Мне было нелегко решиться написать этот ответ на статью Михаила Ходорковского. Лично себя я считаю в моральном плане весьма обязанным Михаилу, потому что из сорока тысяч рублей, на которые я начинал свой бизнес в 1988 году, тридцать тысяч дал мне в долг (без процентов!) именно он, и хотя последние годы мы виделись редко, мне не хотелось бы обижать его. К тому же я согласен с очень многим из того, что написано в его статье. Но написать ответ было надо, поскольку оголтелая и неприличная реакция с разных сторон меня возмутила. Вызывает уважение то, что Ходорковский, будучи человеком жестким, нашел в себе мужество по сути признать, что ценности, которые он разделял и которым служил, оказались несостоятельными, — а вместо этого слышишь, что он таким способом пытается договориться с властями (то-то уже после статьи арестовали все швейцарские фирмы-трейдеры!), а по выражению либеральных маргиналов, что он вообще предатель (чего?). Полноте, господа, представьте себя на его месте, не зарекайтесь от сумы и тюрьмы — как гласит анекдот, если вы еще на свободе, то это не ваша заслуга, а наша недоработка. Вы что, отрицаете право на переосмысление и раскаяние — ведь про него всегда можно сказать, что оно лишь попытка облегчить свою участь. Человек написал серьезный материал, тем более ценный в том интеллектуальном и идейном вакууме, в котором оказалось наше общество (пусть и не по чьей-то злой воле), — обсудите его по существу, а не радуйтесь возможности безответно пнуть того, кого в других обстоятельствах вы бы пнуть не посмели. Где общественная дискуссия? Вместо нее только скабрезное ерничество, которое все чаще заменяет у нас политическую и вообще интеллектуальную жизнь. Мой ответ, таким образом, есть попытка повернуть оживленное обсуждение статьи Ходорковского и ситуации вокруг нее в сторону содержательного обсуждения — она и ее автор этого вполне заслуживают.

Что есть свобода?

Ключевым словом в статье Ходорковского является свобода, для него она синоним либерализма («либерализм... не может умереть. Потому что жажда свободы...».. Но так ли это? Что есть свобода, что есть либерализм, и тождественны ли они? В первом веке Тацит утверждал, что германская свобода есть противоположность римскому порядку; в его понимании свобода есть возможность каждого делать что угодно, включая убивать друг друга, и т.о. суть антипод цивилизации. Безбрежная свобода есть синоним хаоса и с цивилизацией мало совместима. Либерал на это скажет, что никто и не говорит о полной свободе, она конечно же должна быть ограничена правами других людей да и общества в целом — но ведь все то, что истинно благо, не нуждается в ограничении. Разве надо ограничивать веру, надежду или любовь? Не глупо ли будет звучать, что избыточная мудрость опасна, а излишняя справедливость вредна — а со свободой все это звучит естественно; так такое ли она благо? Верно пишет Ходорковский, что жажда свободы есть базовый инстинкт русского человека, как и любого иного, — поэтому мы, русские, заплатили, как и иные, свою дань тем, кто объявлял, что пришел дать нам волю. Эта воля всегда оказывалась разбойничьей волей грабить, жечь и насиловать, а награбленное дуванить. При всем своем скептическом отношении к либералам, однако, я понимаю, что не эту свободу они имеют в виду. Тогда, может, речь идет о возможности делать что хочешь в личной жизни? При советской власти еще в 60-х годах сажали в тюрьму за гомосексуализм, что вызывает справедливое возмущение даже тех, кто сам вполне гетеросексуален. Но вот в цитадели свободы, США, также сажали за это в тюрьму в тех же 60-х! В 20-30-х годах там было запрещено выпивать, даже дома, — хотя кого, казалось бы, это касается. Означает ли это, что Америка 30-х и даже 60-х годов была несвободной страной? Нет, либералы явно имеют в виду и не свободу образа жизни.

Тогда, может быть, речь идет о тех бесспорных вещах, которые действительно крайне важны для человека, но сильно ограничивались в прошлом нашей страны, а на либеральном Западе — нет? Таких, например, как свобода передвижения и выбора места жительства, свобода частного предпринимательства. Но разве они отсутствуют в нынешней России? Некоторые регионы и города, например Москва или Приморье, пытаются ограничить свободу россиян селиться в них, но следует отметить, что это уж точно не вина федеральных властей — они, наоборот, с этим борются. То же и со свободой открыть свой бизнес. Эти и аналогичные свободы действительно являются ключевыми, но чего ломиться в открытую дверь, если с ними в России нет принципиальных проблем. К тому же те, кто жил в свободолюбивой Европе, знают, что в части полной зарегулированности жизни и абсолютной (куда там России!) зависимости всех и вся от бюрократии там гораздо несвободнее, чем у нас. Значит, имеется в виду и не эта свобода. И уж точно не имеется в виду свобода в смысле реальной возможности получить чего-то — например, высшее образование или полноценную медицинскую помощь (если у тебя нет денег). Такую свободу либерализм принципиально не признает — он понимает под свободой только формальное право на что-то, а не реальную возможность. В советские времена была такая присказка типа анекдота: «Я имею право?.. Имеете. Так я могу?.. Нет, не можете». А она без всякой шутки отражает либеральный подход к свободе. Так о какой свободе говорят либералы?

