Словам «правое», «правый», «правые» в отечественном политическом лексиконе очень не повезло. Настолько, что их иногда используют едва ли не как ругательные.
С одной стороны, в советские времена людям вдалбливали определение правых как непременных реакционеров, ретроградов, озабоченных борьбой с «инородцами», и т. д. И силу инерции здесь не следует недооценивать. С другой, правыми в 1990-х годах стали открыто называть себя некоторые либералы-западники, отстраивавшиеся от КПРФ, которую они считали левой. В 1999 году перед выборами в Госдуму правыми была образована коалиция с названием «Союз правых сил» (СПС), позже на ее основе создали партию. При этом в эклектичной риторике СПС собственно правого было меньше всего. До поры до времени эти самозванцы пользовались поддержкой Кремля, потом их списали. В настоящее время это мертвая партия, то есть не имеющая никаких электоральных перспектив. Но свое черное дело она сделала, и сейчас даже вполне образованные люди позволяют себе употреблять слово «правый» как синоним «либерала». В последнее время добавилась еще одна напасть – правых стали отождествлять и с национальными экстремистами, всякой нациствующей сволочью.
Очевидно, что на переучивание уйдет немало времени. Но дело это нужное. Долг тех, кто считает себя настоящими правыми, – вносить в него посильный вклад.
1
Со времен сокрушения традиции модерном в XVIII-XIX веках существует три магистральных идеологии – правая, левая и либеральная. Тот факт, что они легко могут сочетаться и в убеждениях обычных граждан, и в риториках политиков, и в идеологических установках властей, только доказывает необходимость их как можно более внятного разграничения.
2
Свои убеждения я определяю как правые. Я православный и считаю, что православие должно иметь в России особый статус, вплоть до статуса государственной религии. Я патриот и националист. Никогда не забываю, что я русский и россиянин. Я державник, то есть уверен, что моя страна должна быть максимально самостоятельна в своей внутренней политике и максимально независима в политике внешней, должна активно участвовать в международной политике, влиять на политику других стран. При этом я противник лозунгов вроде «Империя любой ценой». Я государственник, сторонник экономического дирижизма и социального патернализма (но ни в коем случае не социализма и «государства благоденствия»). Я не могу назвать себя противником монархии, но совершенно не представляю себе, как можно реставрировать ее в России. Я отвергаю либерализм во всех его изводах и, мягко говоря, со скепсисом отношусь к современным западным представлениям о демократии и доктрине «прав человека».
«Идеологические» люди зачастую впадают в соблазн объявления собственных убеждений эталоном. И норовят укладывать остальных на своеобразное прокрустово ложе. Этот, мол, «наш», этот не вполне, а вот этот совсем «чужой», «неправильно все понимает» и т. д. Очевидно, что это неверный подход. Поэтому правыми я считаю не только единомышленников, но и тех, кто исповедует отличные от моих или даже прямо противоположные убеждения.
Правый – не обязательно православный и даже не обязательно христианин. Правым может быть любой верующий человек, даже любой, кто просто допускает, что существует нечто надчеловеческое. Отношение к статусу религии вообще или определенной конфессии также не является принципиальным.
Правый – не обязательно российский, русский патриот и националист. История, в том числе современная, знает много примеров, когда сепаратисты, национал-экстремисты ослабляли и разрушали наше государство. Правые могли быть и были как среди тех, кто ослаблял и разрушал, не считая по тем или иными причинам Россию своей родиной, так, естественно, и среди тех, кто с ними боролся.
Правый – не обязательно державник. Изоляционисты и империалисты также обычно правые.
Правый – не обязательно государственник, поклонник дирижизма и патернализма. Правый может быть сторонником минимального вмешательства государства в жизнь своих граждан (компактной бюрократии, низких налогов, права на свободное приобретение огнестрельного оружия). И наоборот, он может быть ультраэтатистом, то есть полагать, что «государства мало не бывает».
Среди правых есть монархисты и республиканцы, поборники демократии (с национальной спецификой и без таковой) и те, кто вполне открыто призывает легализовать олигархию (под видом «соборности» и т. п.).
3
Кого тогда считать правым?
Постараюсь дать общее описание «идеального правого».
