В столицу Исландии советская делегация, в состав которой входили С.Ф. Ахромеев, М.С. Горбачёв, Э.А. Шеварднадзе, А.Н. Яковлев и некоторые другие, прибыла 10 октября. 11–12 - го состоялась советско - американская встреча. Она нашла отражение в мемуарах. Опубликована запись переговоров. Однако знаем мы о них пока далеко не всё.

Обычно любой подобной встрече предшествует определение предмета переговоров. Затем по каждому из включённых в повестку дня вопросу проводится предварительная подготовка, согласовываются проекты предполагаемых решений. На этот раз обе стороны ехали в Рейкьявик не только без таких документов, без предварительных консультаций, но и без согласованной обеими сторонами повестки встречи (имелось лишь в виду обсуждение проблемы ядерного разоружения). Единственно, что было определено, это её продолжительность. Но и она не могла не вызывать удивления.

«Предварительное изучение программы пребывания Горбачёва в Рейкьявике, - вспоминает генерал КГБ Н.С. Леонов, - насторожило нас крайне ограниченным временем, отведённым первоначально для собственно переговоров. Ради чего надо было ехать за тридевять земель? За два дня, 11 и 12 октября, предполагалось уделить двусторонним переговорам только шесть часов. Я мысленно прикидывал: половину времени надо отдать переводчикам - останется три часа, затем разделить остаток на двух собеседников - и получалось, что каждый располагал временем в полтора часа, чтобы изложить свои соображения по сложнейшим вопросам», таким как СОИ, стратегические системы оружия, ракеты средней дальности, подземные испытания ракет и т.д. Что можно сделать за столь короткое время, даже если предположить, что эксперты и министры будут трудиться всё оставшееся время?».

Общее представление о ходе встречи дают воспоминания бывшего советского дипломата О. Гриневского.

Переговоры начались 11 октября около 10.30 с встречи глав государств с глазу на глаз, только в сопровождении «переводчиков и записывающих»

Окончание переговоров было назначено на 12.00, но было уже 13.30. М.С. Горбачёв предложил сделать перерыв и дать возможность встретиться Э.А. Шеварднадзе и Д. Шульцу.

Во время перерыва Э.А. Шеварднадзе и Д. Шульц вышли на обсуждение следующего решения: «Стороны соглашаются ограничиться исследованиями, разработками и испытаниями, разрешёнными по Договору по ПРО, на период в 5 лет до 1991 года включительно, в ходе которого будет осуществлено 50 - процентное сокращение стратегических ядерных арсеналов. После этого обе стороны продолжат теми же темпами сокращение ещё остающихся наступательных баллистических ракет с целью полной ликвидации наступательных баллистических ракет к концу второго десятилетнего периода. При продолжении сокращений соответствующими темпами остаются в силе те же ограничения в связи с Договором по ПРО. В конце этого периода стороны будут иметь право развернуть оборонительные системы».

Э.А. Шеварднадзе считал это предложение приемлемым и предлагал только ужесточить требования по ПРО. С.Ф. Ахромеев резко выступил против американских предложений, заявив: «Это ловушка. В результате американцы сохранят свой основной стратегический потенциал: тяжёлые бомбардировщики, крылатые ракеты и базы вокруг СССР, где расположены тактические ракеты с ядерным оружием, способные достигать территории СССР».

После обсуждения американских предложений, несмотря на возражения С.Ф. Ахромеева, были приняты три поправки: а) в течение второго пятилетия - полное сокращение оставшихся 50 процентов СНВ, б) в течение всего 10 - летия работа по СОИ ведётся в лабораторных условиях, в) вопрос о судьбе СОИ оставить открытым для последующего обсуждения через 10 лет.

Когда переговоры были близки к завершению (удалось договориться и о сокращении ракет средней дальности, и о частичном сокращении баллистических ракет), исход переговоров снова упёрся в проблему СОИ. Соглашаясь ограничиться на ближайшее десятилетие разработкой СВЧ - оружия в лабораторных условиях, Р. Рейган не пожелал отказываться от возможности его испытания в космосе. И хотя, как утверждает В.А. Медведев, у М.С. Горбачёва были полномочия Политбюро выйти из «пакета» и ограничиться достигнутыми соглашениями по вопросу о сокращении ядерного оружия, он не пошёл на это.

