В каких категориях нужно видеть сегодня прошлое и настоящее? Это вопрос совсем не теоретический. Точнее сказать, это вопрос не столько для абстрактного умствования, сколько для каждодневного поступка. Характер наших действий в конкретной социальной среде определен структурой и содержанием нашего сознания и нашими представлениями о самих себе. Сегодня многим социальным конфликтам придается национальная окраска в связи с чем в языке средств массовой информации и в языке политологов широко распространены термины «этнос», «этничность», «межэтнические отношения» и т.п. Чем вызвана актуализация этих терминов и является ли такой язык адекватным для анализа общественных процессов в современном мире, в России – в частности?
Трудность анализа этих понятий в неоднозначности терминов, поскольку значения слов этнос, народ, нация пересекаются, а в некоторых контекстах оказываются практически тождественными. Обратимся к нескольким примерам толкования термина «этнос» в нашей литературе. В Малом энциклопедическом словаре советского времени интересующий нас термин определен следующим образом: «Этническая общность (этнос), исторически возникший вид устойчивой социальной группировки людей, представленный племенем, народностью, нацией; термин «этническая общность» близок понятию «народ» в этнографическом смысле. Иногда им обозначают несколько народов (этнолингвистические группы, например: русские, украинцы, поляки и др. – славянская этническая общность), а также обособленные части внутри народа (этнографические группы)».
Термины «этнос» и «этнографическая общность» здесь полностью отождествлены, причем проявлением этноса названы племя, народность, нация. Значение термина «народ» названо близким к термину «этнос», более того, несколько народов точно также имеют право называться этносом, как и один народ. Положение не очень утешительное, ибо это означает, что один этнос есть этнос и несколько этносов – тоже этнос. Дальнейшую расшифровку термина можно видеть в определении этногенеза, который «включает как начальные этапы возникновения какого-либо народа, так и дальнейшее формирование его этнографических, лингвистических и антропологических особенностей». Здесь в числе признаков этноса названы некие этнографические, лингвистические и антропологические особенности.
Более развернутое представление об этносе дано в статье специалиста по этому вопросу Ю. Бромлея. Отметим некоторые особенности его размышлений. Во-первых, названный автор отмечает, что понятие «этнос» и «этническая общность» в научном языке замещают обыденное понятие «народ». Это значит, что этимологическое тождество слов этнос и народ не должно нас удовлетворять. В научной литературе вынуждены отделить термин «этнос» от термина «народ» и для этого есть какие-то основания. В понятии этнос наука должна отразить некоторые специфические свойства названного типа человеческого сообщества, и Ю. Бромлей указывает для начала на некие общие признаки этих свойств. Таковыми он называет устойчивость и наглядность, т.е. свойства этноса должны быть устойчивы и наглядны. Перечень же характерных свойств этноса ученый-этнолог составляет на основе имеющихся в литературе концепций: «Так, одни авторы в качестве главных признаков этого рода называют язык и культуру; другие добавляют к этому территорию и этническое самосознание; третьи указывают, кроме того, на особенности психического склада; четвертые включают также в число этнических признаков общность происхождения и государственную принадлежность; пятые усматривают сущность этноса в особенностях психических стереотипов».
Отталкиваясь от списка свойств, Ю. Бромлей ищет некоторый сущностный перечень таковых. Среди них оказываются внешние отличительные особенности физического типа людей; групповые особенности их деятельности, с которыми этнолог связывает компоненты культуры в виде языка, материальной культуры, народного изобразительного искусства, устного творчества, обрядов, нравов и т.п.; психические стереотипы; самосознание этноса; и, наконец, эндогамия, выступающая одним из условий сохранения этносом своих характеристик. Характерно, что в признаки этноса никак не вошли характеристики политического характера, они вообще оказались внешними по отношению к этносу и не затрагивающими его сущности.