Первое. Он верит в необходимость надчеловеческих ценностей, задающих рамку нормального поведения людей, коллективов, государств, то есть в принципе задающих нормы.
Второе. Он патриот и националист, причем свою принадлежность к стране (родине) и нации он считает даром свыше, служение им – долгом. И «остальное не важно».
Третье. Он исходно воспринимает общество традиционалистически, то есть как органическое целое, а не просто как совокупность индивидов и их коллективов.
Четвертое. Он знает, что существуют общее благо, общий интерес, которые не сводятся к благу и интересам отдельных индивидов и любых коллективов, не выводятся из них, подобно тому, как сумма частей не дает целого.
Пятое. Он считает необходимыми формализованные иерархии (в традиционном обществе) или неформализованные (в обществе современном) и отвергает равенство как универсальный принцип общественного устройства. Это распространяется и на индивидов, и на коллективы.
Шестое. Признавая важность человеческой свободы, он не менее важным признает и ее ограничение, а также принуждение ради защиты тех самых надчеловеческих ценностей, норм, иерархий, ради общего блага и общих интересов. Ограничение свободы, принуждение охватываются понятием «порядок».
Седьмое. Он презюмирует необходимость государства как особой политической организации, выступающей гарантом общего блага, общих интересов, устанавливающей и поддерживающей порядок.
Восьмое. Он как минимум не считает прогресс, «движение вперед», «обновление» абсолютным благом, он в той или иной форме консервативен.
4
Как отличить правого от левого и либерала?
Тут тоже потребны «идеальные» описания.
Для «идеального левого» не существует надчеловеческих ценностей. Ценности, нормы, общее благо, общий интерес он выводит непосредственно из человека. Человек – точка отсчета, человеческая свобода – мера всего. «Идеальный левый» вовсе не обязательно последовательный атеист, но Бога согласен «терпеть» ровно до того момента, пока тот не «посягает» на человеческую свободу.
Отрицая органическую целостность иерархического общества и иерархии в принципе, «идеальный левый» заменяет их коллективизмом равноправных свободных индивидов и утверждает приоритет коллектива над индивидом. Таким образом получается, что свобода человека на самом деле ограничивается, но это противоречие «идеальный левый» легко разрешает, ссылаясь на то, что «личность раскрывается только в коллективе» и т. п. Коллективизм предполагает социальную и прочую справедливость. А значит, считает «идеальный левый», государству как «главному коллективу» и одновременно как машине коллективной власти положено регулировать экономику или непосредственно управлять ею и заботиться о благополучии и комфорте граждан. Раз все люди равны, то значит, их коллективы тоже равны, следовательно, нужно защищать маленькие коллективы от больших. Отсюда исторически левая доктрина права наций на самоопределение, любовь «идеального левого» к различным меньшинствам.
Из левизны вырос либерализм, то есть то, что еще «левее левого». «Идеальный либерал» «освобождает» индивида уже и от коллектива. Таким образом, он более последователен. Как поборник полного и окончательного освобождения, «идеальный либерал» дополняет и даже подменяет равноправие равенством возможностей и воспринимает как должное и даже нужное имущественное неравенство. Он выступает за превращение государства в «ночного сторожа», «поставщика услуг гражданам», ратует за свободный от внеэкономических факторов рынок. Меньшинства «идеальный либерал» тоже любит, но для него, скорее, любой человек – меньшинство, «имеющее право».
«Идеальный либерал» и тем более «идеальный левый» не отрицают «целесообразность» порядка, однако они никогда не уравняют порядок и свободу.
Культ человека и человеческой свободы отнюдь не исключает человекоубийства ради расчистки пути прогрессу и скорейшего установления «царства справедливости» или, соответственно, «царства свободы». «Идеальный правый» вообще не гуманист. Но кто за последние два столетия пролил больше крови? По-моему, это риторический вопрос.
Родина «идеального левого» там, где ему хорошо, где жизнь организована согласно его представлениям. У «идеального либерала» родины нет, поскольку она ему не нужна. Оба – интернационалисты.
5
Естественно, в жизни «химически чистых» правых, левых и либералов встретить можно нечасто. Одни люди сами толком не знают, чего хотят и во что верят (путаники). Другие – сознательные и последовательные конъюнктурщики. Третьи просто понимают, что жизнь сложнее любой книжной схемы и в ней часто востребованы решения, основанные на разных идеологиях. Есть предел, переход которого автоматически исключает человека из правых (левых, либералов), но до этого предела можно и нужно идти на компромиссы, комбинировать, балансировать.