Можно допустить, что М.С. Горбачёв ставил своей целью разоблачение США. Но это противоречило провозглашённому им курсу на разрядку. «...мы американцам не можем предлагать такое, на что они заведомо не пойдут, - заявил он на заседании Политбюро 22 сентября. - Это не политика».

Однако дело было не в М.С. Горбачёве. 

Переговоры завершились в полночь отказом Р. Рейгана от уступок в области СОИ.

«Когда настойчивость Горбачёва ещё более возросла, - пишет Г. Киссинджер, - Рейган ответил на это так, как никогда бы не посоветовал специалист в области внешней политики: он просто встал и вышел. Через много лет, когда я спросил у одного из ведущих советников Горбачёва, присутствовавшего на переговорах в Рейкьявике, почему Советы не согласились на то, что уже было принято Соединёнными Штатами, тот ответил: «Мы предусмотрели всё, но нам и в голову не пришло, что Рейган сможет покинуть переговоры».

Из воспоминаний А.Н. Яковлева: «Оба лидера посвятили проблеме разоружения много сил и внимания. Договорились о дополнительной встрече с глазу на глаз. Она продолжалась не менее двух часов. Обе делегации ждали в коридоре. Волновались. Все понимали, что за закрытыми дверями решается проблема общечеловеческого масштаба. Наконец, Горбачёв и Рейган вышли в коридор с натянутыми улыбками. Михаил Сергеевич, проходя мимо меня, шепнул: «Ничего не вышло».

Когда последняя конфиденциальная встреча двух президентов завершилась и М.С. Горбачёв появился перед камерами тележурналистов, у него было лицо, как у человека, потерявшего в своей жизни всё. Э.А. Шеварднадзе утверждает, что у него было ещё более расстроенное лицо. «Возможно, - заявил он в одном интервью, - у меня даже слёзы были в глазах, хотя это и редко со мной бывает».

Что же произошло во время этой последней встречи двух президентов? Ведь встреча в Женеве тоже завершилась без каких - либо видимых результатов. Может быть, М.С. Горбачёв и Э.А. Шеварднадзе опасались, что после этого произойдёт новое обострение «холодной войны», которая поведёт к новому витку гонки, связанному с созданием СОИ и будет непосильна для советской экономики?

Хрестоматийным является мнение, согласно которому, главное, с чем ехала в Рейкьявик советская делегация - это ценой уступок в области ядерного разоружения добиться отказа США от СОИ. Однако подобный компромисс не может не вызвать удивления.

Если США были близки к созданию лазерного оружия, надеяться на их отказ от завершения работы в этом направлении было глупостью. А если лазерное оружие представляло блеф, совершенно непонятный характер приобретают предлагавшиеся советской стороной уступки.

Насколько же реальна была идея «звёздных войн»? Хотя американская печать писала о создании лазерного оружия как о реальном факте, «испытания обнаружили столько проблем, что об успехе не могло быть и речи».

Позднее «министр обороны США Лес Эспин признал, что Пентагон разработал в 1984 г. совершенно секретную программу, призванную ввести в заблуждение Советский Союз относительно успехов Соединённых Штатов в реализации программы СОИ».

Ещё более сенсационное признание сделал бывший заместитель советника президента по вопросам национальной безопасности Роберт Мак - Фарлейн. Позднее он заявил, что СОИ представляла собой блеф, смысл которого заключался в том, чтобы «раскрутить на полную катушку создание ПРО под аккомпанемент пропагандистских фанфар», а затем, «когда запрещение ПРО станет главной целью советской политики», пойти на это, «но в обмен на существенное сокращение или запрещение тяжёлых МБР», по которым СССР далеко опережал США.

Понимало ли это советское руководство? Если верить Э.А. Шеварднадзе, нет. Убедительность его словам придаёт тот факт, что именно так освещалась эта проблема на страницах советской печати.

Лётом 1986 г. «Известия» опубликовали небольшую заметку, в которой утверждалось, что США имеют возможность создать СОИ в течение десяти лет, для этого им придётся израсходовать 770 млрд дол. И хотя автор публикации выражал сочувствие американским налогоплательщикам, на плечи которых ляжет эта огромная сумма, скрытый смысл публикации заключался в том, что у Советского Союза нет таких огромных средств, поэтому через десять гонка вооружений между СССР и США будет проиграна.

