Продолжение статьи "Глобальный кризис"
Мысли о грядущем глобальном катаклизме тревожат не только меня. Многие задумались об этом уже давно, ищут и предлагают свои решения и пути выхода из ситуации. Существует «концепция создания родовых поместий», которая представляет собой именно идеологию, с элементами религии и философии, содержащую в себе конкретную технологию выживания. Суть ее сводится к тому, что каждая семья должна обрести тем или иным путем примерно гектар относительно плодородной земли, обустроить его как отчасти замкнутую биологическую систему и кормиться с него, перейдя к натуральному хозяйству. Причем, заниматься главным образом растениеводством. Мясомолочное, к примеру, хозяйство в их теории вообще не рассматривается, хотя и не запрещается. Эффективность такого натурального хозяйства должна быть намного выше, чем у средневекового за счет использования достижений современной биологической науки. Несколько рядом живущих в своих поместьях семей образуют родовую общину – некий социум облегчающий выживание. Правильное питание людей, размеренный непрерывный труд и правильная организация таких компактных общин, должна, по мнению авторов, свести к нулю все социальные, медицинские и политические проблемы современного общества. При этом, роль города вообще сводится к минимуму, ограничиваясь какими-то представительскими функциями. Не углубляясь в детальное описание этой концепции с перечислением ее плюсов (для этого лучше читать первоисточники) лучше сразу перечислю видимые мне минусы, о которых её апологеты обычно умалчивают:
1. Прежде всего, такие общины могут сохранять свои права на землю и вообще на существование лишь в условиях относительно либерального и стабильного государства, что в условиях тотального кризиса не очень вероятно. Поменявшаяся власть может и не признать права каждого общинника аж на целый гектар земли. Коллективизация, национализация, мобилизация, продразверстка, трудовые армии, этнические чистки – всё это случалось в исторической ретроспективе неоднократно и вполне может повториться. Чтобы этого избежать надо или забраться в такую глушь, какую еще поискать надо, или сделать движение настолько массовым, чтобы оно являло собой значимую общественно-политическую силу. Пока такого не наблюдается.
2. Городскому человеку, привыкшему к определенному уровню комфорта, будет довольно таки сложно адаптироваться к хижине («землюшке») и тому минимуму удобств, который предполагает натуральное хозяйство в «родовом поместье». Создание в поместье достойного уровня комфорта – задача решаемая, но весьма дорогостоящая и небыстрая в реализации. Сама концепция предусматривает достаточно постепенный переход к жизни в поместье – скорее всего у многих их них просто не хватит времени до начала кризиса как следует адаптироваться и сделать хозяйство достаточно автономным.
3. Ведение подобного натурального хозяйства, причем растениеводческого, реально возможно лишь в условиях достаточно мягкого, тёплого климата. Применительно к России – в Краснодарском крае. Именно там, большей частью, и живут апологеты анастасийства, несмотря на красивую легенду о таежной отшельнице и звенящих где-то в глубинах Сибири кедрах. Делаются попытки создавать родовые поместья и в нечерноземной зоне, но, насколько я знаю, пока не особо успешные.
4. Ведение товарного хозяйства с продажей (изъятием по продразверстке) сколько-нибудь значительной части урожая приведёт к необходимости внесения в почву удобрений. Для начала, хотя бы в виде навоза, но и минеральные тоже бы неплохо. Таким образом, опять возвращаемся к тому, от чего хотели уйти – к традиционному русскому крестьянскому хозяйству эпохи позднего средневековья – с коровой, лошадью и поросёнком.
5. Даже если все эти проблемы на первом этапе удастся обойти, то уже следующее поколение, благополучно пережившее кризис и вообще полную катастрофу, столкнется с необходимостью защищать свои гектары от набегов тоже выживших новых варваров - как бомжей-одиночек, так и целых таборов кочующих грабителей-собирателей. А как они собираются защищаться, если на смену отдельным бандитам и бандам придут целые бандитские государства (вспомним Чечню) и какие-нибудь агрессивные соседи начнут всерьез претендовать на обустроенную ими землю?
