Неделю назад довелось давать интервью каналу tv.km.ru. Разговор, правда, в основном свелся к проблемам современной армии, и пришлось говорить достаточно очевидные вещи. Чем был приятно удивлен – так это осведомленностью ведущего, оказавшегося свободным от распространенного заблуждения, будто офицерский корпус после 1917 года “разделился” и половина “перешла на сторону большевиков”. Потому что таковое заблуждение (вплоть до того, что у красных их было чуть ли не больше, чем у белых) носит практически всеобщий характер, причем не только в национал-большевистской среде (где фантастика подобного рода является краеугольным камнем самого “учения”), но и среди лиц, большевикам не сочувствующих. Встречал такое даже  в единственном приличном из школьных учебников начала 90-х, и в публицистике попавшего одно время во властные круги совсем несоветского историка.

Вот что значит “не вникать в детали”. Списочек-то дайте... Но не видели они никаких списочков, а начитались позднесоветских книжек. В условиях, когда в общественном сознании престиж советского режима упал, а русского офицерства, как и всей досоветской традиции, вырос, факт службы офицеров советам как бы “оправдывал” уже не офицеров, а, наоборот, - советскую власть.

На самом деле большевикам досталось менее 20% всего офицерства. За годы гражданской войны они смогли мобилизовать 48,5 тыс. Причем в это число входят и все сбежавшие при первой возможности к белым, и расстрелянные самими большевиками за реальные и мнимые заговоры. Еще 14 тыс. белых, из попавших в плен в конце войны на год-полтора, также были зачислены в РККА. Некоторое число служило и до начала летом 1918 мобилизаций, но едва ли более 2-3 тыс. (лишенные большевиками пенсий, пристраивались в различных штабах и учр-х чтобы как-то выжить, среди таких, кстати, и целый ряд видных в дальнейшем фигур Белого движения – тот же Каппель).

Фигурирующая же цифра в 8 тыс. “добровольно вступивших” в нач.18-го - вполне мифическая. Происхождение ее курьезно: три года спустя в разговоре Подвойского с Костяевым якобы прозвучало, что будто бы при начале немецкого наступления “к нам” обратилось столько офицеров, что хватило бы на укомплектование 20 дивизий (в другом варианте речь шла о 9-10 дивизиях). Помножили офицерский штат дивизии на 20, и цифра 8 тысяч пошла гулять из книги в книгу. Действительно, такое явление имело место (некоторые думали, что теперь большеки “одумаются” и восстановят фронт), но после Бреста этот мотив исчез, и ни малейших следов своего пребывания в РККА эти “8 тыс.” не оставили.

Между тем к концу 17 г. в живых оставалось более 300 тыс. офицеров, так что на этом фоне доля служивших у большевиков выглядит более чем скромной. Что же касается кадрового офицерского состава, то из такового – еще меньше (что-то ок.10%). Цифра в несколько сот бывших у большевиков генералов и более тысячи полковников и подполковников (опять же включая всех бежавших и расстрелянных) может впечатлять только тех, кто не представляет, что генералов к концу 17-го насчитывалось не менее 3,5 тыс, а штаб-офицеров (полковников и подполковников) – более 15 тыс. (от всех старших офицеров только на белом Юге служило 75%).

Вообще же, если кому интересно, картина с учетом последних изысканий представляется в округленных цифрах примерно следующей. Из всех, носивших офицерские погоны к концу 17-го,  до 20 тысяч было уничтожено большевиками (не успев нигде более послужить) в первые месяцы после развала фронта и в ходе красного террора. 170 тысяч прошло через различные белые формирования, чуть более 50 тыс. приходится на большевиков, 35-40 тыс. – на армии лимитрофных г-в (УНР, польскую, прибалтийские, закавказские), 5 тысяч – на бежавших за границу или не возвратившихся оттуда после 17г. (не принимавших участия в событиях гражданской войны).  Остальное – на не привлеченных ни в одну армию (инвалидов, пожилых и пр.).

Сергей Волков, доктор исторических наук