Между тем работы в области СВЧ - оружия велись и в нашей стране, причём с 1970 г. Однако, несмотря на огромные средства, вложенные в этот проект, за 15 лет добиться успехов не удалось. И в начале 1986 г. работы были прекращены.

Конструктор первых советских систем противоракетной обороны Герой Социалистического труда Г.В. Кисунько так объяснял неудачу с созданием «СВЧ - оружия»: «В его основе лежит внешне заманчивая, но технически абсурдная идея поражать боеголовки ракет не противоракетами, а сфокусированными радиолучами в диапазоне сверхвысоких частот». Между тем «для реально действующего СВЧ - оружия нужны гигантские энергетические мощности, в тысячи раз превосходящие сумму мощностей всех электростанций земного шара».

«Как рассказал «Красной звезде» один из корифеев советской программы военных лазеров профессор Пётр Зарубин, к 1985 г. наши учёные точно знали: американцы не могут создать действительно компактного боевого луча для уничтожения русских ракет в космосе».

«В реальность угрозы СОИ, - вспоминает А.С. Грачёв, - в Москве не верили. Комиссия академика Евгения Велихова, созданная ещё при Андропове, пришла к заключению, что эта система эффективно работать не будет (впоследствии это подтвердилось), а военные и ВПК предложили сразу же несколько вариантов «ассиметричного ответа» американцам».

Следовательно, к осени 1986 г. М.С. Горбачёв знал, что США блефуют. В то же время он не только продолжал держать в неведении на этот счёт членов Политбюро [477] и своё ближайшее окружение, но и, если верить Э.А. Шеварднадзе, сумел оказать на учёных - физиков во главе с Е.П. Велиховым такое влияние, что они пересмотрели своё первоначальное мнение и заявили о возможности создания СОИ.

Позицию главы советского государства можно было бы понять как тактический приём в дипломатической игре с США. Однако, как свидетельствуют документы, М.С. Горбачёв использовал СОИ в качестве средства запугивания советского общества и решающего аргумента для давления на руководство партии. Отмечая на заседании Политбюро перед отлётом в Рейкьявик, что «выход с оружием в космос» будет означать «изматывание нашей экономики», он заявил: «Если нам навяжут второй этап гонки, мы проиграем». И формулировал «сверхзадачу» - «сорвать новый этап гонки вооружении».

Этот аргумент он пытался использовать для давления на руководство партии и после Рейкьявика. Выступая 30 октября 1986 г. на заседании Политбюро и касаясь проблемы создания Соединёнными Штатами СОИ, он продолжал запугивать своих коллег по партии: «Они нас обойдут в космосе» [480].

А поскольку «звёздные войны» представляли собою мираж и Михаил Сергеевич это знал, получается, что он сознательно поддерживал США в той игре, которую они вели вокруг «звёздных войн». Но зачем?

На состоявшейся по итогам встречи пресс - конференции М.С. Горбачёв ошарашил всех присутствующих, в том числе и собственную делегацию, заявив, что Рейкьявик - это прорыв в холодной войне. «Когда Генеральный секретарь представил провал рейкьявикской встречи как победу, сидящая в зале Раиса Горбачёва с восторгом смотрела на мужа, и по её лицу текли слёзы».

А далее произошли ещё более странные вещи. 

Несмотря на объявленный «прорыв», вызвавший слёзы умиления у Раисы Максимовны, 19 октября Москва выдворила из СССР 5 американских дипломатов. В ответ на это 21 октября США выслали 55 советских дипломатов, после чего СССР предложил покинуть Москву ещё пятерым американским дипломатам, а 250 советских служащих покинули американское посольство, оставив его без обслуживающего персонала.

Между тем страсти не утихали. 

5–6 ноября в Вене состоялась встреча Э.А. Шеварднадзе и Д. Шульца. Найти компромисс не удалось. Более того, государственный секретарь США довёл до сведения советского министра иностранных дел, что Вашингтон аннулирует то соглашение по ракетам, которое было достигнуто в Рейкьявике. Если 27 мая США заявили о намерении выйти из договора об ОСВ - 2, 28 ноября они официально уведомили Москву о принятом на этот счёт решении.