6. Наконец, изолированное существование в небольших замкнутых «родовых общинах» со временем, скорее всего, приведет к деградации, вырождению путем близкородственного кровосмешения, утрате большей части знаний, технологий и опыта, накопленного цивилизацией. Это путь превращения в реликтовые племена, живущие, к примеру, и в наше время вне всякой цивилизации где-нибудь в джунглях Амазонии или в глубинных районах Австралии. Хотя, до этого состояния тоже еще дожить надо.
Тем не менее, при всех перечисленных недостатках концепция «родовых общин» вполне имеет право на реализацию, и каждый может рассматривать этот путь («назад к природе») как способ огородить себя лично от грядущего вероятного кризиса и, вообще, разумную альтернативу технологической цивилизации. Кто прав – покажет время.
Общины выживания
Многих недостатков родовых общин лишена малоизвестная у нас концепция «общин выживания» (Survival & Emergency Preparedness) зародившаяся в Северной Америке. Далёкие от меня авторы, исходя из тех же предпосылок, что и я, делают сходные выводы и, применительно к американским реалиям, предлагают желающим белым гражданам самоорганизовываться в небольшие общины (преимущественно христианской ориентации) с целью относительно благополучно пережить кризис и сопутствующие ему социальные и этнические потрясения. Надо сразу отметить, что этот метод доступен лишь достаточно обеспеченным, преуспевающим горожанам, верхней части среднего класса. Члены общины соглашаются добровольно отдавать какой-то процент своего дохода на дело выживания. Не считая некоторого фиксированного вступительного взноса. На эти деньги община покупает и оформляет в собственность земельные участки в удаленном и достаточно изолированном районе, но таком, чтобы туда в случае чего можно было без проблем добраться на машине. Там оборудуется убежище, т.е. строятся индивидуальные домики для проживания и общий подземный бункер. В нем складируются запасы воды, продовольствия, топлива, оружия, боеприпасов и основных вещей первой необходимости. В убежище постоянно должен находиться кто-то из членов общины для охраны и поддержания хозяйства в исправном состоянии. Минимум, раз в год, члены общины должны выезжать туда на сборы для тесного общения, лучшего знакомства с местностью, тренировок по коллективной самообороне и другим необходимым для выживания навыкам. Члены общины обязуются помогать друг другу и в обычной жизни, а в случае чего беспрекословно подчиниться избранным лидерам. Решение о выезде в убежище каждый член общины принимает сам и добирается сам. Предусмотрена возможность в случае опасности отправки туда сначала семьи, детей. Заранее прорабатываются маршруты - по пути могут создаваться дополнительные схроны с едой, топливом и средствами связи – место расположения должно быть выбрано так, чтобы в самом крайнем случае каждый член общины смог добраться туда даже пешком. Короче, это очень затратный способ. При этом для членов такой общины обязательным является патриотизм - просто как способ избегать внутренних трений. Каждый вступающий в нее добровольно подписывает обязательство в случае войны с участием своей страны не участвовать в ней на стороне противника, не помогать и не симпатизировать ему, избегать участия в гражданской войне и массовых беспорядках. А также содействовать сохранению или скорейшему восстановлению твердой власти, а в послекризисный период, если будет такая возможность, вернуться в города и активно участвовать в восстановлении именно своей страны, а не чужой. Авторы концепции не рассматривают вопросы пост-кризисного мироустройства, делая акцент на выживании в период кризиса с сохранением человеческого достоинства и некоторой суммы знаний, вещей и технологий, необходимых для дальнейшего существования и возрождения цивилизации, если таковая будет разрушена.
Из недостатков этого пути следует отметить, что редко кто может позволить себе вкладывать значительные средства в дело выживания в вероятном (редко кто поверит в его неизбежность) кризисе не самого ближайшего будущего. Большинство из нас живет сейчас слишком бедно для этого. Даже представители так называемого «среднего класса». Если «средний класс» в кредит покупает жильё, машины и даже бытовые товары длительного пользования, которые потом еще и страхует от всяких неприятностей – значит свободных средств у этих людей в действительности очень и очень мало. Ну а если людей со свободными средствами мало, значит и найти единомышленников очень непросто. В одиночку же описанным путём идти невозможно. В крайнем случае, можно, конечно, купить заранее себе домик в деревне и когда кризис разразится уехать туда, но, на самом деле, это ничего не гарантирует. Потому что желающих уехать станет много, а домиков мало. И свой домик надо еще будет суметь защитить.