Сразу скажу, что такой предел, по большому счету, каждый устанавливает сам. По-моему, никак нельзя считать правым уверившего, что свобода есть главное и основное, что все люди равны не только перед Богом, но «всегда и везде» и т. п. Можно продолжить эту линию рассуждений, дойдя до совершенно конкретных позиций, к примеру, что правый не может положительно оценивать период 1990-х годов и в частности деятельность тогдашних «реформаторов» и ее результаты.
Для человека правых убеждений необходимость принимать отдельные левые или либеральные установки, оценки исторических событий, подходы к актуальным проблемам вызвана в первую очередь тем фактом, что традиционное общество практически полностью разрушено (в «цивилизованных» странах), модерн победил, а сейчас вообще эпоха постмодерна. Альтернатива – мракобесие и романтические мечты о том, как бы «отмотать» время назад. Конечно, можно верить, что мир обязательно изменится, и в лучшую сторону, но в любом случае жить-то нужно здесь и сейчас.
К тому же невозможно не признавать полезность таких левых институтов, как, например, социальное страхование и пенсионное обеспечение, и тем более необходимость всеобщего образования и доступного здравоохранения, также левых достижений (другое дело, что здесь нужна мера, социализм развращает людей и разоряет государства). Вряд ли кто-то сможет привести содержательные правые (именно правые) аргументы против принципиальной допустимости ограничения собственнических прав и присутствия государства в стратегически важных отраслях экономики. Между тем исходно это левые темы. Правые традиционно считаются принципиальными сторонниками низких налогов, хотя в общем это скорее актуально в отношении не российских, а зарубежных правых, боровшихся и борющихся с тамошними социальными государствами. В любом случае в современных условиях, определенно, следует диверсифицировать подходы. Проще говоря, чем ниже налоги частных лиц, предпринимателей, мелкого и среднего бизнеса, тем лучше, а большой бизнес должен платить большие налоги. С последним, кстати, согласятся и многие нынешние либералы.
6
Системной, я бы даже сказал, фундаментальной проблемой всех левых и либеральных проектов было и остается противоречие между совершенно объективной потребностью в рамках, в нормах и попытками формулировать их на основе человеческих («общечеловеческих») ценностей. Формулировать-то можно сколько угодно, но, как показала практика, они практически нежизнеспособны. Все попытки искусственно придать свободе, равенству, социальной справедливости еще и надчеловеческий статус, «обожествить» их, несмотря на мобилизацию «лучших умов», несмотря на всю их старательность и изобретательность, изначально обречены на неудачу, если не на немедленную, то в перспективе. В итоге неизбежен кризис всего – государства, права, морали, нравственности. Потому что невозможно вывести из человека то, что будет выше его, и еще заставить человека это чтить. Иными словами, без Бога, без «высшего» в конечном счете ничего не работает. Как и без патриотизма, национализма, государственничества. А как без этого построить или хотя бы сохранять государство, да и общество в целом? Поэтому базовые правые идеи – необходимости надчеловеческих ценностей, родины, иерархий, порядка как противовеса свободе, консерватизма, и идеи, производные от них, обязательно «просачиваются» и в левые, и в либеральные проекты или прямо востребуются, вначале их пытаются просто технологически использовать, но затем они неизбежно отвоевывают место и себе, и своим носителям. Так было и будет.
7
Перейдем теперь к практике.
Артикулировать общественные интересы в принципе призваны партии и другие политические организации.
Уже давно прошли те времена, когда партии были более-менее идейно чистыми (здесь я не имею в виду практическую деятельность партийных лидеров на государственных постах, речь идет именно о партийных идеологиях и тем более риториках). Современные партии в самом прямом смысле всеядны, поскольку стремятся заинтересовать как можно больше избирателей. Постиндустриальная социальность и новые коммуникации задают новый тип политических предприятий. Как писал Михаил Афанасьев, «партия из стабильной организации (…) превращается в интерактивный PR-проект, который задумывается, продвигается и переформатируется в зависимости от конъюнктуры политического рынка». Очень показателен в этом плане опыт современной Европы. За редкими исключениями все крупные влиятельные партии предлагают избирателям риторические «миксы», основанные на правых, левых и либеральных идеях. Порой трудно даже выявить, какой компонент доминирует. И чем дальше, тем больше нивелируются не только идейные различия, но и подходы к решению актуальных проблем.
