1. Методологическая ошибка

Эпоха Ельцина ушла в прошлое. И хотя отрезок времени, который нас от нее отдаляет, не так уж велик, можно уже, кажется, попытаться дать первую общую и приблизительную характеристику этой ключевой фигуре позднесоветской и постсоветской политики. Правда, еще в бытность Ельцина действующим политиком, он оброс великим множеством легенд и мифов, что в общем-то неизбежно для любого политика периода потрясений, но что сильно затрудняет научный, политологический анализ. Однако это еще было бы полбеды: эмоции все же со временем утихают… В случае же оценки фигуры Ельцина его современниками, увы, наблюдается гораздо более серьезная ошибка методологического характера. И сторонники Ельцина – демократы первой волны, и  его противники – патриоты и коммунисты анализировали и анализируют политику Ельцина исходя из фактора идеологии, видя в нем демократа, либерала и антикоммуниста. Иначе говоря, и те, и другие априори полагают, что  Ельцин в своих действиях  руководствовался некими идеологическими принципами, что он является человек убеждений. Однако, если мы предположим, что Ельцин был не столько политиком-доктринером, сколько реальным политиком и исходил не столько из требований той или иной теории, сколько из требований наличной политической ситуации, многие его действия предстанут перед нами совершенно в другом свете и многие загадки новейшей истории получат свое – хоть и банальное и даже неприглядное – объяснение (мы не утверждаем, что Ельцин делал это совершенно сознательно; в разные периоды своей политической биографии он мог совершенно искреннее считать себя брежневцем, затем перестройщиком-демосоциалистом, затем либералом-антикоммунистом, он был человеком без убеждений объективно, никогда, даже самые искрение взгляды не мешали ему приспосабливаться к реальным политическим обстоятельствам). В пользу этого предположения говорит само политическое происхождение Ельцина. Он что ни говори  был типичным представителем партийных руководителей эпохи глубочайшего идеологического кризиса в СССР, которую принято назвать эпохой «застоя». Всякий, кто застал те времена, помнит, что среди населения страны Советов меньше всего в идеалы официальной пропаганды верили те, кому по должности полагалось их провозглашать, а то и проводить в жизнь. В итоге стало обычным явлением, чтобы партруководитель с трибуны говорил красивые слова о социализме и партии, а в кулуарах высмеивал и то, и другое в едких анекдотах, за которые могли отправить простых смертных в «места не столь отдаленные». Последующие годы показали сколь далеко зашел этот идеологический ревизионизм: в 90-е  абсолютное большинство партруководителей и партагитаторов с легкостью отказались от членства в КПСС, перейдя на совершенно противоположные, еще вчера проклинаемые ими позиции. Без мучений, метаний, русских разговоров о Боге и мире, просто и буднично, сменив портреты в кабинетах и фразеологию в официальных речах. Эта легкость и говорила о том, что  перед нами не «обращение в новую веру», а лицемерное и формальное «превращение» человека, который в сущности-то ни во что не верит, и движим исключительно прагматичными мотивами. Думаю, что высокопоставленные чины партии и КГБ, сталкивавшиеся с диссидентами в 60-х – 70-х годах, испытывали к ним неприязнь не потому, что те исповедовали   антисоветские взгляды, а потому что те вообще имели какие-то убеждния, а не жили «как все» - домом, дачей, карьерой и т.д.     

Итак, думаем, Ельцин – партфункционер прошедший все ступеньки партийной иерархии в годы застоя,   не был ни либералом, ни антилибералом, ни коммунистом, ни антикоммунистом, ни западником, ни патриотом, он придерживался тех взглядов, которые в данный момент ему были выгодны; не убеждения определяли его действия, а напротив, действия диктовали его формальную приверженность тем или иным убеждениям.  Короче, Ельцин был типичным «реальным политиком», методы которого гениально описаны итальянским философом политики Николо Макиавелли.

         Естественно, Ельцин не штудировал Макиавелли. Он, как и большинство представителей позднесоветской высшей номенклатуры КПСС не производил впечатления эрудита и интеллектуала. В отличии от Горбачева, который хотя бы имел философское образование и умел произносить к месту научные термины (хотя и интеллектуализм первого и последнего президента СССР не стоит преувеличивать), Ельцин все же был не «человеком слова», а «человеком дела». Вместе с тем, стоит начать анализировать политику Ельцина с конца 80-х по 1996 год, то есть в тот период, когда он еще обладал реальной властью и действовал самостоятельно (с 1996 года, очевидно, Ельцин стал совершенно недееспособен и превратился в марионетку, именем которой управляли закулисные силы), трудно отделаться от ощущения, что Ельцин строго следовал тем рациональным и циничным, но, увы, неизбежным в политике рекомендациям, которые можно найти в книгах Макиавелли – «Государе» и «Рассуждении о первой декаде Тита Ливия». Ничего удивительно в этом нет: политические советы Макиавелли, основаны на обобщении опыта «реальной политики», характерной для общества светского, модернистского типа. Ее законы одни и те же и в Италии 15-16 веков, и в России 20-21 веков, так как они проистекают из самой природы человека-обывателя, не отягощенного идеалами, в которой есть не только возвышенные устремления, но и корысть, властолюбие, трусость, коварство (об этом можно и нужно сожалеть, с этим можно и нужно бороться, но не учитывать этого факта в политике – значит,  обречь политику на провал). 