Короткий и в силу этого упрощенный путь обсуждения всего предложенного набора характеристик этноса может быть следующим. Отталкиваясь от попыток теоретической реконструкции этноса, мы будем иметь в виду те смыслы, которые задаются контекстом употребления термина «этнос», в отличие от употребления более общего и менее определенного термина «народ». В таком случае можно согласиться, что этнология при определении этноса никакими политическими признаками не пользуется, во всяком случае, не вводит их в число его сущностных признаков. Объяснить это обстоятельство можно следующим образом. Этнические признаки указывают на культурно-историческое и антропологическое происхождение той или иной социальной общности. Иначе говоря, этнос является одной из форм социальной общности или, что не менее существенно, одним из уровней становления социальной общности, сложившейся в ходе социогенеза. Можно попытаться зафиксировать положение этноса в исторической «лестнице» социогенеза. На наш взгляд, эта задача решается следующим образом. Этнос формируется на месте родоплеменных общностей, точнее, он есть продукт их объединения, происходящего на определенной стадии развития в жизни всех формирующихся народов. Это обстоятельство не означает, что этническая общность ликвидирует родоплеменные связи. Скорее она включает их в совокупное целое и в процессе структурирования этноса определяет их новое положение. В последующем развитии названные связи утрачивают свою социальную роль, хотя могут сохраняться в исторической памяти племен как один из факторов их самоидентификации. Например, русский этнос складывался их разных племен, называвших древлянами, полянами, кривичами, вятичами и т.п. Это племенное различие в настоящее время полностью утрачено, но и сегодня возможно обращение к очень дальним родоплеменным идентификаторам. Но такая идентификация играет вторичную вспомогательную роль в тех случаях, когда она вообще ее играет.
Предложенное представление об этносе как исторической фазе развития социальных общностей дает объяснение тому факту, что в признаки этноса включают прежде всего культурно-бытовые и хозяйственные особенности жизни, сложившиеся в силу определенного ландшафтного окружения и геоклиматических факторов. В число культурных признаков войдут также особенности языка, объединяющего этнос при существующих диалектных особенностях, указывающих, так сказать, на племенные составляющие этноса (например, окающие волжане и, в противоположность им, москвичи, произносящие или произносившие открытое «а»). Наконец, можно согласиться с Ю. Бромлеем в том, что этнос скрепляется также и расовыми генетически наследуемыми признаками. В частности, принято говорить о славянском типе лица, о типичных признаках татар, чувашей и т.п. Правда, в последнем случае указывают на национальную принадлежность, но справедливо и то, что эта принадлежность есть проявление этнического типа. В результате необходимо будет согласиться с тем, что этнос есть социальная общность, основанная не только на культурных, но и на биогенетических признаках. Она несет в себе симбиоз культурных и биогенетических признаков, причем последние можно рассматривать и как некие признаки человеческих популяций, втянутых в социогенез.
Часть 2. Этнос и народ
Если этнос определен как некая природно-культурная конструкция, то какие признаки должны различать этнос и народ? Здесь уместно продолжить начатый путь и рассмотреть народ как социально-культурную общность, которая в ходе нашего изложения предстает как более зрелая стадия социогенеза. Наиболее важным фактором и признаком становления народа следует признать появление политической организации общества в виде государства, в рамках которого и происходит собственно становление народа из материала этноса, точнее сказать, из объединения этносов. Например, историческим материалом для становления русского народа были славянские племена. По крайней мере, историки предпочитают говорить о племенах, а не об этносах. В.О. Ключевский пишет следующее о начальном этапе становления Киевской Руси: «Разноплеменное население, занимавшее всю эту территорию, вошло в состав великого княжества Киевского, или Русского государства. Но это Русское государство еще не было государством русского народа, потому что еще не существовало самого этого народа: к половине X1 в. были готовы только этнографические элементы, из которых потом долгим и трудным процессом выработается русская народность» (с.174).
В этой связи можно поставить такой вопрос: называть ли сформировавшийся народ этносом (или суперэтносом, следуя за Л.Н. Гумилевым), или же этнос рассматривать как структурную часть народа, представляющего собой культурное, хозяйственное и политическое целое? Однозначный ответ на этот вопрос кажется затруднительным, но определенное соотношение в эти понятия может быть внесено. Этническая идентификация как более ранняя включает в себе природно-культурные признаки (или, культурно-биологические признаки) формирующейся социальной общности. Народ сохраняет основные этнические черты, присоединяя к ним те культурные свойства, которые формируются на новом этапе социогенезеа. Поэтому этнические признаки можно найти как на племенном уровне (уровень их формирования), так и на этапе формирования народа. В частности, В.О. Ключевский в «Курсе русской истории» говорит о Москве как этнографическом центре великоросского племени, каковым она оказалась в начале становления Московской Руси. Участниками строительства московского государства выступают племена, расселившиеся по великорусской равнине, но особо русский историк отмечает становление великорусского племени, которое на современном языке было бы скорее всего названо великорусским этносом. Характерна именно эта близость терминов этнос и племя, употребляемых В.О. Ключевским. Впрочем, и неславянские племена могут у него называться народами, в среду обитания которых проникали славянские племена. Можно оправдать такое употребление терминов тем, что оно вольно или невольно принимает во внимание некую социальную организованность других народов если и не в форме государства, то в каких-то предшествующих ему состояниях.