Религиозные пути выживания
Я обрисовал уже картину такого Апокалипсиса (а по словам, того же уважаемого профессора экономики, «суверенный дефолт по своим долговым обязательствам в исполнении правительства США будет именно Апокалипсисом») что поневоле задумываешься о том, что могут предложить в этом случае мировые религии. Обратясь к христианству, можно заметить что монастыри, расположенные в сельской местности, живут (могут жить) практически натуральным хозяйством. Это такие, уже практически готовые общины выживания. Разве что, не обеспечивают воспроизводство детей. Зато спасение души обеспечивают. Однако, не спешите уходить в монастырь. Дело в том, что христианские монастыри могут существовать якобы автономно лишь в более-менее дружественном окружении. Если окружение меняется, то, вспомните Косово и Метохию, к примеру, или закрытие всех (!) монастырей при советской власти в 1930-е годы. И что этому могут противопоставить монахи? При том еще, что в христианстве изначально заложена пораженческая идея о пришествии и, пусть и временной, но победе Антихриста над христианами. Остается только уйти в «катакомбы», что тоже есть способ выжить и сохранить самосознание, но не факт, что это самый оптимальный способ.
Я не знаю, что может предложить индуизм или сикхизм, зато примерно знаю, что предлагает иудаизм (каббала): это известная концепция «золотого миллиарда» с «бриллиантовой» или «платиновой» сердцевиной из нескольких миллионов настоящих хозяев жизни – но будущее такой системы сомнительно. Хотя, фактически, мы сейчас уже именно при такой системе живём, но перспективы у неё я не вижу. Ростовщичество, предлагаемое иудаизмом – очевидный путь в тупик, и концепция «золотого миллиарда» это лишь оттягивание закономерного и неизбежного конца, насколько это возможно, с обеспечением собственного комфорта. В ожидании «мессии».
Буддизм, как система мировоззрения, как философия мог бы, в принципе, стать альтернативой «обществу потребления» и обеспечить длительное и устойчивое развитие общества с упором на духовную, а не материальную сферу. К тому же это одна из немногих религий, не противоречащих в своей основе современной научной картине мира. Однако, рассчитывать на то, что буддизм в ближайшее время получить сколько-нибудь массовое распространение на земле столь же наивно, как надеяться увидеть себя и своих близких в рядах «платиновых миллиардеров». Справедливости ради, надо заметить, что изолированные буддийские монастыри-общины где-нибудь в горах Тибета и Гималаев выживут и сохранят свою традицию практически при любом глобальном катаклизме.
Наконец, ислам. Эта религия сейчас на подъеме и имеет гораздо больший потенциал, чем все остальные. Исламское сообщество («умма») дает своим членам сейчас ощущение причастности к чему-то великому и возможно даже чувство защищенности от внешних угроз, каковое следует признать иллюзорным. В исламе гораздо больше внутренних скрытых угроз и противоречий, чем в любой другой религии. Начать с того, что нынешняя сила и влияние ислама базируется только на принадлежащей арабам (и персам) нефти и баснословных доходах с неё. Кончится у них нефть и все эти шейхи, эмиры и имамы строящие сейчас планы построения всемирного халифата вернутся к своим верблюдам. Однако, нельзя исключить, что еще до того как нефть у них кончится, им не удастся построить что-нибудь в этом духе. В то же время, нельзя исключить и того, что никакие шейхи вообще не доживут до исчерпания этой нефти. Есть ведь и другие серьезные претенденты на то, чтобы самим исчерпывать нефть Персидского залива. Регион Залива – не есть некая имманентная принадлежность ислама. Когда-то там жили шумеры, потом ассирийцы, потом еще кто-то. Тем не менее, пока нефть у них, нефти (у них) относительно много и среднесрочные перспективы ислама выглядят заманчиво. В случае описываемого глобального кризиса ислам, как идеология, скорее всего, укрепится. Что он может предложить миру в качестве экономической и политической модели? Отказ от всеобщего кредитования, ростовщического капитала вообще, отказ от безумной погони за прибылью и некоторую социальную справедливость по минимуму (никто не