Россия в этом плане не исключение, хотя на нашем политическом рынке различия между условно «левыми» и условно «либералами» более заметны. Уникальны мы в другом плане: у нас нет не то что правой партии, нет даже условно «правой».
8
Это тем более удивительно, если учесть два очевидных факта.
Во-первых, в России много правых. В первую очередь, у нас много патриотов и националистов. Много государственников. Много державников и империалистов. Много тех, кто ценит порядок не меньше, а то и больше свободы. Много тех, кто считает государство не «человеческим учреждением», призванным что-то обеспечивать, и уж тем более не «слугой», но «хозяином» и «начальником» (отсюда, в частности, отношение к высшей власти как к «царской», по поводу которого либералы исходят желчью). Люди уверены из того, что так «было, есть и будет», т. е. не людьми установлено и не людьми будет изменено. Логически следующая из этого «надчеловечность» не всеми формулируется, но она, если угодно, осознается на подсознательном уровне.
Во-вторых, еще в 1990-е годы в обществе обозначился правый тренд. Это проявлялось и в росте патриотических и националистических настроений, и в требованиях наведения порядка и «восстановления государства».
Вначале тренд был «одним из», но к концу десятилетия стал едва ли не доминирующим. Его пытались интерпретировать как «постсоветский», «постимперский» синдром, но поскольку он не слабеет, явно имеет место более глубокое и долгосрочное явление. Не все в нем конструктивно, национальный экстремизм тоже входит в «пакет». Но тут ничего не поделаешь. Надо просто, что называется, секатором подрезать.
Я уверен, что доля правого электората сейчас совокупно составляет никак не меньше 30-35%. Но проблема в том, что в действительности многие наши правые или «правые с левым уклоном» самоопределяют себя как левых или вообще никак не самоопределяют. Здесь играет немалую роль и наследие 74 лет коммунистической власти, культивировавшей гибридный лево-правый патриотизм, лево-правое государственничество, и дискредитация слова «правые» в наше время, об этом, впрочем, уже говорилось в самом начале.
Еще одна проблема – раскол правого электората. Есть правые, настроенные «протестно» по отношению к действующей власти. Есть правые лоялисты, т. е. считающие власть достаточно правой или правеющей, и те правые, которые просто голосуют за власть даже вне зависимости от соответствия ее риторики и политики их убеждениям.
Первые или не голосуют, или выбирают оппозиционные и квазиоппозиционные партии: КПРФ, «Родина», в последнее время к ним добавилась Партия пенсионеров и др. Официально объявляя себя левыми, они активно используют правые лозунги, т. е. по факту это лево-правые партии. Возьмем КПРФ. Сама себя она идентифицирует как правопреемницу не только КПСС, но даже РСДРП(б) и постоянно выдвигает социальные требования, обернутые в марксистско-ленинскую фразеологию. Однако при этом Компартия также постоянно провозглашает в качестве своих ценностей державность, государственность, русскую историю, патриотизм, даже православие. Ленина бы стошнило от такого «черносотенства». Особняком стоит ЛДПР. В риторике Жириновского круто перемешаны обрывки и левых, и правых, и либеральных идей. Публично он себя левым не позиционирует. И, к счастью, он не объявляет себя и правым.
Кстати, именно ЛДПР первой оседлала правый тренд еще в 1993 году. В дальнейшем его довольно успешно эксплуатировала КПРФ, пока в 2003 году часть правых «протестников» не перетянула «Родина».