Становление государства, в частности, становление русского государства и становление народа есть некий единый процесс. В.О. Ключевский отмечает в своем курсе, что «начало истории народа должно обозначаться какими-то более явственными, уловимыми признаками. Их надобно искать прежде всего в памяти самого народа. Первое, что запомнил о себе народ, и должно указывать путь к началу его истории. Такое воспоминание не бывает случайным, беспричинным. Народ есть население, не только совместно живущее, но и совокупно действующее, имеющее общий язык и общие судьбы. Поэтому в народной памяти обыкновенно надолго удерживаются события, которые коснулись всего народа, в которых он весь принял участие и через это совокупное участие впервые почувствовал себя единым» (т.1. с.120). Заметим по ходу следующее: существенное различие народа и этноса можно видеть в том, что народ обладает (должен обладать!) историческим сознанием, в то время как самоидентификация этноса может ограничиваться мифологическим сознанием, не содержащим в себе представление об историческом времени.
Русский историк отмечает, что формирование русского народа начинается с территориального объединения. Слова «русская земля» прозвучали в нашей истории раньше, чем словосочетание «русский народ». «О русская земля! Уже ты за холмом!» - восклицает автор повести «О полку Игореве», а время написания этой поэмы, как мы знаем, относится к концу 12 века. Исторически же сознание единства русской земли возникло гораздо раньше, начало этого процесса может быть отнесено к X или даже к IX веку. Выдвижение на первый план территориального признака никак не противоречит нашему утверждению о том, что этносы трансформируются в народ в процессе становления политической организации. Точнее сказать, в народ трансформируются племена, составляющие некий этнос. Как уже отмечалось, этнические признаки суть признаки культурного объединения, возникающего на почве природного (ландшафтного, оказывающее решающее влияние на хозяйственную деятельность и на ряд других свойств этноса), культурного и генетического (расового) происхождения. Но в этнические параметры не входят характеристики внутренней политической организации, структура управления сообществом именно как этносом. Поэтому неудивительно, что при организации государства правильнее говорить о вхождении в него таких структурных единиц, в которых уже было свое управление. Оно существовало в племенах и осуществлялось племенной верхушкой. Вятичи имели своего князя, долгое время они не хотели входить в состав киевской Руси, и были к ней присоединены только в конце 12 века. Но этническая общность племен является одним из условий становления государственного управления и формирования народа и народностей, являющихся часть народа, населяющего государство. Характерно, и на это мы уже обращали внимание, что этнографы ничего не говорят о трансформации этноса в народ (за исключением евразийца Л.Н. Гумилева, фактически отождествившего понятия народ и этнос).
Итак, термин народ уместно приложить к тому типу культурного синтеза, который возникает в рамках политической структуры, объединившей, например, славянские племена. Всегда требуется историческое время для такого синтеза, поскольку политическое объединение является условием необходимым, но недостаточным для формирования народа. Сознание народного единства формируется общей исторической судьбой, осознанием этой судьбы и общими историческими делами, дающими такие факты жизни, которые выражают его историческое призвание: «Значение народа как исторической личности заключается в его историческом призвании, а это призвание народа выражается в том мировом положении, которое он создает себе своими усилиями, и в той идее, какую он стремится осуществить своею деятельностью в этом положении» (с.60). Среди исторических фактов, способствовавших формированию сознания и становлению единого русского народа, можно указать на совестные действия по защите от степняков, на освобождение от монгольского ига (одно из важнейших исторических дел в названном плане), на преодоление смуты в начале 17 века и защиту от западного нашествия в начале 19 века, а также множество других исторических дел, которые может перечислить исследователь, обращающийся к исторической судьбе России.