Таким образом, после объявленного «прорыва» в Рейкьявике произошло новое ухудшение советско - американских отношений. В некоторых отношениях были перечёркнуты даже скромные результаты Женевы.

Во всяком случае под Новый год Р. Рейгану уже не была дана возможность выступить с телеобращением к советскому народу, а М.С. Горбачёву - к американскому. В начале 1987 г. президент США заявил о намерении продолжить крестовый поход против СССР, а М.С. Горбачёв снова обрушился с обвинениями на американский империализм.

Прошло 20 лет. И вдруг осенью 2006 г. в Рейкьявике был открыт монумент, посвящённый советско - американской встрече 1986 г. как поворотной вехе на пути прекращения «холодной войны». Спрашивается, какой же имеет смысл этот памятник, если данная встреча завершилась ничем и привела не к улучшению, а ухудшению советско - американских отношений?

Значит, монумент поставлен не тому, что нам известно о ней, а тому, что до сих пор скрывают от нас.

По словам М.С. Горбачёва, «он привёз в Рейкьявик бомбу, но у Рейгана не было никакого встречного предложения. Он не был готов». То, что советская делегация на переговорах в Рейкьявике согласилась пойти на серьёзные уступки, это факт. Но назвать их «бомбой» было бы большим преувеличением. Следовательно, «бомбой» было не то, что известно нам о предложениях советской стороны, а то, что остаётся неизвестным.

Вскоре после окончания встречи в Рейкьявике «Московские новости» опубликовали статью заместителя главного редактора этой газеты Ю. Бандуры под странным названием «Монолог с президентом США. Рейкьявик - не Каносса». Из этой статьи явствует, что в США поведение советской делегации в Рейкьявике, точнее поведение М.С. Горбачёва, было оценено как капитуляция. Но о какой капитуляции может идти речь, если во время этой встречи обсуждался только вопрос о сокращении ядерного оружия и никакого соглашения по этому вопросу достигнуто не было?

Лётом 1993 г. в интервью журналу «Фигаро» бывший советский лидер сделал следующее многозначительное заявление, понятное, видимо, только для посвящённых: «Рейкьявик, - сказал он, - на деле был драмой, большой драмой. Вы скоро узнаете, почему».

Спрашивается, если встреча закончилась безрезультатно, каким образом она могла стать «прорывом в холодной войне»? А если это действительно был «прорыв в холодной войне», почему его следует рассматривать как драму?

Между тем, характеризуя Рейкьявик как драму, М.С. Горбачёв делает ещё более интригующее утверждение, сравнивая Рейкьявик и Чернобыль: «Разного рода драмы - Чернобыль и Рейкьявик. Но по потрясению основ, на которых строился послевоенный мир, они сопоставимы».

«Рейкьявикская встреча, - заявил позднее его переводчик П.Р. Палажченко, - событие очень масштабное, его предстоит ещё в полной мере вывести на исторический разбор. Будут, я думаю, со временем опубликованы и беседы эти, потому что беседы действительно исторические».

Приведённые слова были сказаны в 1992 г. В следующем, 1993 г., материалы этих бесед появились в печати. И ничего «масштабного» по сравнению с тем, что к тому времени уже было известно о встрече в Рейкьявике, в них не оказалось. Нет в них ни того, что можно назвать «бомбой», ни того, что позволяло бы охарактеризовать Рейкьявик как сопоставимую с Чернобылем «драму» или Каноссу.

Но если слова о «масштабности», «бомбе», «Чернобыле» и «Каноссе» были сказаны не просто так, получается, что опубликованные материалы встречи не дают полного представления о ней.

Но тогда напрашивается заключение, что в Рейкьявике Р. Рейган и М.С. Горбачёв рассматривали проблемы, которые далеко выходили за рамки официальных переговоров о разоружении, но не нашли отражения в опубликованных материалах.

О том, что в Рейкьявике обсуждались не только вопросы разоружения, писал позднее, опираясь на сведения разведки, руководивший тогда ПГУ КГБ В.А. Крючков. Об этом же со ссылкой на надёжные источники, раскрыть которые он пока не может, в беседе со мной заявил бывший главный редактор журнала «Коммунист» Р.И. Косолапов.

И действительно, уже в первый день главы двух государств договорились, что предметом обсуждения будут не только вопросы разоружения, но и региональные и гуманитарные проблемы, а также двухсторонние отношения. Причём, как пишет О. Гриневский, «с той поры именно эти проблемы определяли повестку дня всех советско - американских встреч на высшем уровне» [494].