Ельцин за долгие годы своего карьерного роста в КПСС, судя по всему,  хорошо усвоил эти законы реальной политики. Он, конечно, не сумел бы так красиво облечь эти свои познания и наблюдения в рациональную, концептуальную форму, как это сделал  Макиавелли, но тем политик и отличается от философа, что задача второго – описывать и анализировать, а задача первого – уметь применять пусть даже интуитивное и неявное знание.

Напомним в чем суть политического кредо Макиавелли.

2. Credo макиавеллизма

Макиавелли высоко ценил ориентацию политика не на теорию, а на практику. Правда, вопреки распространенному заблуждению, Макиавелли вовсе не ратовал за власть ради власти, он считал, что политик должен иметь и некую идеальную сверхзадачу. Причем, в формулировке этой сверхзадачи Макиавелли был диаметрально противоположен нашим либералам и перестройщикам, Макиавелли был патриотом и главным для него были сила, целостность, благополучие государства. Однако, Макиавелли признавал, что для воплощения этого идеала  возможно поступиться и моралью, и даже буквальным требованиям разделяемой политиком идеологии. Жизнь слишком сложна, чтоб соответствовать всем требованиям чистой идеи, приходится искать компромисс между высокой идеей и низкими корыстными устремлениями большинства реальных людей, участвующих в политическом процессе.

 Итак, несмотря на наличие политического идеала, для Макиавелли являлась центральной проблема власти. Без  наличия власти любой идеал останется пустой абстракцией, прекраснодушными мечтами, а удержание власти связано со многими действиями, которые оцениваются моралью  не слишком высоко, а то и прямо осуждаются. Возникает дилемма: либо праздные мечтания в силу нежелания «запачкать руки» грязью реальной политики, либо воплощение в жизнь идеи, неизбежно увязанное с этой самой грязью и даже, может, кровью. Макиавелли, конечно, делает второй выбор – действие, а не бездействие, стремление любой ценой удержать власть, а не отказ от нее. А уж какой будет эта власть – тиранической, демократической, военной, светской, церковной – это Макиавелли отдает на откуп конкретным обстоятельствам. Будучи сторонником республиканского правления, Макиавелли пишет  трактат «Государь», являющийся руководством к действию для самодержцев и даже тиранов. Макиавелли убежден, что бывают случаи, когда возможна лишь тираническая власть и она в этом конкретном случае является благом, так как лучше плохая и жестокая власть, чем отсутствие всякой власти и общественный хаос.

В этом смысл знаменитой метафоры Макиавелли – идеальный государь должен быть помесью лисы и льва. Сам Макиавелли так писал об этом в «Государе»: «…из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. . Лев боится капканов, а лиса – волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтоб отпугнуть волков». Сочетание хитрости, изворотливости и решительности и жестокости – вот идеал Макиавелли. Все рекомендации итальянского мыслителя проистекают из этого представления.  

Попробуем же проследить параллели между советами Макиавелли и политикой Ельцина, только так мы сможем, кстати, понять подлинную суть режима Ельцина, который без всяких на то оснований зовется многими «демократией».       

3. Ельцин как лиса

В деятельность Ельцина легко проследить черты, свойственные политику-лисе.

Прежде всего, обратим на ту легкость, с какой Ельцин менял свои «убеждения», и когда того требовала политическая ситуация, поступал вопреки и своим прежним заявлениям, и своим обещаниям.

В свердловский, застойный период Ельцин был подчеркнуто «предан» марксизму-ленинизму, выступал с трибун с высокими словами о учении Маркса и Ленина. В своей «марксистско-ленинской ортодоксальности» Ельцин заходил столь далеко, что  взорвал без особой надобности дом Ипатьева – архитектурный памятник расстрела царской семьи (впоследствии Ельцин, без всяких укоров совести, и без мучительных воспоминаний о свердловской авантюре, станет выказывать всяческое почтение последнему монарху и   даже прикажет торжественно перезахоронить останки этой самой царской семьи). Переехав же в Москву и почувствовав, что перестройка – эта та волна, которая может поднять его на вершину власти в одно мгновение, Ельцин в сжатые сроки проходит «идейную эволюцию» от «марксизма-ленинизма» через «творческое прочтение Ленина» к антикоммунизму либерального образца. Бывший секретарь обкома КПСС, член ЦК КПСС становится соратником любимца Запада, диссидента Сахарова и его компании! И надежды Ельцина сбываются – гонимый партбосс и оттого народный любимец становится признанным лидером «демократов». Трудно поверить, что записные либералы Сахаров, Боннэр и другие поверили в «искренность» духовного перерождения высокого партийного начальника – все таки они были поразумнее и похладнокровнее тех толп, которые буйствовали в перестройку на их митингах. Скорее всего, они понимали всю циничность этого спектакля, но надеялись попользоваться Ельциным в своих интересах и открыли ему свои возможности, связи, видимо, поделились с ним  щедро текущими с Запада финансовыми потоками.  Но эти мастера кухонных речей и самиздатовских статей, ничего не смыслящие в политических интригах, и не подозревали, что если кто кого использует, то это он их…