Становление народа предстает как становление культурно-исторической общности, отличной от этнической и представляющей собой более высокую ступень исторического единства в сравнении с этнической. Здесь важно отметить, что для характеристики этой культурной общности на место представлению об этнической общности (по меньше мере, дополнением к нему) необходимо поставить понятие «культурно-исторический тип», введенный в свое время Н.Я. Данилевским. Понятию народ коррелятивно понятие культурно-исторический тип. Образно говоря, культурное пространство культурно-исторического типа вмещает в себя бывшие этносы, которые не исчезают совсем, но приобретают в рамках такой исторической общности новое качества. Они (этносы) сами становятся народами, т.е. частями единого большого народа. Племенные разграничения постепенно стираются политическим объединением, но этнические признаки как инструменты социогенетической идентификации не исчезают и не забываются. Они превращаются в национальные признаки и вместо представления об этнической принадлежности начинают говорить о принадлежности национальной. Одновременно вхождение в большой единый народ позволяет представителю любого этноса идентифицировать себя с ним (народом) и считать свою национальность по принадлежности к «большому народу». Но отметим еще раз, что народ не есть так или иначе организованное население, но он всегда есть одновременно исторический субъект, организованный не только политически, но и своим самосознанием.
Формирование народа не может происходить как арифметическое сложение различных племен. В этом процессе всегда есть культурная доминанта, предлагаемая представителями тех этносов, которые играют ведущую роль в складывании государства и объединения племен. На культурной основе, зарождающейся в жизни этносов, формируется то, что может быть названо культурно-историческим типом, представляющим собой более сложную и более тонкую конструкцию, нежели самосознание этноса. В складывании московского государства и русского народа эту роль выполнило племя великороссов. Но народы как некие живые социально-культурные сообщества могут иметь разные судьбы. Как всякая форма жизни они могут быть подвержены своим болезням, хотя в значительной мере сами формируют свою судьбу своей активностью, своими действиями, своими реакциями на «исторические вызовы». В этом плане можно говорить о завоевательных объединениях кочевников как о деяниях народов с короткой исторической (но не этнической) судьбой, а о самих этих объединения как неких исторически неустойчивых, не имеющих оснований для длительного государственного и цивилизационного объединения. В число последних должны войти условия, необходимые для воспроизводства хозяйственной деятельности, самих народностей, вошедших в тело государства, воспроизводство культурных оснований подобных крупных сообщества. Те государства или цивилизации, которые не обладали необходимым набором условий самосохранения (не сложился устойчивый культурно-исторический тип), оказывались коротко живущими, оставляющими в истории след, подобный светящейся траектории падающего метеора. Поэтому столь важен вопрос об условиях, при которых народ может потерять внутреннее культурное единство, являющееся необходимым условием его исторического самосохранения.
Часть 3. Можно ли «разобрать и собрать» народ»?
Сегодня при обсуждении проблем межэтнических взаимоотношений можно встретить высказывания о «сборке» и «разборке» народа. В частности, к таким выражениям прибегает С.Г. Кара-Мурза («народ разобран»). Термины «сборка» и «разборка» из сферы механических технологий, они режут слух. Но за ними скрывается определенный смысл, если понимать таковые не буквально, но как полезную метафору. Во всяком случае есть резон обсудить проблему: можно ли собрать и разобрать народ, и, если можно, то в каком смысле?
Народ - субъект государства и цивилизации, т.е., как ясно из предшествующего, он представляет собой культурно-политическую общность. Народ, становящийся субъектом истории и осознающий этот факт, в культурном плане конституируется культурным типом, в политическом - государством. Культурный тип становится также основанием для осознания общности народов, составляющих цивилизацию. Более того, как можно судить по сочинениям Н.Я. Данилевского и А. Тойнби, цивилизация представляет одновременно способ и высшую фазу развития культурного типа. По этой причине все рассуждения об этнических процессах в распадающихся государствах и цивилизациях, а именно это произошло и происходит сегодня в Югославии и в России, необходимо вести в контексте представлений об условиях существования культурных типов, характерных для той или иной социальной общности соответствующего уровня. Нам уместнее всего построить эти рассуждения на исторических фактах из жизни русского и советского народов.