голодает) при сохранении и преумножении баснословных богатств отдельных шейхов. Твёрдые моральные устои. Суровые, но справедливые законы. В этом ислам не оригинален – многие религии предлагают, по сути, то же самое. Однако, исторический опыт учит, что в критические моменты всеобщего хаоса, развала и беззакония проявляются самые варварские аспекты этой жестокой религии. Аспекты эти таковы: захват «неверных» в рабство (в заложники), разбой и грабеж по отношению к «неверным», абсолютная идеологическая нетерпимость и непременный джихад – кровавая религиозная война за чистоту идей. При этом, даже принятие ислама не спасает – самая жестокая война может развернуться как раз внутри. Между суннитами и шиитами для начала. Что в то же время никак не исключает этнических чисток даже в пределах одного направления. Современный Ирак являет собой хороший пример того, что даёт ислам в эпоху экономического и политического кризиса, даже при наличии нефти. А Афганистан – при отсутствии нефти. Более того, при глобальном распространении идей всемирного халифата в период затяжного кризиса даже вопроса о принятии-непринятии ислама не возникнет. Если вас изначально не убьют, а потом не продадут в рабство, то принять придётся. Как вынужденно приняло когда-то ислам всё оставшееся в живых население северной Африки или Малой Азии. В лучшем случае позволят выжить, предварительно их ограбив, каким-нибудь немногочисленным, реликтовым сильно религиозным общинам, типа старообрядцев.
В эпоху кризиса, если она продлится достаточно долго, вероятно и возникновение какой-то совершенно новой глобальной религии. Хотя, практически, более адекватным может оказаться традиционное язычество. Или нео-язычество. Каковым, по сути, является то же анастасийство.
Отдаленные перспективы: добрая сказка о мирном термояде
Как я уже заметил, по самым оптимистичным прогнозам, первый опытно-промышленный реактор сможет заработать у нас не раньше 2020 года, т.е. лет через 15. Однако, это по самым оптимистичным – такой срок называли мне юные студенты-физики. Более сведущие люди, например академик Валентин Смирнов, директор Института ядерного синтеза РНЦ “Курчатовский институт”, в своей газетной статье «Путь к свету» (2005 год) говорит что «первая промышленная станция, по расчетам, появится лишь к 2050 году». При этом, стоимость киловат-часа будет поначалу вдвое дороже среднеотраслевой. Чувствуете зияющую пропасть впереди? Нефть на планете (везде, кроме Персидского Залива) уже иссякнет, добыча газа перейдет за свой максимум и начнет снижаться, а использование сказочно дешевой и экологически чистой термоядерной энергии еще не факт, что даже начнется. Хотя, справедливости ради, надо отметить существование и других, более оптимистичных мнений. Так, академик Евгений Велихов полагает, что через 8-9 лет (т.е. в 2015 году) на строящемся во Франции международном термоядерном реакторе ИТЕР можно будет получить первую термоядерную плазму, а первая в мире термоядерная электростанция может быть построена к 2030 году. Эти заявления датируются апрелем 2006 года. Заметим походу, что, во-первых, первая термоядерная электростанция не обязательно будет построена в России (хотя мы в числе лидеров), а во-вторых, одна – первая электростанция нас не спасет. Нужно несколько. То есть, даже по этим прикидкам промышленное значение в России термоядерная энергетика получит годах в 40-х.
Теперь, давайте остановимся подробнее на технологических (вернее сырьевых) особенностях этой светлой сказки. В первом приближении считается, что в ближайшие сто лет принципиально достижимы два вида термоядерного управляемого синтеза: дейтерий-дейтериевый (D-D) и дейтерий-тритиевый (D-T). Остальные я не буду рассматривать ввиду их совсем уж фантастичности (в промышленном применении). D-D синтез считается более заманчивым и перспективным, поскольку сырья для него на Земле немеряно, но технологически он сложнее в реализации и едва ли будет использоваться в ближайшие 50 лет. Все серьезные ученые полагают, что промышленное освоение D-T синтеза есть необходимая и неизбежная ступень на пути к безграничным возможностям чисто дейтериевой термоядерной энергетики.
