1.
Во избежание недоразумений с самого начала я должен оговориться: я – не марксист. Но я не принадлежу к разряду тех, кто не признает в учении Маркса ничего ценного. Не буду говорить о том, что это, как правило – следствие избытка эмоций, затуманивающих ум, а вовсе не плод внимательного и серьезного изучение трудов Маркса — признанного основателя одного из самых влиятельных до сих пор течений европейской философии.
Дело в том, что я вообще не склонен считать, что существует некое абсолютное заблуждение. Напротив, мое мнение состоит в том, что каждое заблуждение несет в себе определенную долю истины, а великое заблуждение, способное овладеть сознанием миллионов людей, несет в себе осколок великой же истины. И, как писал гениальный русский философ Вл. Соловьев, именно этим отблеском истины, или, добавим, односторонне и искаженно понятой истиной оно и привлекает людей, заставляет их отстаивать это заблуждение и даже бороться за него, не боясь жертв[1].
А иначе, если признать, что наряду с абсолютной истиной есть и абсолютная ложь, то мы придем к позиции еретиков-манихеев, которые учили, что существует два бога — бог добра и бог зла (ведь истина – это гносеологическая ипостась добра, а ложь — гносеологическая ипостась зла).
Моя же позиция иная: я полагаю, что абсолютно лишь добро, которое и есть Бог, а зло, как бы сильно оно ни было в нашем мире — не более, чем эпизод Божественного Промысла о бытии, попустившего его. Разумеется, эту свою позицию я никому не навязываю силой, я лишь прошу своих оппонентов быть последовательнее. А то очень удивительно видеть среди, к примеру, религиозных интеллектуалов, да еще и заявляющих о своей ортодоксальности, (а ведь именно из стана современных религиозных философов и публицистов мы слышим особенно часто критику учения Маркса и, увы, нередко критику огульную) лиц, которое поносят марксизм с совершенно манихейской точки зрения.
Итак, смею считать, что любая значимая философская школа, известная из истории философии, имеет, так сказать, непреходящую часть своего содержания. Любая значимая философская школа производит своего рода философское открытие, без учета которого в дальнейшем уже невозможно профессионально рассуждать о философских проблемах. Другое дело, что такие открытия, как и любые другие, например, географические, сплошь и рядом бывают переоткрытиями, но это уже не суть важно: если цивилизация прочно забыла о некоторой древней истине, то ее переоткрытие, ее провозглашение на языке иного времени и иной культуры, тождественно открытию. Таким «философским открытием» у Канта, например, был тезис об активности познающего субъекта, о том, что мы не только отображаем мир в сознании, но и в самом акте познания создаем свой, сугубо человеческий мир.
Марксизм, как уже говорилось — весьма влиятельная и значительная школа современности. Если некоторые доморощенные «антимарксисты» резко оспаривают это, то лишь потому, что они судят о марксизме по его вульгарным изложениям в советских учебниках, и, увы, ничего толком не знают ни о самом Марксе, ни о его разнообразнейших последователях — от Бернштейна и Люксембург до современных Фромма и Жижека. Впутываться в полемику с этими господами у меня желания нет, я лишь укажу им, что не стоит стремиться «быть святее самого Папы», им бы следовало почитать, с каким пиететом западные антимарксисты — Рассел, к примеру — отзываются о Марксе.
В чем же состояло философское открытие марксизма? На это вопрос в двух словах ответить трудно и вряд ли нужно, тем более, «упростителей», сиречь вульгаризаторов Маркса и без меня хватает. Поэтому постараюсь ответить развернуто, не боясь длиннот.
2.