В рамках Московской Руси и сложившейся на ее основе Российской империи носителем государственного начала и носителем объединительного культурного типа стал русский народ, который складывался в ходе становления государства. Этот народ возникал из совокупности славянских племен, включая великороссов, сыгравших объединительную роль в этом процессе. Историческое исследование может фиксировать точки «кристаллизации» народного сознания. Нет сомнения, что к таковым должна быть отнесена Куликовская битва, стояние на Угре и ряд других исторических событий более прозаического характера, выражающихся в хозяйственном освоении пространства и т.п. Складывание Московской Руси было весьма непростым и трудным процессом, ее историческое лицо определили многие обстоятельства, к числу которых наряду со специфическими культурными характеристиками нужно отнести также факторы географические и геополитические (или геостратегические). В свое время своеобразную точку зрения на роль русского народа и русского государства выразил мало почитаемый философ Н.Ф. Федоров, который назвал Россию сторожевым служилым государством для собирания народов и испытания вер. Он же указывал на историческую задачу, которую выдвинула и решила Московская Русь. Таковой стала борьба со степью. Действительно, разные племена и этносы соединяют в народ исторические дела, и русский народ, решая свою историческую задачу, собирал в ходе ее решения другие племена и народы. В любом случае следует признать, что становление государства и, тем более, становление цивилизации представляет собой историческую задачу, в процессе решения которой происходят серьезные качественные изменения в культурных основаниях жизни сообщества, в сфере управления, в организации хозяйства и т.п. В контексте обсуждаемой проблемы важно то, что создается некое культурное поле, соответствующее объединительному культурному типу, и в этом поле размещаются все народы, вошедшие в государство или в цивилизацию. Творцом, носителем и защитником такого культурного оказывается этнос, ставший народом и «обреченный» на решение задачи государственного строительства.
Как уже отмечено, племя великороссов утрачивает в этом процессе чисто племенное существование. Оно становится историческим народом. Другие этносы, вошедшие в государство, также испытывают нечто подобное, поскольку и у них прекращается фаза этнического (племенного) существование. Вхождение в состав целого превращает их из этносов в народы (или народности), принадлежность к которым обозначается в последующем как национальная принадлежность. Важно, что все народы, вступившие в новое историческое качество, не утрачивают всех своих этнических характеристик. Последние сохраняются как на уровне расовом (мы различали национальности не только по записи в паспорте, но и по характерным наследуемым признакам), так и на уровне культурных проявлений. Они остаются важными признаками самоидентификации, которая, как уже отмечалось, имеет не только культурно-исторической, но и природно-генетический характер. Для каждого человека в обществе признаки его культурного и генетического происхождения имеют фундаментальное идентифицирующее значение. Все знают своих родителей и свою национальность, и эти обстоятельства, образно говоря, «легимитизируют» присутствие людей в обществе. Они здесь не чужие, они часть общей плоти и общей человеческой культуры.
Заметим по ходу, что изъятие графы о национальности из паспорта гражданина многонациональной России было своеобразной делегитимизацией национальностей и юридической формой лишения права человека на культурно-историческую самоидентификацию. Нет необходимости объяснять, что такие действия не способствовали гармонизации межнациональных отношений, поскольку сами по себе они не могут устранить факт культурно-исторической принадлежности к той или иной национальности и факт исторического «родового» этнического происхождения. Историческая реальность не может быть отменена юридическим актом.
Мы оставим здесь без внимания важный и сложный вопрос: продолжается ли этногенез (формирование новых этносов) в рамках отдельных государств и в масштабах цивилизаций? В контексте сказанного мы ограничимся обсуждением вопроса о «сборке-разборке» народов и о той ситуации, в которой оказались русские и другие народы Советского Союза. Полное разрушение цивилизации, а Россия в течение веков несомненно была формирующейся цивилизацией, требует разрушения ее культурного ядра, ее культурного типа. Поскольку в его основание легли культурные признаки русского народа, то новые социальные явления оказываются разрушительными прежде всего для русской культуры, причем ущерб наносится не столько внешним этническим признакам культуры, сколько ее глубинным смыслам и символам. Направление главного удара - разрушение исторического самосознания русского народа путем искажения истории, архивирования истории (превращении ее в неактуальную), наконец, путем прямого вычеркивания исторических периодов (например, советского периода), достигаемого их замалчиванием, очернением или перетолкованием. Такая тактика применяется не только в отношении России. Искажение исторического сознания происходит даже в странах «золотого миллиарда», но в России этот глобализационный процесс идет наиболее последовательно и безжалостно.
Разрушению объединительного культурного поля способствует также упразднение форм общественной жизни, в рамках которых совершалось воспроизводство культурных и политических оснований объединения народов. Исчезновение социальных скреп, каковые давала общая государственность, порождает с необходимостью распадение (разборку) народа по глубинным идентификационным линиям, именно, распадение на этносы, которым остается фактически единственный путь, представляющий собой возврат к догосударственным формам самосознания и поиску форм автономного существования. В условиях распада государства такое движение совершается само собой, но его можно подталкивать и направлять. Поскольку полный возврат в племенное догосударственное состояние невозможен (история вспять не ходит), то те или иные откалывающиеся сообщества, скрепляемые признаками этнической самоидентификации, формируют самостоятельную государственность, часто весьма непрочную (можно сказать – виртуальную) и служащую формой, прикрывающей их действительную зависимость от более сильных сообществ.