Далее, тот самый Ельцин, который сделал себе карьеру президента России выступлениями за демократию западного типа, парламент, конституцию и правовое государство, в 1993 году, когда парламент стал угрожать его личной власти, ничуть не смущаясь приказал расстрелять его из пушек, хотя это был законно избранный орган законодательной власти, и более того, с точки зрения права парламент не нарушал тогда действовавших законов. Таким образом под красивые слова о спасении демократии в России Ельцин, по сути, одним ударом покончил с реальным парламентаризмом и установил   режим своей авторитарной власти. Никогда уже больше после 1993 года российский парламент не решался прямо и открыто идти против президента, даже если президент издавал самые драконовские указы и нарушал им самим установленную «карманную конституцию», и это несмотря на то, что всю эпоху Ельцина в парламенте была значительная оппозиционная фракция. Даже когда президент уже был чрезвычайно слаб и практически недееспособен, и то парламент не осмелился объявить ему импичмент, памятуя о кровавой бане 1993 года.  Впрочем, решения парламента уже много и не значили, Ельцин в любой момент мог любую свою инициативу осуществить в обход парламента, президентским указом. Сегодня часто говорят о Путине как о душителе парламентаризма, но почему-то забывают, что в реальности Путин лишь довел до логического завершения дело Ельцина. Современный «единоросский парламент» отличается от Госдум второй половины 90-х лишь тем, что он уже не делает вид, что он оппозиционен и прямо и с нескрываемым подобострастием выполняет волю президента, тогда как прежние Госдумы фактически делали то же самое, но  под громкие фракционные споры и обличения власти.

Но еще более ярко макиавеллизм Ельцина проявился в его национальной и государственной политике. В 1991 году Ельцин пошел на беспрецедентный шаг – денонсировал союзный договор и фактически разрушил СССР вопреки воле его народов, выраженной на референдуме. Более того, Ельцин  пообещал региональным баронам в самой Российской Федерации «столько независимости, сколько они смогут проглотить». Очевидно, все это было оправдано только желанием получить высшую власть в России. Разрушением СССР Ельцин устранил своего главного соперника – Горбачева, который таким образом стал президентом без страны. Обещанием суверенитета обрел поддержку среди региональных баронов в России, которые в принципе могли бы сделать выбор и в пользу какого-нибудь другого кандидата на пост первого президента РФ. Когда же Ельцин обрел власть, он стал постепенно «забирать назад» свое обещание, по той же причине, по какой он его и дал: если  сначала это обещание способствовало его приходу власти, то потом оно стало угрожать его власти. Такое ощущение, что здесь Ельцин буквально следовал совету, данному в «Государе»: «…разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание».

Сначала в 1992 году Ельцин подписал Федеративный договор с главами субъектов Федерации, и, прежде всего, с главами нацобразований, стоявших ближе всего к отделению от России. Национальные элиты ликовали, так как договор давал им самые широкие права, они и сами не понимали, что уже проиграли первый раунд игры: Ельцин добился, чтобы доля «проглоченного» ими суверенитета не превышала критическую, за которой следовал бы распад РФ и, значит, конец власти Ельцина на территории РФ. Затем Ельцин развязал войну против Чечни. Быстрой победы не получилось, война растянулась на много лет, но это не значит, что она в целом была неудачной. Одной из ее главных целей для Ельцина было не только «усмирить Чечню» и вернуть ее в пространство Российской Федерации, но и  напугать остальных региональных баронов и, прежде всего, глав национальных образований, дабы они задумались о последствиях дрейфа к полному суверенитету. И надо заметить, что этой своей цели Ельцин вполне достиг. С тех пор ни в Татарии, ни в Башкирии, ни в других нацрегионах уже не было серьезных попыток «проглотить суверенитета» больше положенного.

Но пиком «лисьей политики» Ельцина стала, конечно, так называемая приватизация госсобственности. В действительности ее правильнее было бы назвать  разделом госсобственности между небольшой группой людей, близких к власти, так как несмотря на ее идеологические лозунги, с самого начала она проводилась таким образом, чтоб достичь указанного результата. К сожалению, в среде патриотической оппозиции не существует до сих пор правильного понимания сути «приватизации». Оппозиционеры считают ее рискованным экономическим экспериментом, причиной которого был с одной стороны «либеральный догматизм» команды Гайдара, желающей даже ценой огромных потерь внедрить в России капитализм западного типа, невзирая на российскую специфику, с другой стороны – интересы Запада, манипулировавшего приватизаторами с целью ослабить Россию.  Разумеется, все это присутствовало, но не это определило характер «приватизации». Если бы главным фактором был догматизм Гайдара, и стоявшие за ними силы Запада,    тогда бы приватизация продолжалась до логического завершения, каковым стало бы, разумеется, полное разрушение экономики России, так как – и тут оппозиционные аналитики совершенно правы – эта «приватизация», равно как и реформы Горбачева проводились без знания о реформируемой стране и ее жизненном укладе и они были обречены на неуспех. Причем, Гайдар и его команда пошли бы до конца в силу своей «догматической зашоренности», граничащей со слепотой, а их покровители на Западе поддерживали бы их в этом намерении в силу желания покончить с ядром разрушенного Советского Союза – Российской Федерацией (о чем недвусмысленно свидетельствуют заявления архитектора американской  внешней политики З. Бжезинского).     