Начну, с того, что до Маркса люди считали, что историю делают отдельные социально активные индивиды и уж во вторую очередь совокупность действий всех живущих на земле в данный момент людей (при этом, не играет значительной роли, признавалась ли история реализацией Промысла Божьего или относилась на счет свободной воли самих людей, если опустить непосредственное вмешательство Бога в историю — то есть чудеса, которые даже по мнению тех, кто в них верит, совершаются редко, Промысел Божий действует через земных людей). А поскольку человек — прежде всего, существо разумное, то эти действия каким-либо образом осмысленны, подкреплены и мотивированы идеями, а в предельном случае — доктринами, идеологиями, научно обоснованными концепциями.
Иными словами, до Маркса само собой разумеющимся считалось, что отдельные люди могут изменять события, окружающие их условия, историю, наконец, как захотят, для этого достаточно лишь иметь идею и волю, для того, чтобы внедрить идею в жизнь. Маркс и Энгельс назвали это воззрение историческим идеализмом, так как оно утверждает, что людские идеи творят жизнь, а не наоборот — жизнь творит людские идеи. На мой, сугубо субъективный взгляд термин не очень-то удачный, так как истинный идеализм — например, идеализм Плотина или Владимира Соловьева бесконечно далек от этого возвеличения абстракций, находящихся в индивидуальном сознании.
Истинный идеализм понимает идею совершенно иначе — как общезначимый, умопостигаемый закон всякого бытия, мироздания, природы. Истинный идеализм, наконец, вовсе не отрывает идеи от материи, напротив, в самой идее он декларирует момент материальности — софийность, а в самых обычных материальных вещах — идеальность, «формы», внутренние, умопостигаемые принципы организации вещей.
Но как бы то ни было из соображений удобства имеет смысл пользоваться уже устоявшимися, общепринятыми терминами, поэтому и я в дальнейшем стану называть это воззрение исторический идеализм.
Не надо, кстати, думать, что речь идет о некоем устаревшем, давно исчезнувшем воззрении. Обыватель остается его приверженцем до сих пор, даже если этот обыватель имеет вузовский диплом и «изучал» марксистско-ленинскую философию (вот вам, кстати, аргумент в пользу актуальности учения самого Маркса, а не его упростителей). Это явствует хотя бы из того, например, что обыватель может ругать Ленина и «проклятых большевиков» за то, что они сделали революцию в России. Получается, захотели большевики, собрались гуртом, выработали программу действий, поднатужились и — сделали революцию!
Не захотели бы — осталось бы все как прежде, и жили бы мы теперь в Российской Империи — господа Киреенко, Немцов, и многие другие, вплоть до журналистов модных московских изданий — на Украине, за «чертой оседлости», а господин Ельцин — на Урале заводским мастером. При всей комичности данных выводов, исторический идеализм в его наиболее грубой форме к этому и ведет, ведь согласно ему получается, что никаких причин и предпосылок у революции не было, кроме «злой воли большевиков», ни экономических, ни социальных, ни политических!
Маркс же представил ситуацию совершенно иным образом. Прежде всего он указал на тот очевидный факт, что каждое поколение, приходя в мир, уже застает определенные материальные и духовные условия, которые были созданы в ходе деятельности предыдущих поколений. Люди могут не осознавать этого, но тогда они не будут осознавать своей ограниченности, своих истинных возможностей и перестанут быть реалистами. Это еще не само «философское открытие» Маркса, а лишь вступление к нему, однако, наш обыватель — независимо какой: сидящий дома перед телевизором или заседающий в правительстве — не в состоянии понять, увы, даже этого. Стал же неумный, хотя и начитанный и умеющий важно надувать щеки обыватель Е.Т. Гайдар в евразийской, наполовину азиатской стране, которая имеет тысячелетние традиции социального солидаризма, насаждать модели, сконструированные из обрывков западных либеральных теорий и постулатов вульгарного марксизма, и рассчитанные на подобное западному атомизированное общество рациональных эгоистов! Что это, как не обывательская самодовольная похвальба: «что хочу, то и ворочу!»? И не возражать, у меня на вооружении «научная концепция»! Поэтому хочу – прикажу кукурузу в зоне вечной мерзлоты сеять! По новейшим агрономическим инструкциям! А хочу — прикажу капитализм англо-саксонского типа построить — среди русских, татар и бурят! По суперновейшим экономическим теориям!
