Вот комментарий Ле Пена:
"Нападения на полицейских и на государственные символы означают, что Франция атакована ордами, которые мы должны охарактеризовать как иностранные, невзирая на так называемые антирасистские законы"
Тамошние левые (вновь не путать с российским значением этого слова) соответственно укрепились в своем мнении о том, что это угнетенные массы показали «зажравшимся буржуям», почем фунт лиха, и мол, так «эксплуататорам» и надо.
Разумеется, из двух различных трактовок событий вытекают и два различных подхода к решению проблемы. Метод правых, по сути, сводится к тому, чтобы гнать в шею обнаглевших «гостей», а также их отпрысков, и не давать им ни в чем послаблений, ведь дикари склонны принимать гуманизм за слабость. Метод левых противоположен: окружить «угнетенных» заботой и вниманием, всячески помочь им интегрироваться в общество, дать им работу, солидную зарплату и всяческие социальные гарантии.
«Жители бунтующих районов получают неплохие пособия, мы предоставили им жилье, открыли для них школы, дали гражданство, а в ответ получили погром», - возмущаются правые.
«Пособия – нищенские, жилье - обветшалое, образование второсортное, путь наверх закрыт, правительство проводит политику расовой сегрегации, загоняет иммигрантов в гетто»,- отвечают левые.
Вот рассуждения Иммануила Валлерстайна, типичные для так называемых левых мыслителей:
«Это было восстание против бедности, безработицы, расистского поведения французской полиции. Но, главным образом, это было восстание из-за недостаточного признания себя в качестве граждан, кем по большей части являются участники восстания, и в качестве культурного меньшинства, которым, по их ощущению, они имеют право оставаться».
И спор этот идет по бесконечному кругу, и будет идти до тех пор, пока правые не поймут, что сама постановка вопроса неверна, точнее она вторична.
Разумеется, разговоры левых о страданиях обездоленных масс крайне лицемерны, лживы, а значит неуместны. А всё потому, что эти «страдающие массы» всеми правдами и неправдами стараются пробраться именно Францию. Видимо, они из мазохистских побуждений рвутся туда, где их будут всячески угнетать, притеснять и унижать. Именно те, о ком пекутся левые, своим поведением ежедневно доказывают, что им гораздо приятнее жить в «парижском гетто», чем у себя на исторической родине. Ведь если уж так во Франции плохо, то зачем приезжали? Может быть, иммигрантов кто-то обманул, наобещал райские кущи, а вместо них загнал на помойку? Допустим, что это так, но если уж действительность оказалась отличной от грез, так чего же «обманутые» не возвращаются назад? Размеры пособия позволяют купить обратный билет, но что-то «возвращенцев» не слишком то много, если вообще есть такие, зато никак не снижается поток «мазохистов», всё прибывающих и прибывающих со всех уголков бывших французских колоний в «ненавистную» им бывшую метрополию.
Болтовня о том, что во Франции иммигрантам закрыт путь наверх - это смесь полуправды и лицемерия, поскольку иммигранты и раньше, у себя на родине, не принадлежали к привилегированным социальным группам населения. А уж потомки иммигрантов, родись они не во Франции, а на родине отцов, прозябали бы там в такой нищете, по сравнению с которой жизнь в «гетто», показалась бы им невероятной роскошью.
Всё это так, но повторюсь, основная проблема заключается совсем не в этом. Даже призыв Ле Пена полностью лишить погромщиков каких бы то ни было бесплатных благ, при всей его обоснованности не дотягивает до того, чтобы считаться веским ответом на вызов времени. Высоки или низки социальные пособия, плохое или хорошее жилье, есть или нет работа – это вещи второстепенные, по сравнению с куда более фундаментальным вопросом: а на каком вообще основании «чужие» требуют, чтобы коренные жители занимались удовлетворением их потребностей? Дискуссия должна идти не о том, сколько денег надо подкинуть иммигранту или его детям, чтобы они тихо себя вели. И не о том, чтобы предоставить им возможность учиться в лучших университетах Европы, и не о том, чтобы потом создавать для них престижные рабочие места. А о том, есть ли вообще у приезжих право требовать у чужого для них общества хоть что-либо. А то, что общество чужое, даже доказывать не нужно. Потомки иммигрантов могут сколько угодно размахивать своими паспортами, заявляя, что они - французы, но, надеюсь, все помнят мудрый анекдот про «паспорт и рожу», и все понимают, что штамп в бумажке не меняет человеческой сути.
Если перевести проблему в правильную плоскость, то выяснится, что иммигранты рассматривают пособия и прочие социальные гарантии отнюдь не в качестве благодеяния, а считают их законной компенсацией за века колониализма. Причем многие коренные французы рассуждают точно также.
