Тринадцать лет назад, 19 августа 1991 года, в нашей стране, которая
тогда называлась Союз Советских Социалистических Республик, случился
государственный переворот. Так квалифицировали эти события все: как
утонченные аналитики, так и простые граждане.

Госпереворот, то есть смена или, наоборот, удержание власти, проведенные с нарушением самых фундаментальных правовых норм данного государства, в обыденном сознании априори ассоциируется с чем-то сугубо негативным, хотя и исторически, и политологически это не обязательно так. Не может быть негативной категорией то, что очень часто случается в истории и далеко не всегда с отрицательными последствиями. Например, Екатерина II пришла к власти путем классического государственного переворота, при этом еще и своего законного мужа и законного же императора Петра III убила (не своими руками, естественно). Однако в истории России она оставила неизгладимый и масштабнейший след, раздвинув и границы, и мощь, и просвещенность страны и нации. Какие ассоциации вызывает сегодня и у простых людей, и у политиков, и у историков имя Екатерины Великой? Практически только позитивные. Историю, как известно, пишут победители.

А если с помощью госпереворота убрали диктатора, то это сразу же оценивается как благо. Словом, само по себе определение «госпереворот» мало что дает для выяснения значимости и «качества» события. Это имеет прямое отношение и к 19 августа 1991 года.

В чем была специфика того переворота? Я бы выделил несколько важных моментов.

Госпереворот 19 августа был направлен на сохранение СССР, чего вообще-то желало большинство граждан этой страны. Но это были не самые активные в политическом отношении слои населения. Кроме того, часть элит союзных республик желала отделения своих территорий от России. А в их руках была вся власть на этих территориях.

Фактически распад Союза уже начался (республики Прибалтики), и мало кто верил, что этот процесс удастся остановить что силой, что переговорами.

У президента СССР Михаила Горбачева была меньшая легитимность, чем у президентов союзных республик, которыми через прямые выборы успели стать почти все бывшие первые секретари республиканских коммунистических партий. Михаил же Горбачев совершил стратегическую ошибку, не решившись в 1990 году пойти на прямые президентские выборы. Он был назначен на свой пост всего лишь Съездом народных депутатов.

На общесоюзной и тем более на российской политической арене Горбачев рассматривался как уходящая фигура, которого рано или поздно сменит Ельцин, давно уже ясно не высказывавшийся за сохранение Союза, а всеми своими действиями явно ориентированный на его то ли распад, то ли целенаправленный развал.

Те, кто возглавил ГКЧП, были, с одной стороны, выдвиженцами Горбачева, а с другой — в любом случае не пользовались доверием у населения, будучи главными начальниками продемонстрировавших свою неэффективность старых, многим ненавистных (иногда немотивированно) союзных структур.

Население страны оказалось в ситуации Буриданова осла: оно хотело и сохранения Союза, и свободы и демократии. Жизнь поставила их перед выбором: борьбу за сохранение Союза возглавили не демократы, а демократы (точнее те, кого тогда таковыми считали) фактически действовали против сохранения Союза. Вот почему в целом, кроме наиболее политизированной части жителей Москвы, население страны не приняло никакого участия ни в сопротивлении ГКЧП, ни в поддержке его действий.

Госпереворот 19 августа 1991 года, если бы даже он удался, все равно бы не привел к достижению той цели, которую его организаторы ставили. Советский Союз он бы не сохранил. Лучшее доказательство этого в следующем. Ликвидация госпереворота, а она удалась, казалось бы, должна была привести к возвращению власти президенту СССР и парламенту Союза. Однако арестовав членов ГКЧП и вернув Михаила Горбачева в Кремль, демократы во главе с Ельциным и лидеры национальных элит в союзных республиках сами тут же совершили госпереворот — вынудили самораспуститься союзный парламент и фактически отобрали реальную власть у Горбачева, оставив ему только пост и ядерную кнопку, то есть сделали то же, что и ГКЧП.

Характеризуя события 19 августа 1991 года в их полном историческом контексте, можно сказать, что если население страны думало, что идет борьба за свободу (но без Союза) либо за сохранение целостности страны (но без свободы), то элиты реально боролись за власть и контроль над общенациональной собственностью. Таково извечное заблуждение общества, осознаваемое, как правило, лишь задним числом.

Ретроспективно ставшие очевидными вещи не могут изменить нашу оценку тех событий. Да, очень многие из тех, кто выступал под демократическими знаменами, получив власть, стали авторитарными правителями или просто диктаторами. Да, обещав народу не только свободу, но и материальное процветание, они бросили его в большую бедность, чем при СССР. Да, выступая против «союзного», то есть русского, империализма, они создали собственные микроимперии и, получив с помощью в первую очередь русских демократов свободу для своих наций, не хотят дать даже толику этой свободы другим нациям, проживающим на территориях их государств.

Но все это не меняет фундаментальных оценок событий 19 августа 1991 года, которые касаются не поведения и действий отдельных сил и людей, а политических процессов в целом.

Эффективный лозунг работоспособней неэффективного управления.

Потерянное доверие не вернуть никакой силой.

Когда у большинства населения нет полноценной собственности, люди больше ценят то, чего у них нет (например, свободу, которая большинству и не нужна), чем то, что у них есть, например, мир и спокойствие.

Прямая и непосредственная стихийная демократия крайне редко приводит к власти настоящих демократов.

Счастье революционеров никогда не равно счастью людей, во всяком случае тех, что живут в период свершения революций.

И все-таки в конечном итоге побеждает тот, кто в каждый отдельный момент рационально или интуитивно умеет сконцентрировать в своих словах и делах (причем часто неважно, в чем именно) то, что желают люди. Перемен — значит перемен. Стабильности — значит стабильности.

И все-таки есть три вопроса, которые остаются без правильных ответов даже сегодня, спустя 13 лет после полной и окончательной победы демократии над русским (советским) авторитаризмом и русским (советским) империализмом.

Почему, например, в этом году, в пятнадцатую годовщину выборов народных депутатов СССР и начала работы первого Съезда народных депутатов СССР, событий, давших колоссальный толчок всем демократическим процессам на советском пространстве, нигде, включая и Россию, эти даты не были отмечены не то что радостью, а вообще никак.

Почему в состав России, а не в состав какой-либо другой страны постсоветского пространства хотели бы войти многие народы и территории бывшего СССР?

Наконец, почему основная масса людей, своей активной или молчаливой поддержкой вознесшая тех, кто ныне у власти находится, и спустя 13 лет после того живут хуже, чем раньше, и уж точно не более счастливы?

Говорят, за свободу надо платить. Это закон. Но есть и другой закон — платят за свободу одни, а пользуются ею другие. Те, кто умеет пользоваться, даже если и в ущерб другим.