Основное сырье для любого термоядерного синтеза – «тяжёлая» (дейтериевая) вода D2O, которая в малых количествах растворена в обычной воде H2O. Тяжелую воду еще с 1930-х годов получают методом электролиза в промышленных количествах, однако цена ее составляет сотни долларов за килограмм. Тем не менее, на получение тонны D2O электролизом (возможны и другие методы, менее затратные) тратится не более 1% термоядерной энергии содержащейся в этом количестве тяжёлой воды, поэтому такой процесс энергетически оправдан. Получение собственно дейтерия из этой воды есть отдельная задача, но, тем не менее, можно считать, что никаких ограничений по этому ресурсу на планете не существует, и технология будет доступна любым более-менее обеспеченным странам. Другое дело тритий. Этот химический элемент нестабилен (период полураспада 12 лет) и потому в природе практически не встречается. Его предполагается получать из лития (традиционным методом производства трития является его наработка в реакторах при облучении нейтронами мишеней из изотопа лития-6) или из особого изотопа гелия (гелий-3). Но нужного изотопа лития на планете немного, самые предусмотрительные страны, кстати, уже давно начали потихоньку запасть его, отделяя при переработке от других, менее ценных изотопов. А гелий-3 на Земле практически вообще не встречается в промышленных количествах. Поэтому, на полном серьёзе предлагается его добывать на Луне. Присутствия людей для этого, похоже, не потребуется. Вся технология будет сводиться к неким автоматическим бульдозерам, которые в выбранных районах снимают верхний слой грунта, насыщенный этим элементом и сгребают в некие, очевидно тоже мобильные, бункеры. Там грунт будет прожариваться (до 700 градусов) выделяя при этом газы, самые легкие фракции из которых будут отфильтровываться. Потом собранный газ закачивается в баллон (возможно даже со сжижением), который с помощью одноразовой мини-ракеты выстреливается на орбиту. Там его подбирает челнок-сборщик и, подобрав достаточное количество баллонов, перевозит их на околоземную орбиту, откуда их уже не сложно спустить на Землю. Работа не шуточная - чтобы добыть 1 тонну гелия-3, придется вскрыть лунный грунт площадью 20 тысяч кв. км на глубину 3 метра. Я плохо себе представляю, чтобы в ближайшие лет сто промышленная добыча гелия-3 на Луне достигла бы таких масштабов, чтобы полностью покрыть потребности всего «прогрессивного человечества» (это десятки тонн в год). Но всё равно, это вполне может оказаться дешевле выработки трития на Земле. А может и не оказаться, потому что тритий не имеет в настоящее время определенной промышленной (рыночной) стоимости. Это стратегический материал, используемый при создании термоядерных и нейтронных бомб. Выработка его крайне ограничена и доступна в принципе лишь нескольким странам так называемого «ядерного клуба». Точнее, странам обладающим технологией «полного ядерного цикла». Более того, принимая во внимание небольшой период полураспада трития необходимо постоянно (или время от времени) пополнять его запасы. Кстати, распадаясь, тритий превращается как раз в тот самый гелий-3, который мы собираемся возить с Луны. В самом первом приближении можно считать, что тритий и гелий-3 это практически одно и то же.
С осознанием этого ресурсно-космического аспекта можно еще раз пересчитать страны (территории), которые в обозримом будущем (100 лет) смогут воспользоваться безграничными возможностями термоядерной, то есть без-углеводородной, свободной от нефтяной зависимости «энергетики будущего». Пересчитать по пальцам. Пальцев должно хватить. Возможно даже на одной руке. Напомню еще раз критерии:
1. наличие достаточных запасов ядерного топлива (и/или месторождений урана);
2. наличие технологии бридеров - реакторов «на быстрых нейтронах»;
3. наличие нескольких обычных (лучше, еще и не промышленных) ядерных реакторов для наработки трития, короче, полный ядерный цикл.