Но если бы Маркс остановился только на этом, он прослыл бы наблюдательным и остроумным политическим писателем, но никак не великим философом. Маркс же пошел дальше и ввел понятие «общественное бытие».
Современный отечественный философ-марксист Р.Л. Лившиц напоминает, что мыслители-первооткрыватели вводят новый термин не случайно, а потому что они нашли нечто новое, чему в предыдущем философском лексиконе имени нет. Так вот, общественное бытие — это не просто материальные условия, которые человек застает, приходя в мир. Когда говорят о материальных условиях, обстоятельствах, то, очевидно, имеется в виду нечто внешнее по отношению к человеку, что его «ловит», что перед ним «стоит». Маркс же говорит об ином — о вписанности, впаянности самого человека как общественного существа в реальную жизнь общества, в общественное бытие. Кстати, в своей работе «Немецкая идеология», где впервые провозглашается метод исторического материализма, как синонимы «общественного бытия» Маркс и Энгельс употребляют слова «жизнь», «действительный жизненный процесс», «действительность».
Речь идет о том, что если ранее, в историческом идеализме человек воспринимался как некое самодостаточное существо, являющееся в социальную реальность уже с готовыми идеями, концепциями, ценностями — как бог из машины — то теперь, в историческом материализме человек, в том смысле, в каком он существо общественное, воспринимается как часть жизни, системы отношений между людьми в обществе, общественного бытия. «Общественное бытие определяет общественное сознание» — эта формула Маркса и Энгельса выражает самую суть уже названного метода, противоположного историческому идеализму — исторического материализма. Но сама общность этой формулы способна ввести в заблуждение, вызвать неправильные ее толкования. Яркий пример такого искажения Маркса — понимание этой формулы так, что любой человек-де совершенно не свободен в своих действиях, каким его сделает среда, таким он и будет. Увы, большинство весьма и весьма прозорливых, лучших русских философов — скажем, С.Л. Франк, С.Н. Булгаков воспринимали Маркса именно так — как примитивного экономического детерминиста и критиковали его за отрицание человеческой свободы и за вытекающий отсюда имморализм, ведь если человек в принципе не свободен, то от него нельзя требовать исполнения нравственного закона, и нельзя его судить за безнравственные его поступки.
Впрочем, С.Л. Франку и С.Н. Булгакову это простительно, все произведения Маркса, где он предстает как глубокий философ и гуманист, а не как политэконом — «Немецкая идеология», «Экономически-философские рукописи» — были найдены лишь в 30-х годах ХХ века, а получили известность еще позднее — в 60-х годах. Франк и другие философы Серебряного века судили о Марксе и Энгельсе по их работам зрелого периода, где, даже по признанию самого Энгельса, они с Марксом в пылу полемики многое упрощали, и главное, собственно уже не касались философских вопросов, а также по книгам последователей-вульгаризаторов, про которых сам Маркс сказал: если эти граждане марксисты, то я — не марксист. Непростительно же это современным «критикам марксизма», даже не открывавшим «Экономически-философских рукописей», ну да оставим это на их совести.
Так вот, я прошу обратить внимание на то, что Маркс утверждает лишь — общественное бытие определяет общественное сознание. Не индивидуальное, не личное, а именно общественное сознание. Если же кто-нибудь заявит по этому поводу, что не стоит огород городить: общественное сознание-де просто сумма индивидуальных сознаний, то он, полагаю, только оконфузится, приписав Марксу плохое знание диалектики.