Частично этот факт нашёл отражение в мемуарах США госсекретаря Д. Шульца, который отмечает: «В Рейкьявике Рейган и Горбачёв согласились», что отныне «повседневным и признанным пунктом повестки дня советско - американских переговоров» станут «права человека».

Ещё совсем недавно советское руководство даже постановку вопроса о «правах человека» в СССР рассматривало как вмешательство во внутренние дела. Достижение отмеченной договорённости означало, что с этого момента М.С. Горбачёв не только открыл перед США возможность для подобного вмешательства, но и продемонстрировал свою готовность обсуждать американские рецепты по демократизации советского общества.

Но главное заключалось в другом: ведь Москва готовилась к совершенно другой, более узкой, только «разоруженческой» повестке дня. Естественно возникает мысль, что боле широкая повестка была навязана советской стороне Р. Рейганом. Однако О. Гриневский пишет, что оба президента договорились об этой повестке «без проблем». Неужели Михаил Сергеевич проявил такую уступчивость?

«Сначала, - вспоминал Р. Рейган, - состоялась краткая беседа с Горбачёвым наедине, но вместе с переводчиками...

Горбачёв попытался ограничить переговоры вопросом контроля за вооружением. Однако я начал их с протеста против нового советского отказа своим гражданам эмигрировать по религиозным убеждениям или для воссоединения разъединённых семей. Я поднял также афганскую проблему, высказался по поводу продолжающихся подрывных действий Советского Союза в странах «третьего мира».

Однако, как явствует из опубликованных записей этой беседы, Р. Рейган начал с вопроса о сокращении ядерных вооружений. А советский генсек сам предложил включить в программу обсуждения ещё три группы вопросов: о гражданских правах, о региональных проблемах и о двухсторонних отношениях [497].

Итак, оказывается, инициатива расширить предмет переговоров исходила не от Р. Рейгана, а от М.С. Горбачёва. Но тогда получается, что, направляясь в Рейкьявик, он планировал обсуждать с американским президентом не только проблему разоружения. А поскольку советская делегация не готовилась к этому и не имела на этот счёт директив Политбюро, получается, что Михаил Сергеевич собирался обсудить с президентом США какие - то другие вопросы за спиной руководства партии и государства.

Рассмотрение этих вопросов, по всей видимости, и было главной целью его встречи с американским президентом, а проблема разоружения использовалась в качестве прикрытия.

Эта сторона переговоров в Рейкьявике до сих пор не привлекала внимания исследователей. Между тем, когда днём 12 октября переговоры по ядерному разоружению зашли в тупик, М.С. Горбачёв вдруг «напомнил, что ещё не обсуждались гуманитарные и региональные проблемы, а также вопросы двухсторонних отношений».

Спрашивается, как же обсуждение этих вопросов могло подвинуть на компромисс США в области СОИ? Ответ может быть только один: к уступкам в сфере сокращения ядерного оружия советский лидер собирался добавить уступки в гуманитарных и региональных вопросах, в вопросах двусторонних отношений.

Между тем обсуждение этих вопросов не нашло отражения в известных нам официальных документах.

В связи с этим особого внимания заслуживают слова М.С. Горбачёва, сказанные им в беседе с американским сенатором Г. Хартом: «Рейган предложил вести главную часть переговоров без присутствия своего государственного секретаря или основных помощников», т.е. «главная часть» переговоров в Рейкьявике велась руководителями двух государств с глазу на глаз.

К сожалению, ни М.С. Горбачёв, ни Р. Рейган ничего не пишут об этом. Пока хранят молчание и их переводчики.

Практику бесед с глазу на глаз новый генсек стал широко использовать с первого же выезда за границу в новом качестве [502]. Подобная практика известна давно. Причём обычно после таких встреч главы правительств обязаны представлять официальные отчёты. Однако, если верить В.А. Крючкову, М.С. Горбачёв стал нарушать это правило и в лучшем случае информировал своих коллег о таких беседах лишь устно.

В 1997 г. «Комсомольская правда» опубликовала статью «Кремлёвские секреты хорошо идут под водочку». В комментариях к ней бывший генерал КГБ Н.С. Леонов заявил, что «беседы Горбачёва с иностранными политиками» «не фиксировались в записках» и что во время этих встреч «Горбачёв, бывало, прибегал к услугам только чужих переводчиков».