Несколько десятков лет назад ряд евроинтеллектуалов левацкого толка сформулировали принципы политкорректности, толерантности, мультикультурализма. Тогда и был поставлен тот самый главный вопрос и был дан на него четкий ответ, причем такой, который как нельзя более соответствует интересам «гостей с юга». Носители традиционных ценностей не смогли предложить обществу реальной и убедительной альтернативы и, потерпев поражение на фундаментальном уровне, были обречены вести идеологические стычки по мелочам, что абсолютно бесперспективно. До тех пор, пока на душе коренного француза будет тяжким жерновом висеть комплекс вины, он никогда по настоящему не расправит плечи, а будет и дальше терпеть унижения от распоясавшегося быдла.
Между тем патриоты оказались деморализованы не только во Франции и других странах Европы. Как ни удивительно, но даже американцы, которые в представлении многих кажутся воплощением яростного патриотизма вплоть до гротеска, сильно изменились за последние двадцать лет. Классическая картинка –дом с развевающимся флагом, становится объектом едких насмешек. Над ура-патриотичным американским кино теперь смеются не только в России, но и в самих Штатах. Критика освистала фильм с характерным названием «Патриот», причем создателя обвинили не в слабой режиссерской работе, а в разжигании межнациональной розни и даже симпатиях к фашизму. Прошли те времена, когда в США народ поголовно умилялся, глядя на киношные сцены спасения мира очередным американцем. Сегодня всё далеко не так.
В последние годы существования СССР немало респондентов, участвовавших в социологических опросах, заявила, что Советский Союз никому и ни в чем не может быть примером. А сейчас на тот же самый вопрос тот же самый ответ дают многие американцы. У них свой комплекс вины - геноцид индейцев и рабство негров. При этом агрессивные и обнаглевшие от безнаказанности толпы, выползающие из гетто, требуют себе всё большую долю благ. Эти толпы не ведают сомнений, им все должны, а они имеют право на всё. Мировую и даже собственную историю они знают выборочно, в их иллюзорном мире правы лишь они, а неправы все остальные.
Негры забывают, что по историческим меркам Африка стала «черным континентом» совсем недавно. Было время, когда их предки занимали лишь небольшую часть материка, но настал момент и черный человек двинулся на завоевание новых земель, жесточайшим образом расправляясь с попавшими под горячую руку народами. От этих народов сейчас мало что осталось, а цвет их кожи, кстати сказать, был отнюдь не черный. И «угнетенные арабы» забывают, что их предки, до того, как попасть в колониальную зависимость от европейцев, сами сотнями лет угрожали Европе, восточные базары были мировыми центрами работорговли, а пираты Алжира своими бесчинствами и грабежами снискали сомнительную славу по всему Средиземноморью. Поэтому европейцы имеют все основания предъявить «встречный иск».
Развитие человечества складывалось таким образом, что вряд ли сейчас найдется хоть один народ, про которого нельзя сказать, что он не проливал кровь невиновных, не предавал союзников, не грабил слабых и так далее. Поэтому сейчас искать правых и виноватых бесполезно. Тут правы все, или наоборот, неправы все. Народ – это не человек и моральные нормы применимые к отдельным личностям, как правило, неприменимы, к целым народам.
Где своя земля, а где чужая, зависит от конкретной текущей исторической обстановки. Соответственно кого считать оккупантом, а кого освободителем точно также зависит от угла зрения и от точки отсчета. Мы считали себя освободителями Европы, причем многие европейцы не ставили это под сомнение, сейчас, потомки «освобожденных» оскверняют могилы освободителей и называют их оккупантами.
Не мораль, а выгода –вот тот компас, следуя которому народы могут добиться могущества и процветания. И если патриоты смогут донести эту мысль до остального населения, то дело сдвинется с мертвой точки. Свои должны понять то, что прекрасно понимают чужие. Погромщики прекрасно знают, почему и с какой целью они запалили Францию. Они хотят жить и жрать, жить подольше, жрать послаще, да еще и за чужой счет. Они ищут для себя выгоды, а на это накладываются, национальные, религиозные и прочие факторы. Но иммигранты имеют цель, а коренная нация в растерянности. Коренные жители пытаются применять понятия морали там, где это категорически нельзя делать, это всё равно, что взвешивать линейкой, а измерять расстояние в килограммах. Вот и неудивительно, что чужие идут от победы к победе, а коренное население идет от одного позора к другому.
Мне возразят: А как же смертники-шахиды? Разве их пример не опровергает сказанное в статье? Разве они хотят жить и жрать? Разве они ищут выгоду? Если бы хотели, то не обвязывались бы гранатами и не подрывали себя.
Что ж, мне есть, что на это ответить. Начнем с того, что вербовщики шахидов рассказывают потенциальным кандидатам сказки про то, что в раю они будут жрать от пуза и наслаждаться прелестницами. Так что принцип выгоды соблюдается. А поскольку земная жизнь арабской нищеты как раз не очень то далека от ада, то в рай с его радостями очень даже хочется, особенно на пустой желудок.
Но, конечно, было бы неверно считать, что все фанатики-экстремисты ищут лишь плотских наслаждений. У них есть понятие надличностной выгоды. Они ищут выгоду, но не для себя лично, а для народа, для своей веры. Распространить свою веру на весь мир, возвысить свою цивилизацию над всем, сделать свой народ процветающим и всемогущим. Они так понимают выгоду и следуют ей.