Под свободой либерализм понимает только свободу политическую — свободу слова, печати, собраний, выборную власть, многопартийную систему и пр. Что ж, и это важно, хотя явно не дотягивает до той свободы, в которой, по Ходорковскому, дух Прометея и Христа. Мы, русские, в отличие от жителей Запада, вообще не видим в этой свободе ничего сакрального, при том что относимся к ней вполне положительно и вовсе не собираемся от нее отказываться. Но ведь и с этой свободой в России вроде бы все нормально! Ходорковский пишет об авторитаризме, но сам признает, что никто особо не мешал на выборах оппозиционным кандидатам. И то, что и без административного ресурса и Путин на президентских, и «Единая Россия» на думских выборах победили бы, также признается. В чем же проблема? И с арестами самого Ходорковского и Лебедева — Михаил об этом не пишет, но пишут другие, — не могут же либералы всерьез утверждать, что крупных бизнесменов нельзя судить, в том числе и за экономические преступления, или нельзя арестовывать. Других можно, а бизнесменов нельзя! Такой сословной неприкосновенности не было даже при феодализме. Проще всего, конечно, считать либералов, утверждающих, что раз Путин побеждает без конкуренции и крупных бизнесменов арестовывают, то страна несвободна, маргинальными и неадекватными — а я уверен, что они вполне адекватны, а имеют в виду нечто совершенно конкретное, но не произносят этого вслух. Что же недоговаривается?

Власть без государства

Главным критерием свободности страны для либералов являются не сами выборы и т.п., а слабость государства. Не тем плох для них Путин, что он что-то не так делает, а тем, что слишком силен. И Ельцин хорош был не тем, что все делал правильно, а тем, что постоянно находился на грани потери власти. До определенной степени западные либералы используют те же подходы и к своим странам. Ну не любят либералы сильное государство — независимо от того, что оно делает. Отчасти их можно понять — в те периоды истории, когда в извечной борьбе порядок одерживал верх над хаосом (т.е. свободой), жить было несладко, потому что победивший порядок иначе называется тиранией. Но что происходит, когда порядок ослабевает, пусть и не до полного хаоса? Если государственная власть остается дееспособной, но слабой? А вот что: теми самыми князьками, хозяевами жизни и остальных людей становятся частные лица, в зависимости от степени цивилизованности общества либо бандиты, либо бизнесмены. Это и есть на самом деле идеал либералов — когда элита общества властвует над остальным населением, потому что над ней никого нет. Противостоящий же ему идеал — когда элита мало отличается от остальных по положению перед верховным правителем — как раз соответствует российской традиции. Смысл его на бытовом уровне прост — если всевластен царь и он злодей, то что ему до меня, малого человека; а вот если всевластен хозяин магазина, в котором я работаю, и он злодей, то тогда беда. Но представить себе, что сакрален и является инструментом промысла директор ООО, русскому довольно затруднительно. Вот в этом и есть главная невысказанная претензия либералов к путинской России: что элита — не какая-то конкретная группа, а элита в целом — перестала быть всевластной. Отсюда и резкая реакция на аресты бизнесменов — они кто, простые люди, что ли! А по глубинной русской традиции, которую Ходорковский, между прочим, и предлагает поставить в основу государственного строительства, — именно простые, только имеющие больше домов и машин.

Кто виноват?