Однако уже в 1994 году Ельцин смещает Гайдара, и назначенное Ельциным новое правительство Черномырдина фактически начинает проводить политику по постепенному замедлению и даже почти замораживанию темпов приватизации. Это факт говорит о многом. Прежде всего, отсюда очевидно, что Ельцин, при всем влиянии на него «западных экспертов» и российских радикал-либералов, обладал реальной властью, а не был марионеткой в их руках. Причем, власть его была настолько сильна, что он мог до некоторой степени идти против них. Конечно, Гайдар отделался «почетной отставкой» и остался в политике, а Запад продолжал влиять на высшее руководство России, прежде всего, в области внешней политики нашей страны, но влияния Ельцина по крайней мере хватило на то, чтобы отлучить явную креатуру Запада и радикал-либералов от прямой власти. Естественно, Ельцин это сделал не потому что он как-то особо любил и берег Россию (если б в нем был хоть гран патриотизма, он никогда бы не пошел на роспуск СССР), причина тут та же самая – властолюбие,  Ельцин не захотел оказаться в той ситуации, которую он сам сконструировал для Горбачева – ситуации президента без страны.

Но факт ухода с политической сцены правительства младореформаторов по инициативе Ельцина говорил еще и о том, что он обладал чуткой политической интуицией. Поддержку мятежного парламента народными массами в Москве, причем, настолько упорную, что против них пришлось применять армию, и  провал радикал-либералов в лице «Демвыбора» на последовавших за октябрьскими событиями выборах в новый парламент Ельцин расценил – и совершенно правильно – как провал либеральной политики вообще и как утерю либералами той популярности и поддержки в народе, которую они имели в конце 80-х – начале 90-х. И Ельцин, который пришел к власти на лозунгах перехода к «демократии» и безбрежных свобод, в определенной мере отмежевывается от либералов, когда союз с ними стал невыгоден, и даже становится более консервативнее: теперь он делает ставу на силовиков – Барсукова, Коржакова и на «хозяйственников» вроде Черномырдина.

Таким образом, причина «приватизации» не столько в устремлениях Гайдара и стоящих за ними сил Запада, сколько в воле самого Ельцина (другое дело, что здесь интересы Ельцина, российских радикал-либералов и российского криминалитета и западных политиков совпадали). А Ельцина, как мы уже выяснили, интересовало лишь укрепление личной власти, какие-либо попытки объяснить его действия исходя из идеологии – либерализма, демократизма, апологии рынка, думаем, наивны и  непродуктивны. Итак, истинное предназначение операции по приватизации – создать клан крупных собственников, которые своими богатствами были бы обязаны лишь Ельцину, и, более того, зависели бы от него еще и потому, что приобрели эти богатства преступным путем, даже с точки зрения тогдашних буржуазных законов, что открывало широкие возможности для их шантажа. Тут Ельцин опять будто строго следовал рекомендациям Макиавелли. Философ в «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия» писал, что если кто-либо хочет установить единоличную твердую власть, то он должен окружить себя «дворянами», причем, он оговаривается, что под «дворянами» он понимает тех, кто живет доходами с поместий и не забоится о том, чтобы трудом зарабатывать себе на жизнь. По словам итальянского мыслителя: «…желающий же создать монархию или самодержавное княжество там, где существует большое равенство, не сможет этого сделать, пока не выведет из сказанного равенства  значительное количество людей честолюбивых и беспокойных и не сделает их дворянами по существу, то есть пока он не наделит их замками и имениями, не даст им много денег и крепостных с тем, чтобы окружив себя дворянами, он мог бы, опираясь на них сохранить свою власть, а они с его помощью могли бы удовлетворять свою жадность и честолюбие, в этом случае все прочие граждане оказались бы вынуждены безропотно нести то самое иго, заставить переносить которое способно лишь насилие». Существенно, что Макиавелли говорит здесь именно о переходе от республики, где наличествовало «большое равенство» в доходах к тирании, где создание клана избранных «дворян» или выражаясь современным языком олигархов путем ограбления народа, делает власть тирана прочной и исключает необходимость в военном насилии. Как будто сказано  о нас, то есть от переходе от советского равенства в умеренном достатке к вопиющему постсоветскому неравенству между доходами верхушки и нищетой народа…

Итак, Ельцин в 1992 году нуждался в опоре для своей власти. На народ он рассчитывать не мог. Умелый политик-популист, игравший на  слабостях масс так виртуозно, что на миг он заставил поверить миллионы людей, что он – беспринципный аппаратчик из элиты КПСС – демократ и оппозиционер, Ельцин знал цену этой вере. Народ очень легко переходит от  обожания своих кумиров к их оплевыванию и ниспровержению. Рассчитывать на поддержку народа может лишь тот политик, который заботится о пусть скромном, но равномерном  благополучии народа и его безопасности, а Ельцина это интересовало меньше всего, потому что это был едва ли не самый длинный путь к власти. Надеяться на радикал-либералов Ельцину тоже не приходилось. В определенный момент Ельцин, видимо, понял, что их цель – дрейф от Российской Федерации к конфедерации и совокупности независимых государств на территории РФ  - этого от них требовали и их неолиберальные убеждения и их западные спонсоры. Ельцина, как мы уже говорили, такой вариант развития событий – президент без страны - не устраивал. И Ельцин решил создать себе поддержку, сделав из завлабов, режиссеров, партфукционеров средней руки миллионеров и олигархов, лично преданных ему. И, кстати, полагаем, первоначально так и было, они вышли из-под контроля уже потом, когда Ельцин превратился из жестокого и хитро интригана в глубоко больного и недееспособного человека.