Таким образом, «разборка» народа оказывается распадом на группы, идентифицирующие себя по этническому признаку. Поскольку же существование в таком усеченном культурном поле требует определенного социального обустройства, которое к тому же и не всегда возможно, то и возникают те процессы, которые принято называть межэтническими столкновениями. Суть их заключается в своеобразной «дележке» социального пространства ради объединения, совершаемого на основе этнической самоидентификации. Поскольку же государственная жизнь требует исторического самосознания, то в таких сообществах начинают конструировать историю на потребу дня. Неудивительно, что она часто оказывается «фанерной» и мифологической. Примером могут служить сочинения украинских националистов-самостийников.
Что же касается народа-этноса, являющегося собой ядро соответствующей государственной структуры или цивилизационного сообщества, то его «разборка» может идти только путем ликвидации его культурного типа, достигаемая ликвидацией его исторического самосознания. Следствием утраты культурно-исторической самоидентификации становится отбрасывание народа на обочину истории (например, в качестве реликтового этноса), либо же его полной ликвидации, в том числе и физической, посредством вымирания до некоторого допустимого минимума. Русские и те, кто связали свою судьбу с русским народом, оказались сегодня перед перспективой полного исчезновения. В частности, русский народ давно уже утратил опыт этно-племенного существования и возврат к этой стадии для него невозможен хотя бы потому, что нет социальной и территориальной ниши, в которую он мог бы уместиться в таком качестве. Ему трудно даже очертить территорию, на которой он сохранился бы как этнос. «Собирание народов» в едином государстве явилось культурно-историческим способом существования русского народа. В ходе решения этой задачи сформировалось его мировоззрение, его государственное устройство, способ ведения хозяйства и все другие социальные институты. По этой причине этническое обособление русских, выраженное лозунгом «Россия для русских», равносильно стремлению к самоубийству. Путь спасения для русского народа – возврат к решению своей культурно-исторической задачи, т.е. к выстраиванию цивилизационной общности народов в рамках своего культурного типа, который, так уж сложилось исторически, альтернативен культурному типу западной цивилизации. На этом пути можно сохранить себя как народ и как субъект истории, эти две ипостаси неразделимы, устранение одной ведет к ликвидации другой. В конкретных же условиях сегодняшнего дня России нужен свой проект постиндустриализма, на чем практически с самого начала перестройки настаивал политолог С.Е. Кургинян. Разработка и реализация такого проекта должна совершаться через возврат к своей исторической самоидентификации именно как народа, а не этноса, через возврат в лоно российской, а не западной (так называемой, мировой) цивилизации.
Многонациональный народ действительно «разбирается» на этносы в процессе разрушения объединительных культурных и политических структур. Основной же государственно-образующий народ по сути «разобран» быть не может. Он оказывается перед простой дилеммой, преодолеть распад социальных структур, возродить их и выжить, либо же умереть вместе со смертью своего государства и своей культуры (например, исчезли латиняне, этот римский народ, но сохранились этносы, входившие в римскую империю). Новый социальный проект цивилизационного масштаба, т.е. проект с высокой и вдохновляющей исторической и духовной мотивацией, продолжающий культурно-историческую традицию русского государства в нынешних условиях глобализации, а не этническая самоизоляция есть путь спасения для русского народа и русской культуры. Это есть также путь спасения для большинства народов, принявших принципы русского государства, живших в этом государстве и имевших в нем надежную защиту и столь же надежную перспективу исторического роста.
В конечном счете, ответ на вопрос (вопрос, в общем-то, риторический), вынесенный в название статьи, достаточно очевиден. Русские несомненно есть народ, точнее сказать, этнос, ставший народом. И не просто народом, а народом с исторической миссией и мессиански окрашенным историческим самосознанием. Последнее обстоятельство часто провоцирует либералов-западников на злобные издевки. Но всякий народ, ставший историческим субъектом, имеет в себе мессианскую идею. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на европейский Запад и его новейшую историю, на США, на мусульманский мир, на Китай, реализующий свой индустриальный проект.
И последнее замечание. Нельзя составить адекватную картину современных общественных процессов, не обращаясь к понятию «культурно-исторический тип». Его нельзя заменить представлением об этнической общности по причинам, о которых сказано выше. В этом контексте следует понимать и утверждение Н.Я. Данилевского о том, что полноценное развитие культурно-исторического типа требует его политической самостоятельности.
Чешев В.В.