Число правых лоялистов в начале 1990-х годов, безусловно, было невелико. Но с ними пытались работать еще в ходе президентских выборов 1996 года. Некоторые ельцинские лозунги были явно на них рассчитаны. По-настоящему за правых взялись в 1999 году две «партии власти» – «Отечество – Вся Россия» и «Единство». И вполне успешно. В тогдашней конфликтной ситуации за них проголосовали многие «протестники». Путин в 2000 году избрался как «президент порядка», консолидировав, если прикидочно, не менее двух третей всех правых голосов. Его восхождение к власти обеспечила вторая чеченская война, т. е. борьба за целостность страны. А в 2003-2004 годах триумфу «Единой России» и убедительной демонстрации президентского могущества способствовало «дело «ЮКОСа», т. е. показательный разгром олигархической группировки, обвиненной в том числе в подготовке реставрации порядков 1990-х годов. Правые не могли это не оценить. И риторики правой тогда более чем хватало. Многие смеялись по поводу известного призыва сделать Россию единой и сильной. Действительно, он кондовый. Но при этом он правый.
9
Если судить по риторике власти – официальной и неофициальной, транслируемой через приближенных экспертов и СМИ, – она явно правеет. Естественно, в полном смысле правой она не станет, но сам этот процесс нельзя не приветствовать. Отказа от либерального проекта 1990-х годов пока не предвидится, хотя он радикальным образом скорректирован, а по ряду позиций заморожен или закрыт. (Дошло до того, что слово «либерализм» и производные от него практически полностью исчезли из кремлевского политического лексикона или же используются в сугубо негативном контексте.) Хоронить проект Ельцина – Гайдара – Чубайса придется (если, конечно, придется, здесь ничего не предопределено) тем, кто окажется у власти не раньше 2011-2012 годав. Тут надо быть реалистами и требовать возможного. Смена политического поколения раньше не произойдет, а среди нынешнего много правеющих «постлибералов», но правых крайне мало.
Понятно, что на выборах 2007-2008 годов правая риторика будет активно транслироваться и всеядной «Единой Россией», и всеми остальными мало-мальски серьезными партиями. И несерьезными тоже. Также понятно, что отдельной правой или право-левой (т. е. позиционирующейся именно как правая партия и использующей некоторые левые лозунги), скорее всего, не будет. Теоретически ее можно бы было сделать из «Родины», предварительно задвинув или вообще вычистив из нее леваков вроде Шеина и выведя на первый план Нарочницкую. Еще можно было бы реанимировать Народную партию России, тем более что до «закрытия» в ходе думской кампании 2003 года она подавалась как вполне правая. В конце концов, можно было бы новую партию создать. Но, повторюсь, похоже, что ничего этого не будет. Практически весь ресурс уйдет на единороссов.
Откуда же тогда возьмутся правые для 2011-2012 годов? Правые политики? Они есть, они подрастают. Есть люди в «Единой России», есть в «Родине», есть у коммунистов. Кто-то пока блуждает во всяких маргинальных структурах, кто-то ходит в «молодых политиках», кто-то вообще еще к политической деятельности не приступал.
Большой оптимизм внушает тот факт, что только на правом идеологическом направлении сейчас кипит жизнь. Ведутся содержательные дискуссии, выходят десятки статей и книг. Правые постепенно, но неуклонно оккупируют позиции в государственном пропагандистском аппарате, получают все больше трибун и эфира. Либералы из-за невостребованности впали в тяжелейший кризис, у них осталось три темы: «кровавая гэбня», «скоро упадут цены на нефть» и «Запад нам поможет». Это не идеология и даже не риторика. Это ругань, никому особо не интересная. Они, правда, сохраняют влияние в экспертной среде, но это другое. У левых ситуация получше, но ненамного. Никакой альтернативы марксизму-ленинизму или по крайней мере его актуальной версии для российского потребления они не наработали. Что-то переводят из западных леваков, что-то у них же списывают. Все, что идет на публику у той же КПРФ – по содержанию лево-правое.
И вот вопрос. Сейчас власть определяет политическую повестку и контролирует политический процесс. На кого она в большей степени ориентирована сейчас и явно будет ориентироваться дальше? У кого она будет черпать новые идеи? И как эти идеи повлияют на нее? Кого она будет привлекать? И кому за ней наследовать?
У меня нет сомнений, что и «Единая Россия» будет праветь. И, возможно, достаточно сильно. Но и отдельная правая (право-левая) партия должна будет появиться. Современная, мобильная, «интерактивная». Это диктует и логика структурирования политического рынка, и логика дальнейшего ослабления коммунистов, и тот факт, что никакая партия власти никогда всех правых не консолидирует.
Все приходит к тому, кто умеет ждать. Правые умеют.