Что же касается гайдаровских «мальчиков» чикагской выучки, то Ельцин их использовал также как до этого он использовал демократов-диссидентов. Получив при помощи бывших «борцов с советской системой» типа Боннэр ауру оппозиционера и помощь Запада, Ельцин, придя к власти отвел им ничтожную роль «свадебных генералов» от политики, а себя окружил такими же, как и он сам перевертышами-партфункционерами. От Гайдара и его команды Ельцин получил перераспределение госсобственности, да еще как никак, а идеологически обоснованное. Гайдар мог наивно думать, что он осуществляет шоковый переход от социализма к капитализму, на самом деле он ковал «гвардию Ельцина» - честолюбивых и жадных «новых дворян», опору кремлевского тирана. Затем же, обвиненный во всех ужасах приватизации и до конца своих дней дискредитированный как политик в глазах абсолютного большинства россиян Гайдар был убран Ельциным с политической шахматной доски.           

4. Ельцин как лев

Если утверждение об изворотливости и хитрости Ельцина, пожалуй, не вызовет особых возражений, то тезис о Ельцине как «политике-льве» способен вызвать множество упреков, прежде всего, из стана патриотов и противников Ельцина (к каковым относится и автор этих строк). На это мы можем ответить лишь то, что противостоять врагу – вовсе не значит не воздавать ему должное там, где он этого достоин. А от Ельцина все же не отнять того, что хитрость и умение обходить «аппаратные капканы», Ельцин совмещал с решительностью и молниеносностью там, где это требовала ситуация.  Лучший пример этого – ситуация с Верховным Советом в октябре 1993 года. По сути дела тогда возникло положение, которое в политике называется «двоевластие». С одной стороны был президент Ельцин – глава исполнительной власти, с другой стороны – избранный Верховным Советом президент Руцкой и стоявшее за ним руководство «мятежного парламента» (которое кстати, не имело никаких намерений «реставрации социализма»: все они – от Хасбулатова до Руцкого были соратники Ельцина по августу 1991 года, по сути, это была классическая ситуация грызни между «победившими революционерами» и если бы взял верх Руцкой -  я в этом глубоко убежден – он бы быстро отмежевался бы от рядовых просоветских защитников «Белого дома» и продолжил капиталистические реформы…). Конституционный суд, пока на него не было оказано давление, признал правоту ВС, РПЦ выступила с инициативой переговоров между конфликтующими ветвями власти. Вступи Ельцин в переговоры, с каждым днем переговорного процесса его полнота власти таяла бы и таяла…

И вдруг  Ельцин, называвший себя демократом, поступает точно в согласии со словами одного немецкого националиста, который на слова: «генерал, против вас рейхстаг!»  иронично и высокомерно ответствовал: «да, но за меня рейхсвер!». Демократ Ельцин, пользуясь верностью ему верхушки армии и МВД, приказывает расстрелять из пушек законно избранный парламент, причем, можно предположить, от него исходил и дополнительный приказ: поступать с защитниками ВС с предельной жестокостью, невзирая ни на какие права и законы (трудно поверить, что зверства ОМОНА и солдат в октябрьские дни были какой-либо «самодеятельностью»). Ельцин прекрасно знал, что расстрел парламента в центре Москвы будет показан в прямом эфире всеми российскими и западными телеканалами. Собственно на это и был весь расчет: противники Ельцина должны были из этой жестокой бойни, сознательно превращенной в шоу, уяснить: к чему приводят попытки сместить президента Ельцина. Как мы уже замечали, большинство «оппозиционеров», урок поняли: российская Госдума, на словах ультрарадикальная, никогда уже не выступала против президента. Лидеры регионов также поняли цену ельцинским словам о демократии.

Но обратим внимание и на следующий факт: жестокость и грубая сила, примененная Ельциным, была строго дозированной. Руководители «парламентского мятежа» отделались небольшими тюремными сроками и скоро вернулись в политику (тот же Руцкой умудрился даже стать губернатором и там проявил себя абсолютно также, как и большинство его соратников по августовской «либеральной революции» 91-го, все его словеса о патриотизме, оказывается, мало что стоили…). Те же руководители регионов, которые в октябрьские дни колебались и склонялись к поддержке ВС, даже не были строго наказаны. Основной удар пришелся по прямым участникам октябрьского восстания… Как будто Ельцин действовал строго в согласии с рекомендацией Макиавелли из «Государя»: «Жестокость применена хорошо в тех случаях – если позволительно дурное называть хорошим – когда ее проявляют сразу и по соображениям безопасности, не упорствуют в ней… и плохо применена в тех случаях, когда поначалу расправы совершаются редко, но со временем учащаются, не становятся реже. Действуя первым способом можно … удержать власть, действуя вторым - невозможно». Разумеется, Ельцин вряд ли читал это место из «Государя», но чутье политика подсказывало ему, до каких пор следовало быть, и что еще важнее – казаться  жестоким и непреклонным. Он интуитивно понимал, что излишняя мягкость и нерешительность приводит к тому, что политика начинают воспринимать как слабую фигуру и сначала приближенные, а затем и народ выходят из подчинения, те же, кто и так стоял в оппозиции становятся смелее и напористее. Излишняя же жестокость также не приводит к желательному результату – усмирению мятежников: поняв, что им терять нечего и они будут наказаны в любом случае, мятежники становятся упорными и непреклонными. И Ельцин добился того, что с одной стороны конкретное восстание в Москве было быстро утоплено в крови, а его руководители так и не стали сильной и бессменной оппозицией.