Ну а теперь, понимая истинную позицию либерализма, попробуем осмыслить то, что происходило в нашей стране за время правления либералов и что объективно и самокритично изложено в статье Ходорковского. Да, как справедливо пишет Михаил, вначале либералы считали себя — и вполне заслуженно — правительством камикадзе, но быстро обросли машинами, виллами и деньгами. Но этот переход совершенно не существенен, потому что ничего не изменил в их подходах. Они, при всех их несомненных (без всякой иронии!) достоинствах, с самого начала считали народ быдлом, которое не понимает преимуществ рынка и демократии. Они ненавидели старую элиту и не хотели отождествлять себя с ней за то, что она была элитой «самодержавного» типа, ориентированной на государство. А они, как либералы, хотели элиты западного типа, стоящей над слабым государством. Авторы приватизации вовсе и не ожидали, что народ заработает «Волгу» за ваучер, они совсем и не стремились создать общество всеобщего процветания, хотя и старались ради страны (в своем понимании), — они создавали чаемую ими элиту. Я много тогда общался с отцами приватизации, и в узком кругу они прямо говорили: надо создать класс крупных собственников, все равно из кого — из бандитов так из бандитов, из жуликов так из жуликов, коли больше не из кого. И не об интересах 10% населения они радели, как пишет Ходорковский — это же 10 млн совершеннолетних, столько самодеятельного населения у нас нет и сейчас, даже с челноками и рыночными торговцами, да и те больше всех клянут либералов, — а об 1% или скорее даже 0,1%. Потому как элита — настоящая, властная, та, что нужна либералам, — не может быть 10 млн человек, даже в Китае. И потому не надо критиковать либералов, как Ходорковский, что они не знали, что делается в стране, и что руки у них не доходили до нужных реформ, — исходя из своих представлений, они действовали абсолютно сознательно.

Что делать?

Как относиться к конструктивной части статьи Ходорковского? Не к тем тезисам, разумеется, которые бесспорны и вызывают лишь уважение к честности позиции автора: о переосмыслении взаимодействия с государством, с президентом, о переориентации на имидж в России и об отказе от лжи. Тем более что эти тезисы обращены только к либералам — многим из остальных вовсе и не надо пересматривать свое отношение к государству или президенту. У Ходорковского впервые четко высказан тезис о безальтернативности легитимизации приватизации. Но надо помнить, что легитимность — это есть не соответствие закону, а принятие самого закона большинством населения как правильного; поэтому наказание тех, кто нарушил закон при приватизации, как обещает президент Путин, не есть легитимизация, потому что население в массе своей не приемлет самого принципа «большой» приватизации, а не отклонений от него. Так что предложение легитимизировать эту приватизацию путем введения налога на природопользование — это, как говорится, мертвому припарки. Мы у вас украли колоссальную собственность, но зато теперь, когда она уже принесла нам миллиарды, согласны несколько уменьшить (не до нуля!) получаемые с нее текущие прибыли, — вот что предлагается принять народу. Реально же принять приватизацию сырьевых отраслей народ может только в двух случаях: либо если она будет принудительно выкуплена у собственников за те деньги, что они реально заплатили в свое время (у них остается многомиллиардный уже полученный доход), либо, наоборот, собственники заплатят разницу между реальной ценой и тем, что они заплатили тогда, с начисленным банковским процентом. И не надо кричать: экспроприация! — можно ведь всего этого и не делать, но тогда не рассчитывайте на легитимизацию и смиритесь с тем, что ваши дети, как пишет Ходорковский, смогут появляться на улице лишь с мощной охраной (и то до поры).

Не согласен я с Михаилом и в части гражданского общества. Я уж не говорю о том, что почему это вдруг питательная среда для мозгов — гражданское общество. Разве не стали легендой достижения ученых и инженеров Третьего рейха, при том что, в отличие от советских коллег, они и в шарашках не сидели. Наши многочисленные работники умственного труда, эмигрировавшие на Запад, уехали туда вовсе не в погоне за гражданским обществом, что подтверждается их статистически крайне низким интересом к политической жизни новых родин; и все немногие успешные хай-тек фирмы России завалены предложениями специалистов реэмигрировать с Запада в Россию, если им заплатят чуть больше, без всякого страха перед отсутствием гражданского общества. Гражданское общество мило либералам тем же, чем и слабое государство, — гарантией власти частных элит. Создается впечатление, что Ходорковский совершенно адекватно оценил итоги правления либералов в России, причем достаточно самокритично, но вот в части конструктивных предложений он пытается влить новое вино в старые мехи. Очевидно, что главным требованием к крупному бизнесу, без которого не будет даже частичного его примирения с обществом, является полный отказ от участия в политике, в том числе и косвенного, через всякие фонды. Это народ требует не слабого государства, как хотят либералы, а сильного, которое есть единственная защита человека от общества. Это народ отвергает иностранное — пока далеко не всё, но тренд, как говорят маркетологи, очевиден. Игнорировать это нельзя — точнее, можно, но ценой отправления в политическое небытие; если же следовать этому, перестаешь быть либералом. Поэтому я думаю, что у либерализма в России нет будущего, по крайней мере в кратко- и среднесрочной перспективе — он переживает не кризис, а конец.

Надо просто строить не покладая рук сильную, свободную и справедливую страну; а если тогда, когда это получится, к нам приедет турист и воскликнет: ба, да это же либеральное общество! — мне, да и многим другим, жалко не будет.