Общеизвестно, что факты истории — столь же упрямы, сколь и факты вообще: именно массовый чугун конца XVIII века обеспечил победу Британии во время Наполеоновских войн. А чугунная пушка Нельсона стала прямым технологическим предшественником паровой машины благодаря созданной Дж. Вилкинсоном для военных целей технологии прецизионной внутренней расточки длинных полостей². Вряд ли стоит подробно анализировать значение паровой машины для экономики стран, внедривших эту инновацию.

Отметим также, что базовые технологии XX века (железнодорожный транспорт, мосты, каркасное строительство и — наконец! — двигатель внутреннего сгорания, вытеснивший паровую машину) возникли на основе массовой стали, созданной как альтернатива хрупкому чугуну для производства пушек. Все остальное воспоследовало. Включая и упомянутый бензиновый мотор, интенсивно совершенствуемый в годы Первой мировой.

До сих пор по-другому и не было (факты — упрямая вещь…): на фронтах Первой и Второй мировых войн, в конструкторских бюро и на заводах воюющих сторон на внеэкономической основе³ шла беспрецедентно быстрая «доводка» прототипов будущих коммерческих изделий, которым суждено было явиться базой экономики и даже культурного уклада жизни человечества в XX веке.

Стало общим местом упоминание о ключевой роли информационных технологий в прогрессе современной цивилизации. Однако стоит вспомнить, что объединенные в единую систему управления информационные комплексы появились впервые в артиллерии и на флоте. В качестве систем управления артогнем и систем скрытой связи и координации боевых действий подводных лодок и палубной авиации авианосцев, которые играли роль интегрирующей платформы ударной группировки.

Тяжелые бомбардировщики, ставшие «отцами и дедами» пассажирских и военно-транспортных самолетов⁴… Автоматическая трансмиссия, впервые созданная и технологически отработанная для танков и «самоходок»… Радиолокаторы и сонары… Коммерческий «дебют» этих продуктов состоялся спустя 30 лет после их внедрения в системы вооружения, когда они вполне отчетливо продемонстрировали свою готовность стать товаром, а не очередным «изделием шифр такой-то…»

Бездымный порох Нобеля (и Поля Вьеля) не только принципиально улучшил баллистические характеристики пушек и стрелкового оружия. Он — внимание! — сделал прозрачным воздух над полями сражений, что в комплексе со значительно возросшей дальностью и точностью стрельбы вызвало необходимость срочно развивать воздушные инструменты разведки и целеуказания. Причем развитие это происходило со скоростью, совершенно не сопоставимой с темпами конструкторской отработки мирного времени, — за пять лет последовательно сменились 6 поколений самолетов. Такие сроки внедрения инноваций абсолютно невозможны в условиях экономики мирного времени, где первое место в списке отчетных показателей занимает прибыль.

Огромные потери личного состава не в бою, а в лазаретах от многочисленных инфекционных болезней и осложнений стимулировали срочные поиски синтетических лекарственных форм и технологий тонкого органического синтеза, базовые основы которых мы сегодня используем при производстве практически всех видов коммерческих продуктов малотоннажной химии. Не говорю уже об открытии технологии производства аммония «из воздуха» — в 1913 году заработала установка немецкого химика Ф. Габера, которая позволила кардинально разрешить проблему снабжения германской армии взрывчатыми веществами (до означенного времени взрывчатка производилась из перуанских и чилийских ископаемых нитратов, возить которые из другого полушария, согласитесь, было и далеко, и дорого). За разработку технологии, позволявшей обеспечить аграриев необходимым количеством дешевых удобрений и ликвидировать назревший в те годы мировой продовольственный кризис, Ф. Габеру в 1918 году была присвоена Нобелевская премия. Но сама технология не использовалась в мирной коммерции до тех пор, пока армейские заказы не были выполнены и перевыполнены⁵.