Обратим еще раз внимание на то, что Ельцин при этом умудрился использовать и оставить ни с чем всех своих союзников. Либеральная интеллигенция, которая с экранов ТВ и со страниц газет требовала расстрела парламента и рисовала его как «красно-коричневую хунту», оказалась, как всегда обманутой: прежде всего, никакими «красно-коричневыми», то бишь имперскими патриотами, как мы уже говорили, либералы и соратники Ельцина Хасбулатов и Руцкой  не были (в отличии от рядовых участников обороны ВС),  просто они отстаивали альтернативный Ельцину вариант буржуазной демократии в РФ – не президентскую, а парламентскую буржуазно-демократическую республику.    По сути, ошельмовав и демонизировав верхушку «парламентского мятежа» и дав Ельцину идеологический карт-бланш для расправы над нею, либеральная интеллигенция получила прямо противоположное   тому, чего желала: парламентаризм в России вскоре стал угасать и становиться управляемым. Кроме того, сразу же после октябрьских событий Ельцин, напуганный восстанием в Москве (кому как не ему – главе  августовских событий 1991 года знать, что революции делаются в Москве, толпами, вышедшими на улицу, а провинция послушно принимает новую власть при должной ее расторопности и хитрости) вывел гайдаровскую команду либералов из правительства…

5. Тирания Ельцина

Теперь, дав общую характеристику Ельцину как политику, мы можем с легкостью дать ответ на главную загадку российской политики новейшего времени     - какой режим пришел на смену советскому в России в правление Ельцина? Сам Ельцин и его соратники называли его «демократией». Действительно, он имел многие внешние черты западных режимов, которые также именуют себя «демократиями»: парламент, СМИ, напрямую не подчиненные государству, многопартийность и т.д. Однако определение демократии ведь вовсе не состоит в том, что  к демократическим режимам относятся все режимы, пусть хоть внешне похожие на Запад (хотя некоторые наши либералы, кто по наивности, а кто и по злому умыслу, практически это и утверждают, конечно, в несколько иных выражениях). Демократия имеет совершенно четкое, элементарное определение – она есть такой способ политического устройства, который позволяет народу по крайней мере отчасти  формировать власть и уж как минимум влиять на власть либо непосредственно, либо через своих представителей.  Классический пример демократии – древняя Афинская Республика. Хотя древнегреческая демократия, конечно, имел ряд специфичных черт (например, полноправными гражданами государства там не являлись рабы, женщины, выходцы из других-городов государств, пусть и постоянно проживающие в Афинах, некоторые государственные должности  не давались народным собранием, а распределялись по жребию, чтобы учесть «волю богов»  и т.д.), но сути дела это не меняет. 

Очевидно, что хотя Ельцин пришел к власти при широчайшей народной поддержке, тем не менее, никакой демократией созданный им режим не был. Волю народа, выразившуюся в референдуме по вопросу сохранения СССР он грубо проигнорировал. Законно избранный орган народного представительства он приказал расстрелять, а все остальные парламенты или Госдумы были фактически запуганы октябрьской бойней 1993 года и если и решались перечить президенты, то в мелочах. Кроме того, Ельцин имел механизмы, позволяющие проводить свою волю при помощи собственных указов. Первое время глав регионов Ельцин просто назначал из числа политиков, лояльных ему лично, а когда, наконец, была разрешена «выборность губернаторов», оформились уже механизмы предвыборных манипуляций, позволяющих провести на эту должность людей, нужных федеральному центру и лично Ельцину, и его окружению, а не народононаселению региона. Да и большинство оппозиционных глав регионов, пришедших  к власти на протестной волне – так называемых «красных губернаторов», так или иначе вследствии самих правил игры в большой политике, постепенно втягивались в Систему и проводили в жизнь ее решения. А президентские выборы 1996 года прекрасно показали, что в России существуют и прекрасно действуют отлаженные механизмы манипуляции общественным сознанием и выборных махинаций, которые позволяют «накачать рейтинг» любому самому непопулярному кандидату и которые не оставляют места свободному демократическому волеизъявлению.

И что также немаловажно, при демократии власть рассредоточена между многими правителями, так или иначе зависящими от народного представительства, тогда как в 1991-1196 годах в России наблюдалась постепенная все большая и большая концентрация власти в руках небольшой группы политической и экономической элиты, и в конечном итоге в руках одного человека  - президента РФ Б.Н. Ельцина. Так что вектор развития постсоветской российской политики – не движение к демократии, а наоборот движение к авторитаризму. После военного переворота октября 1993 года Ельцин имел даже больше власти, чем брежневское Политбюро, которое было каким никаким, но все же коллегиальным органом.

