенно кондовые и вопиющие формы идеологии вроде истеричных воплей о забвении репрессий Сталина и о толщине «Тихого Дона» Шолохова. А иначе школьник, не знающий ничего о Великой Отечественной Войне, но цитирующий наизусть Солженицына, покажется нам еще эрудитом.