Ах да! Еще необходимо вспомнить Холодную войну, давшую миру все технологии, которые мы уже привычно именуем «высокими». Они породили беспрецедентно большое количество инноваций в самых различных областях человеческой деятельности. И не удивительно — беспрецедентным был масштаб военной угрозы и противостояния. Ядерное оружие... Это — серьезно. 1947 год, Bell Labs, первый транзистор… 1959 год, Роберт Нойс (Robert Noyce) из Fairchild Semiconductor и Джек Килби из Texas Instruments — первая интегральная микросхема… Серийная продукция пойдет на создание бортового компьютера ракеты «Минитмен». А в это время над первыми биотехнологическими и генно-инженерными проектами по обе стороны океана ломают головы сотрудники сверхсекретных оборонных лабораторий. И не без успеха…

Фундаментальные открытия хотя и сразу задают генеральное направление будущего прогресса, но уж очень загодя определяют грядущий характер и уклад жизни общества, которые окончательно сформируются лишь спустя примерно полвека⁶. Полвека — с учетом описанного выше механизма трансформации военных технологий в коммерческие. И — значительно позже, если эти механизмы не работают. Это обстоятельство следует принять во внимание, поскольку в периоды мирного развития экономик на них все же продолжают действовать похожие, но значительно менее заметные «вызовы» — истощение сырьевых запасов, пахотных земель, нехватка энергоресурсов, демографический кризис или… например, тотальная алкоголизация нации… Не будучи столь «заметными», как военная агрессия, эти проблемы, как правило, не вызывают адекватной реакции руководства страны, попытки их решить ведутся традиционными экономическими методами. Приближается тот самый меркантилистский момент истории, с упоминания о котором мы и начали…

Неочевидное главное

Мы располагаем огромным запасом технологий, которые до сих пор не реализованы в форме коммерческих продуктов. Вполне можно говорить об избытке и вовсе перепроизводстве такого рода «сырья», поскольку даже в «оборонке» далеко не все из них нашли себе применение. И, кстати говоря, в них «законсервированы» огромные деньги — те самые, которых в нынешнее мирное время так не хватает энтузиастам инноваций. И тем не менее, проходят десятилетия, а «залежи» даже растут…

Пытаясь ответить на вопрос, что же так сильно затрудняет приход в «нормальную» экономику новых технологий и почему так велика роль войн как фактора технологического прогресса, Л. Бадалян и В. Криворотов пришли к парадоксальному, на первый взгляд, выводу: «Удивительно, но факт — сами изобретения представляют собой наименее критичную часть входа новой технологии в жизнь. В противном случае паровой двигатель стал бы реальностью уже в античном мире, сразу после изобретения раннего прототипа Героном Александрийским, а технология массового чугуна инициировала бы индустриальную революцию еще в ханьском Китае (202 г. до н. э. — 220 г. н. э.). То, что этого не произошло, свидетельствует: сами открытия, независимо от их революционности, могут оказаться намного менее важными для развития экономики, чем наличие востребованных обществом применений для них. Поиск фундаментально новых гражданских применений становится принципиальным звеном, основной сутью процесса взаимного «притирания» человека и любой многообещающей технологии. Собственно, это и… определяет успех или неудачу любого изобретения».

Строго говоря, серьезные расходы на революционную технологию могут быть оправданы только одним — появлением принципиально новых возможностей накормить и обустроить людей. Так вот, эти возможности непосредственно из самого факта открытия технологии никак не следуют. Их еще нужно будет придумать, отыскать. Показательна в этом смысле история массовой дешевой стали, ставшей основой большинства технологий ХХ века. Знаменитый «стальной барон», Эндрю Карнеги⁷, не может считаться изобретателем в строгом смысле этого слова. За всю жизнь он не предложил ни одной новой металлургической технологии. Но это не помешало ему стать блестящим инноватором — его исключительно эффективный поиск новых применений определил успех распространения массовой стали.

Как известно из истории Британии, первые практические применения «большой» стали носили сугубо военный характер. Стальные пушки Круппа сыграли важную роль в победе во франко-прусской войне (1870-71). Их безусловный успех привлек к стали внимание всех правительств мира и, что практически важнее, породил щедрый поток финансирования.

Однако, по расчетам Карнеги, для получения прибыли от массовой стали требовалось значительно понизить цены на фоне резкого роста объема продаж — а этого, в свою очередь, невозможно было достичь, не имея новых применений продукта. Карнеги начал со строительства стального моста Идс Бридж через реку Миссисипи в Сен-Луисе, штат Миссури, который был завершен в 1874 году. Прочность и долговечность сооружения, резко снизившие стоимость эксплуатации, создали рекламу и большой источник спроса. Далее последовал бум замены чугунных рельсов стальными, который длился около десятилетия. И стальные рельсы действительно оказались крайне прочными, а замена эта — увы! — быстро исчерпала потребности старой экономики угля и железных дорог. Впрочем, Карнеги это обстоятельство не сильно обеспокоило. У него появились новые, гораздо более «долгоиграющие» идеи новых применений стали — каркасное строительство, небоскребы со стальной несущей конструкцией. И пошло, и поехало!..