4. наличие научных центров занимающихся термоядерной проблемой;
5. наличие космической технологии, позволяющей при необходимости освоить добычу сырья для термоядерного топлива на Луне.
Жителям остальных стран (территорий) останется только облизываться на этот огромный энергетический пирог. Вероятность того, что с ними добровольно, из альтруистических соображений, поделятся до того как сами насытятся – исчезающе мала. Сами насытятся нескоро, если вообще насытятся. Ну а вероятность того, что поделятся недобровольно – еще меньше. Ибо соответствие перечисленным четырем критериям подразумевает фактически и наличие ядерных боеголовок со средствами их гарантированной экспресс-доставки в любую точку планеты – это проще чем до Луны долететь.
А как можно оценить вероятность того, что несколько таких супер-технологичных государств достаточно долгое время и достаточно мирно будут уживаться на одной планете? Я полагаю, как, мягко говоря, не слишком большую. Во всяком случае, весь исторический опыт тому основой. Более того, потенциальные кандидаты в энергетические супер-державы будущего уже сейчас, заранее пытаются устранить возможных конкурентов. Чтобы не конкурировать потом с ними за наиболее «плодородные» участки лунной поверхности. Впрочем, до той «светлой» эпохи государствам еще предстоит дожить, сохранив и преумножив свои технологические достижения. А это очень и очень непросто. Ведь надо не просто дожить, сохраняя инфраструктуру и территорию государства, надо еще сохранить население, причем не просто население, а население способное развивать термоядерную технологию. В этой связи, к примеру, распространение и пропаганда наркотиков среди населения (молодежи) потенциального противника – разве это не способ ведения военных действий?
Тут поневоле приходится признать неизбежность воцарения на Земле «мирового правительства». Мирового именно в кавычках. Ибо главные вопросы тут – где именно оно будет находиться, и будут ли у него стимулы (и если да – то какие?) обеспечить населению периферии, не участвующему непосредственно в поддержании полного ядерного цикла, термоядерной энергетике и обеспечении ракетных технологий уровень жизни хоть сколько-нибудь отличающийся от раннего средневековья с его натуральным хозяйством? Что, продукты питания понадобятся? Так их проще выменивать у неграмотных немытых крестьян на разные безделушки. А не захотят – можно и рабский труд будет использовать – тогда даже феодальная система средневековья может оказаться невостребованной.
Общая теория системного кризиса (человек и кошка)
Не углубляясь в классическую теорию катастроф, рискну изложить свою версию. Применительно к любым сложным системам, по моему скромному мнению, кризисом системы следует называть достаточно быстрый, при этом лавинообразный и необратимый переход системы из одного метастабильного состояния в другое. Кризис, который приводит к необратимому разрушению системы называется катастрофой. Под системой можно понимать всё что угодно. Например, человек сидит в кресле и гладит кошку. Кошка благодарно мурлычет. Это система. Ее состояние стабильно. Но звенит звонок в дверь, человек вынужден подняться и, стряхнув кошку с колен, пойти открывать. Это и есть системный кризис, даже катастрофа. По крайней мере, для кошки. Причем, падение кошки с колен на пол происходит лавинообразно: сначала медленно, потом быстрее, по нарастающей до некоторого предельного уровня. Когда дальше падать некуда. Впрочем, человек может стряхнуть кошку не на пол, а на кресло. Или она может постараться туда упасть. Это самый оптимистичный и благополучный вариант для кошки, но предсказать заранее, какой именно вариант будет иметь место практически затруднительно (иногда вообще невозможно) – можно лишь оценить вероятности. Далее: падение происходит достаточно быстро – трудно предположить, что человек начнёт долго и настойчиво уговаривать кошку спрыгнуть, и та, вальяжно потянувшись, сама отправится лежать дальше в другое место. Тогда это уже не кризис (с точки зрения кошки). И, наконец, изменение необратимо – еще труднее предположить, что, открыв дверь, – а мы ещё не знаем кто там – человек тут же вернется в кресло и возьмет кошку обратно. Кстати, кошка за это время вполне может стибрить со стола кусок мяса, чем сделает развитие ситуации окончательно необратимым. Вот такая модель кризиса. Да, ещё стоит пояснить термин «метастабильное состояние». Строго говоря, стабильное состояние системы может быть метастабильным или квазистабильным. Это означает устойчивое или неустойчивое её состояние. Когда к системе прикладывается незначительное внешнее усилие, выводящее её из состояния равновесия, то система, как правило, стремится вернуться к прежнему состоянию – оно называется метастабильным. А может, наоборот, легко перейти в другое состояние – тогда то, прежнее было квазистабильным. Обычно это иллюстрируют картинкой с шариком на выгнутой и вогнутой поверхности.