Через месяц А.С. Черняев и П. Палажченко на страницах «Московских новостей» выступили с опровержением. Они заявили: «Помощник по международным вопросам присутствовал на всех таких беседах. И не было ни единого случая, чтобы они велись без наших переводчиков. Большинство бесед, включая самые значительные и секретные, переводил Павел Палажченко (английский язык). Подробная запись в этот же или на следующий день оформлялась переводчиком с помощником и направлялась Горбачёву, который рассылал текст по Политбюро, иногда и Секретариату ЦК». «Эти записи, хранившиеся в архивах ЦК и Президентском архиве, находятся сейчас там, где им определило место российское правительство».

В заключение с детской простотой авторы выразили удивление: если беседы происходили с глазу на глаз, «каким способом в КГБ «узнавали», будто записи не ведутся».

Незадолго до смерти А.Н. Яковлев дал интервью журналу «Коммерсантъ - Власть» и сделал сенсационное заявление, на которое почему - то никто не обратил должного внимания. Оказывается, переговоры в Рейкьявике велись в двух форматах: один можно назвать официальным, другой - конфиденциальным. Официальные переговоры протоколировались, конфиденциальные - нет. В результате этого по одним вопросам были достигнуты официально зафиксированные соглашения, по другим - устные договорённости .

Когда в беседах с Н.И. Рыжковым и В.М. Фалиным я задал вопрос: возможно ли было такое, оба дали на него утвердительный ответ.

И хотя А.Н. Яковлев не раскрыл содержания достигнутых в Рейкьявике договорённостей, опираясь на его интервью, можно утверждать, что круг вопросов, рассматривавшихся в ходе конфиденциальных переговоров, был значительно шире того круга вопросов, которые обсуждались на официальных переговорах. Для понимания этого особое значение имеет следующее свидетельство Александра Николаевича.

«Горбачёв с Рейганом, - сообщил он, - при мне договорились о том, что надо и Варшавский блок, и НАТО превращать в политические организации. Это не было зафиксировано в соглашении, и американцы нас обманули. Мы Варшавский договор распустили, а они НАТО стали укреплять. Чистейший обман. Говорят, что не было такого соглашения. Да, соглашения такого не было, но договорённость была. Присутствовали при этом шесть человек: Рейган, Горбачёв, Шеварднадзе, я и два переводчика».

Как уже отмечалось, устранение блокового противостояния было одной из необходимых предпосылок построения «общеевропейского дома». Если исходить из воспоминаний А.Н. Яковлева, получается, что этот вопрос специально рассматривался в Рейкьявике.

Если же в Рейкьявике была достигнута договорённость о превращении ОВД и НАТО из военных организаций в политические (а у нас нет никаких оснований ставить приведённое свидетельство А.Н. Яковлева под сомнение, тем более, что никто из названных им участников этой встречи его не опроверг), это предполагало договорённость по целому ряду других вопросов: ликвидация «железного занавеса», переход от военного противостояния к политическому сотрудничеству, сокращение ядерных и обычных вооружений, конверсия военной промышленности, вывод американских войск из Западной Европы, а советских - из Восточной, отказ СССР от военной поддержки политических режимов в странах «народной демократии» и в других странах мира, реформирование советской политической системы, изменение идеологии и т.д.

Но возможно ли было такое? 

Для ответа на этот вопрос прежде всего следует вспомнить записку, которая была подготовлена под руководством В.М. Фалина в августе - сентябре 1986 г., т.е. буквально накануне Рейкьявика, о положении дел в странах «народной демократии».

«В августе - сентябре 1986 года - пишет В.М. Фалин, - я нашёл необходимым привлечь внимание Генерального секретаря и ряда его коллег к грозовым тучам, что надвигались на ГДР, Чехословакию и другие союзные нам страны,.. к короткой записке была приложена экспертная оценка состояния дел, выполненная профессором Р.А. Белоусовым, с поразительно верным, как оказалось, прогнозом: к концу 1989 года страны СЭВ вступят в полосу экономических катаклизмов с необратимыми социальными, политическими и иными последствиями».