Наконец,  к характерным чертам демократии относят определенную, пусть и ограниченную свободу слова и, прежде всего, свободу критиковать сейчас существующую власть. С этим в годы правления Ельцина, вопреки общепринятому мнению, дело обстояло крайне плохо. Мы, конечно, понимаем, что интеллигенту, выросшему в условиях строгой советской идеологической цензуры и прессинга партийной пропаганды,  казалось, что тот поток антисоветчины и антикоммунизма, который обрушился на него из СМИ после 1991 года и есть свидетельство самой крайней свободы. Однако, на самом деле утверждать так, все равно что объявлять, что ленинская эпоха с ее диктатурой партии была эпохой самой широкой свободы слова … потому что тогда позволялось самым жестоким образом критиковать дореволюционную царскую Россию и ее правителей. Действительно, коммунистов ельцинская машина пропаганды разносила в пух и прах (при этом предпочитали не упоминать, что Ельцин и многие его сподвижники принадлежали некогда к верхушке КПСС, кстати, подозреваем, что вследствие этой «особенности»  биографии Ельцина и провалился пресловутый «суд над КПСС», ведь стоило объявить КПСС преступной организацией, как под уголовное преследование попадали все бывшие члены ее  руководства, как это произошло в странах Восточной Европы, а значит, и сам Ельцин). Действительно, антиленинизм и антисталинизм стали излюбленным блюдом у стряпчих с ТВ и «свободных газет». Но серьезной, существенной критики самого Ельцина и его приближенных, прежде всего, в электронных, общедоступных, СМИ по сути не было. Любой, кто ставил под сомнение «священные коровы» режима – американофилию, приватизацию и т.д. сразу же получал ярлык коммуниста, националиста, врага демократии, советского реваншиста и т.п. А это в те времена означало мгновенное отлучение от телеэкрана, от самых массовых общенациональных газет и переход в узкое информационное гетто оппозиции с ее двумя более или менее известными газетами «День» (впоследствии «Завтра») и «Советская Россия» и двумя – тремя журналами – «Наш современник»,  «Молодая гвардия» да, пожалуй, еще «Москва». Не будем, кстати, забывать и о том, что «демократ» Ельцин одно время пытался вообще уничтожить оппозицию и ее СМИ и закрывал газеты «День» и «Советскую Россию», а также запрещал деятельность Компартии.         

Как же можно охарактеризовать режим Ельцина? Если исходить из классической типологии политических режимов, восходящей еще к Аристотелю, и, кстати, глубоко доработанной Макиавелли, то он был ни чем иным как  тиранией. Современные люди склонны понимать тиранию исключительно как эмоциональное, и даже ругательное определение. К тираническим, по их мнению, следует относить государства с единоличным способом управления, где  правитель совершает масштабные преступления, проводит массовые, жесточайшие репрессии и т.д. Однако это, как минимум, антиисторично. Причислять государство к тираническому или к демократическому в зависимости от того жестоким человеком является его правитель или нет, все равно что, подобно детям или некоторым нашим, впавшим в детство публицистам делить исторических деятелей на «хороших» или «плохих». В конце концов история знает примеры просвещенных и мягких тиранов, как, скажем, тиран Афин Писистрат, которого греки иной раз включали даже в число семи мудрецов Греции, а жестоким и кровожадным может оказаться вовсе не тиран, а законный монарх.   Что же такое тирания? Это государство, глее правит один человек, причем, он пришел к власти при поддержке народа, но впоследствии стал действовать игнорируя интересы этого самого народа. Далее, тиран не подчиняется никаким законам, даже тем, которые издал сам и правит исключительно исходя из капризов своей воли. Наконец, тиран окружает себя ставленниками, которых наделяет богатствами и влиянием, как правило за счет всего остального народонаселения, а чтобы подданные были послушны, он  искореняет всякую историческую память, которая и делает человека гражданином. Макиавелли замечает, что именно для тирана свойственно выводить в черном свете всех своих предшественников, переименовывать города и улицы, перемещать людей с места на место, ругать все то, во что они раньше верили.

Легко заметить, что перед нами точное описание политики Ельцина – он был более чем популярен в народе, он же и поверг этот народ в бедность создавая свою опору, слой олигархов, он запрещал компартию, переименовывал города, нарушал существующие законы и даже те законы, которые сам вводил… Остается только диву даваться: как наши политики, называющие себя «демократами» поддерживали и продолжают поддерживать Ельцина – человека, задушившего в самом зародыше возникавшее в позднюю перестройку демократическое народное движение, сумевшего после падения власти Компартии привести к власти перевертышей из самой Компартии, оттеснив бывших диссидентов, расстрельщика российского парламента, да и российского парламентаризма… Поистине, если Господь хочет наказать человека, он лишает его разума. Впрочем, в случае наших «демократов» правильнее говорить об отсутствии совести…   

Другое дело, что когда  Ельцин стал недееспособен, то созданная им тираническая система переродилась в олигархию – власть сверхбогатого окружения, которые реально управляли за спиной и от имени больного и мало что понимающего Ельцина. И в подтверждении русской поговорки: «у семи нянек дитя без глаза», контроль над политической ситуацией в России вечно грызущиеся между собой олигархи стали постепенно терять. К 1999 году реален стал распад России – это показала известная вылазка боевиков Басаева в Дагестан и активность региональных баронов, даже создавших свою партию  Отчество – вся Россия». Тогда и возник пресловутый проект «Путин». Очевидно, что среди олигархов никогда не было согласия: в интересов региональных баронов в лице мэра Москвы или глав нацобразований была максимальная децентрализация России вплоть до превращения ее в рыхлую «конфедерацию». Космополитические олигархи, интересы которых «завязаны» на Западе, также фактически были а стороне сепаратистов. Однако центральная группа новой постсоветской крупной буржуазии – прежде всего, так называемая Семья, конечно, были заинтересована в сохранении Российской Федерации. Не от великой любви к России, разумеется, а из желания и дальше выкачивать ресурсы из страны и проматывать советское наследство и из нежелания оказаться в ситуации Горбачева и его окружении – президента и команды без страны. Исходя из этого легко понять предназначение «проекта Путин». Путин нужен для того, чтобы сохранить и укрепить в РФ центральную, федеральную власть – ради генерации крупных финансовых магнатов, получивших свои капиталы еще при Ельцине. Больше никакого другого предназначения у Путина не было, нет и быть не может и поэтому крайне наивно видеть в Путине некоего «латентного имперского патриота». Впрочем, даже с этой своей функцией Путин справляется крайне плохо и похоже все его неуклюжие попытки усиления вертикали приводят лишь к  противоположному результату. Это естественно: прежде всего Путин не обладает широкой реальной, а не виртуальной, инициированной СМИ поддержкой, единственный  российский институт, на который он реально может опираться – спецслужбы; и, далее, что ни говори Путин не обладает даже теми аппаратными «талантами», которыми обладал Ельцин, по масштабу своей вполне средней личности Путин просто не годится для управления такой огромной и непредсказуемой страной как Россия.