Рассматривая экономику или политическое устройство как систему можно применить к ним описанную выше модель с человеком и кошкой. Причем, как в масштабе одной страны, так и всей глобальной экономики или мировой геополитики. В некотором смысле, экономику и политику можно рассматривать даже как одну большую систему, состоящую из двух подсистем. Фактически, надо рассматривать главным образом экономику, потому что она первична, ну, и более предсказуема. Кроме того, она чаще испытывает кризисы, чем политическая компонента. То есть, экономический кризис, не затрагивающий политическую систему в целом, возможен. А вот политический (если это действительно кризис, в данном выше определении) без серьезного, перед этим, обвала экономики – едва ли. По крайней мере, я не припоминаю таких примеров.
Изучая историю, можно заметить, что кризисы (и даже катастрофы) систем как экономических, так и политических происходили регулярно. Более того, с некоторой даже периодичностью. С точки зрения отстраненного наблюдателя ничего страшного в кризисах нет. Это часть нормального процесса развития экономики (или общества, если речь идет о политических кризисах). Более того, развития без кризисов вообще не бывает. Если ввести в систему понятие обратных связей, которые, как известно, бывают отрицательные и положительные, то кризис системы – это надсистемная отрицательная обратная связь. То есть, когда внутрисистемные обратные связи не срабатывают или не справляются с накопившимися тенденциями, толкающими систему к изменению, то срабатывает надсистемная обратная связь, предохраняющая систему более высокого уровня от катастрофических изменений. А системы разных уровней фактически вложены одна в другую почти как матрёшки. С той лишь разницей, что внутри каждой может находиться не одна, а несколько матрёшек меньшего размера. И тогда, если не срабатывает отрицательная обратная связь в ближайшей надсистеме, то в ней тоже происходит кризис – должна сработать обратная связь в системе еще более высокого уровня. Это естественный порядок вещей, и смысл его в том, чтобы предотвратить разрушение систем более высокого уровня, когда возникают какие-то проблемы в одной из её подсистем. А кризис вполне может закончиться разрушением системы как единого целого, распадом её на ряд составляющих. Или наоборот – тесным включением в другую систему, присоединением к ней. Ну, или серьезной перестройкой внутренних системных связей, меняющих, по сути основные функции системы, чтобы сделать их более адекватными нуждам системы более высокого уровня.
Это всё с точки зрения стороннего наблюдателя. А вот, для наблюдателя находящегося внутри системы кризис выглядит совершенно иначе. Внезапные, нежелательные изменения, разрыв сложившихся системных связей, падение с достигнутых высот на весьма низкий уровень, потеря прежней цели и смысла деятельности – вот что могла бы зафиксировать кошка, которую столкнули с колен, если бы умела размышлять как человек. То же самое почти все мы, кто пережил распад СССР, ощутили в начале 90-х годов прошлого века. Таким же кризисом стала для современников Великая отечественная война. Еще раньше – революция (переворот) 1917 года. До того, может быть, менее масштабный, но тоже кризис мировоззрения произошёл в России в связи с поражением в крымской войне и отменой крепостного права. Примеров не счесть. В истории почти любой исторической страны, не обязательно крупной. Даже Ватикан, и тот переживал несколько масштабных системных кризисов за свою историю, только мы о них мало знаем. Потому что никого за пределами Западной Европы они, в общем-то, не затрагивали. Но чем крупнее система (страна) тем масштабнее её кризисы и тем большими последствиями они обладают для простых людей.