Творцы и умельцы

Инновации, новые технологии, революционные научные принципы — все это лишь компоненты существующего бизнеса, возможно, предпосылки для создания новых бизнесов, но не бизнес сам по себе. Вот этого никогда не следует забывать. Осмелюсь утверждать, что даже наличие финансирования не решает всех проблем в этой удивительной области, где так велика творческая роль бизнесмена-инноватора. Который не столько «горит» идеями научно-технического прогресса как такового, сколько является в первую очередь бизнесменом. Причем таким, чей образовательный и культурный уровень позволяет, в принципе, браться за проекты в этой области. А теперь честно: много ли у нас таких? И не здесь ли один из «подводных камней» проблемы? И не является ли ущербным сам подход к определению приоритетов в инновационной политике страны, когда потенциальными получателями государственного финансирования рассматриваются создатели новых технологий, а не те, кто умеет превращать их в деньги?

Кстати говоря, любые деньги, «выбитые» в порядке «поддержки создания новых технологий и инновационного климата в стране», в отсутствие адекватного распорядителя имеют почти стопроцентные шансы оказаться потраченными — в лучшем случае — на пополнение «складских запасов» не востребованных в отечестве разработок, а в худшем — на бестолковый «маркетинг» безработных научных коллективов.

Несколько месяцев назад на выставке, посвященной инновационному потенциалу вузовской науки, наблюдал картину: в окружении корреспондентов стоял проректор одного из университетов и рассказывал, какими передовыми технологиями занимаются у них в лабораториях, а какими еще могли бы заняться! — да только вот «не понимают», «не поддерживают» и «денег не дают». Настоящий полковник⁸… А рядом, у скромного стенда компании, освоившей выпуск удобных и надежных индукционных печей (разработанных на одной из кафедр этого же университета), толпился народ. Корреспондентов там не было. Зато было много покупателей — производителей инструмента.

1 Здесь и далее — из их книги «Теория ценозов в истории, или Дом человека на планете», готовящейся к публикации в издательстве УРСС.

2 Современники считали Джона Вилкинсона «фанатом» чугуна. Это он изобрел машину для точного сверления стволов пушек из сплошной заготовки, а также предложил целый ряд нетрадиционных применений, включая мосты, и даже такие эксцессы, как чугунные гробы, в одном из которых он и был похоронен. Успех первой работающей паровой машины Уатта (1776 г.) обязан его технологии точной расточки цилиндров.

3 Мерой «экономической эффективности» инноваций становились боевая эффективность и показатели, определяющие сохранность своей «живой силы». «Экономия личного состава» как аналог коммерческой прибыльности…

4 Да вспомните хотя бы историю «флагмана отечественного аэрофлота» — ТУ-114. Или ТУ-144 (код НАТО «Charger» — «Боевой конь». И сравните его абрис с легендарной «Соткой» — дальним ударно-разведывательным самолетом Т-4 от КБ Сухого).

5 Точнее будет сказать, что использование синтетических нитратов в сельском хозяйстве (то есть их коммерческое применение) стало возможным лишь с 1948 г., после окончания Второй мировой и через 35 лет после открытия принципа. Дальнейшее их распространение по миру явилось важной составляющей т. н. «зеленой революции».

6 В прошлом году мир отмечал 50-летие со дня создания интегральной микросхемы. Можно ли утверждать, что ничего в жизни человечества не поменялось бы, не будь создана эта технология?

7 Эндрю Карнеги (Andrew Carnegie, 1835-1919) — американский предприниматель, крупный сталепромышленник, филантроп, мультимиллионер. Заработал за свою жизнь — примерно $400 млн ($130 млрд в пересчете по нынешнему курсу). Раздал за свою жизнь $350 млн, из которых $60 млн оказалось в Великобритании, $290 млн — в США. http://ru.wikipedia.org/wiki/Карнеги, Эндрю.

8 Подумалось: очень важен и культурный, воспитательный аспект — отношение общества к инноваторам-практикам, изобретателям должно стать в корне отличным от того, которое мы видим сейчас. Финансовая успешность инноваций вполне может изменить этот фон отношений при условии реальной идеологической поддержки со стороны государственной системы образования.

http://www.business-magazine.ru/ideas/tech/pub331343