Показательно, что вскоре после встречи в Рейкьявике 10 ноября 1986 г. состоялась встреча руководителей «соцстран» в Москве. М.С. Горбачёв придавал этой встрече настолько важное значение, что даже А.Н. Яковлев как руководитель отдела пропаганды и В. Медведев как руководитель отдела по связям со странами социализма «не были допущены в зал и подслушивали переговоры в кабине переводчиков».

На этом совещании М.С. Горбачёв заявил, что страны социализма стоят перед выбором: или мы докажем «привлекательность нашего образа жизни», или нас отбросят «назад со всеми вытекающими отсюда последствиями для судеб социализма». Отметив, что в 70 - е годы социалистические страны не смогли осуществить необходимый «технический рывок» и начали терять темпы своего развития, советский генсек заявил: выход из этого положения только один - включить в действие человеческий фактор, а единственное средство решить эту задачу - демократизация общества. Следовательно, необходима перестройка.

Далее, по утверждению А.С. Грачёва, «Горбачёв объявил: отныне каждая партия и её руководство несут полную ответственность за происходящее в собственной стране. Смысл сигнала был ясен: «На наши танки ради сохранения вас и ваших режимов у власти не рассчитывайте».

С переменами в странах Восточной Европы была связана ещё одна проблема - судьба двух Германий. По свидетельству В.М. Фалина, он был сторонником их объединения и участвовал в обсуждении этого вопроса с 1986 г.

«Если верить Шеварднадзе, - пишет В.М. Фалин, - советское руководство «списало» ГДР где - то в 1986 г.» [515]. Действительно, в одном из своих интервью Э.А. Шеварднадзе заявил, что «ещё в 1986 г.» он пришёл к выводу о «скором возникновении» проблемы объединения Германии. О том, что вопрос об объединении Германии возник «раньше» 1987 г., утверждал А.Н. Яковлев.

По свидетельству Ханса Модрова, впервые он понял, что в руководстве СССР рассматривается такая возможность весной 1986 г. «На одной из конференций в советском МИДе 28 мая 1986 г. Горбачёв и Шеварднадзе впервые намекнули на то, что объединение двух немецких государств не является для них немыслимым».

«Эта точка зрения, - пишет X. Модров, - позднее неоднократно обсуждалась в узком кругу в ЦК и Министерстве иностранных дел, в котором чаще всего, в силу особых отношений с Германией, можно было встретить Шахназарова, Фалина, Фёдорова, Мартынова, Богомолова и Бондаренко. И здесь наличествовали две линии: одни считали объединение логичным, естественным и неизбежным, другие ни в коем случае не хотели раскачивать статус - кво».

Как отмечает А.С. Черняев, следя за обсуждением проблемы «общеевропейского дома», он пришёл к выводу, что в руководстве партии назревает осознание неизбежности объединения Германии, и накануне XXVII съезда КПСС предложил М.С. Горбачёву обозначить эту проблему в своём отче гном докладе.

На основании приведённых фактов можно утверждать, что ко времени встречи в Рейкьявике новый генсек был готов к обсуждению тех проблем, которые вытекали из договорённости о необходимости превращения НАТО и ОВД из военных в политические организации.

Позднее, в 1988 г., среди латвийской оппозиции появились сведения, что «в Рейкьявике состоялось соглашение между державами, в которое в той или иной форме был включён не только вопрос о Восточной Европе, но и о Балтии».

По свидетельству бывшего председателя КГБ Эстонии, генерала К.Е. Кортелайнена, в 1986 г. возглавляемый им комитет получил агентурную информацию, что в Рейкьявике главы США и СССР обсуждали судьбу Прибалтики. Причём «Горбачёв обещал американскому президенту», что не будет «мешать прибалтийским националистам» и даст «возможность этим республикам отделиться». «Это сообщение было передано в Москву, но, видимо, за пределы площади Дзержинского так и не вышло». А кому В.М. Чебриков мог его представить?

Свидетельство К.Е. Кортелайнена кажется невероятным. Однако оно перекликается с другими фактами.

Летом 1986 г. в Прибалтике возникла группа «Хельсинки - 86», которая 6 июля обратилась к М.С. Горбачёву с предложением - позволить латышам самим решить: быть или не быть им в составе СССР.

Островский А.В. отрывок из книги «Глупость или измена? Расследование гибели СССР»