6. Слабость Ельцина

Однако мы будем поняты неправильно, если из всего сказанного будет сделан вывод, что Ельцин является неким гением реальной политики. Прежде всего, гении такого рода не бывают банальными властолюбцами, объективно лишенными каких-либо убеждений, как Ельцин. Правда, в отличие от идеального государя Макиавелли, подобные исторические деятели не всегда движимы идеей блага государства и Родины. Скажем, Ленин, безусловно - гений великой политики, был коммунистом, интересы класса и революции в рамках его убеждений понимались как высшие по отношениям к интересам государства и Родины. Но парадокс исторического духа состоит в том, что настоящий гениальный реальный политик не может принести своему отечеству больше вреда нежели пользы, даже если он являются адептом самой разрушительной и антигосударственной идеологии. Тот же  Ленин, который пришел к власти в 1917 году как  апологет мировой революции, обнаружив, что таковой в ближайшем будущем не предвидится, очень скоро выступил как собиратель имперских территорий, растащенных сепаратистами в суматохе Февраля. Тем самым хотел он того или нет, оставаясь коммунистом и интернационалистом, в действительности, он стал продолжателем  русского национального дела, того самого дела, которое начали славные русские князья и цари. 

Не то Ельцин. Ради того, чтобы властвовать униженным и агонизирующим обрубком Империи, да еще и под надзором все более усиливающихся заграничных врагов, он развалил Великую Империю. Ради того, чтобы создать кучку своих приверженцев он обрушил во многом жизнеспособную экономику. Говорят, что СССР был все равно обречен, что реформы экономики было все равно не избежать. Мы думаем, что считать так, значит впадать в неправомерный исторический сверхдетерминизм. Разумеется, у истории есть законы, но не такие жесткие, чтобы не оставалось пространства для политического маневра. Кроме того, по настоящему честолюбивый политик хотя бы попытался бы сохранить СССР, пусть не ради социализма, то хоть ради своего честолюбия. Потому что в конце концов для него гораздо желаннее  быть руководителем сверхдержавы, а не руководителем деградирующей страны Третьего мира… Однако Ельцин был настолько мелок в этом плане, что предпочитал быть первым в деревне, нежели первым в Риме.

Разумеется, определенные дарования реального политика у него были. И на том политическом безрыбье, которое у нас имелось в конце 80-х – начале 90-х он выглядел ярче всех. Все остальные – безвольный и  излишне осторожный Горбачев, доктринеры из лагеря радикал-либералов и уж совершенно аморфные и бесцветные «консерваторы» внутри КПСС даже не могли быть поставлены рядом с Ельциным. Но и не более того. Все его ухищрения реального политика напоминали попытки хрусталем забивать гвозди. В принципе такое возможно, но – себе дороже.     

     Трагедия нашего Отечества – Великой России-СССР и состояла в вырождении правящего слоя, исчезновении честолюбивых, амбициозных, волевых и талантливых политиков. Верхушка партсовноменклатуры предпочла власти пошлое обогащение и животные удовольствия, статусу правителей Империи, статус провинциальных гауляйтеров Нового Мирового Порядка, презираемых даже своими заокеанскими хозяевами.  

Впрочем, даже если бы нашелся политик с политическим дарованием масштаба ельцинского,  но не беспринципный властолюбец, а человек, подчиненный идее блага Родины, как и учил Макиавелли, то и тогда все можно был изменить.  Давайте глядеть правде в глаза: если бы деятели ГКЧП в августе 1991 года проявили хоть малую толику той решительности и жестокости, которую проявил Ельцин в октябре 1993, если бы Белый дом был окружен войсками и взят штурмом двумя годами ранее, когда в нем находился сам Ельцин, мы бы сейчас жили в другой стране. Если бы они в 1991 бросили  главам  союзных республик – Украины, Белоруссии, Казахстана, Прибалтики луковое обещание «берите независимости, сколько захотите!» с подтекстом: «но в рамках СССР», причем,  лишь с тем, чтобы привлечь их на свою сторону, а затем забрать обещание и «независимость»  обратно, как Ельцин это сделал с главами субъектов РФ, то сейчас мы бы также жили в другой стране… Возможно, в названии этой страны не было бы слова «социализм»,  именовалась бы она, скажем, Союз Свободных Демократических Республик, но она была бы настоящим, геополитически адекватным, а не формальным преемником СССР, она была бы новой индивидуацией все той же старой Великой России, как  Российская Империя и СССР….

Что ж, попробуем же учиться даже у врагов. Может быть, еще не все потеряно и такой макиавеллистский  политик-патриот еще найдется…