«Целое всегда больше простой суммы своих частей» — так гласит элементарный закон диалектики, прекрасно знакомый Гегелю, прекрасно знакомый и Марксу, который начинал свой путь в философии как ученик Гегеля, а от его диалектического метода не отрекся даже тогда, когда перешел на позиции материализма. Зачем бы Марксу ввозить особый термин «общественное сознание», если бы он хотел бы лишь сказать о сознании отдельных людей? Думается, прав уже упоминавшийся Р.Л. Лившиц, когда он пишет о том, что «общественное сознание» предполагает рассмотрение общества как особого организма, обладающего своеобразным «сознанием». Добавим только — «сознание» это работает по другим законам, нежели индивидуальное сознание каждого из нас, поэтому общество и нельзя описывать как «сверхчеловека», как хотелось бы фантастам-холистам и разным оккультистам-мистикам, и поэтому его изучает уже не наука психология, а наука социальная философия. А от себя я бы добавил, что наше индивидуальное сознание состоит, так сказать, из двух частей. Одна — это наша неповторимая персона, которая, разумеется, свободна. Вторая — это сегмент общественного сознания в нашем индивидуальном сознании, где коренятся разные установки, ценности, принципы, которые мы, конечно, получаем в процессе воспитания, социализации. Фрейдист бы назвал эту вторую часть — сверх-Я. Если переводить марксизм в термины фрейдизма – более понятные современным людям — общественное сознание есть простая совокупность сверх-Я людей, составляющих общество.
Итак, утверждать, что марксов тезис: «общественное бытие определяет общественное сознание» есть проповедь несвободы человека, есть провозглашение человека роботом, в которого общество вкладывает программы поведения — это все равно что утверждать: тезис «каждый человек, выпавший из окна, несвободен в своем падении, и будет падать вниз» есть отрицание любой, в том числе и нравственной свободы человека. Последний тезис говорит о несвободе человека лишь как физического тела. Марксов тезис говорит лишь об обусловленности общественного сознания. Человек же как таковой в своих поступках свободен, он может выбирать между добром и злом, между тем, например, стать ему на сторону угнетателей и стяжателей или угнетенных и обездоленных.
Да если бы Маркс отрицал саму свободу человека, как бы он мог возмущаться бесчеловечностью английских работорговцев, добывавших «первоначальный капитал» для английской промышленности? Ведь с точки зрения вульгарного марксизма работорговцы во-первых, не могли поступать иначе, потому что такими их сделала среда, их «общественное бытие», а во-вторых, при всей своей мерзости они делали «прогрессивное дело», готовили почву для боле прогрессивного строя — капитализма (кстати, заявления Гайдара, Хакамады и Немцова о том, что не надо-де строго судить российских олигархов, ограбивших народ, они ведь деятели периода «первоначального накопления, обличают в этих псевдо-либералах обычных вульгарных марксистов).
Да это какими глазами нужно было читать «Капитал», где целые страницы и главы дышат моральным пафосом, основывающимся на убеждении Маркса, что человек как личность свободен, что эту его свободу не должно стеснять экономическое принуждение, и что, наконец, только коммунистическая революция, которую совершат освободившиеся от пут буржуазной идеологии люди, сделает все человечество свободным!
Но вернемся к историческому материализму. Теперь я вынужден еще напомнить, что сами Маркс и Энгельс видели в нем не застывшую теорию на все века, не догму, а научный метод. Метод, который должно применять для объяснения социальной реальности лишь в определенных, сугубо специфичных случаях и в сочетании с другими методами. Поздний Энгельс в «Письмах об историческом материализме» советует сочетать, между прочим, его с противоположным ему методом — историческим идеализмом. То есть он прямо не употребляет этот термин, но суть именно такова: он говорит о том, что нельзя забывать об обратном влиянии надстройки (идей) на базис (общественное производство и реальную жизнь). Действительно, есть целые области жизни, например, искусство, где идеи обладают чрезвычайно сильным влиянием, и где попытка свести все на особенности «материального производства», очевидно, смехотворны; об этом красноречиво пишет и Р.Л. Лившиц в той же статье. Добавлю к этому, что необходимо сочетать его и с географическим материализмом, с методом, учитывающим влияние природных условий на жизнь того или иного сообщества людей.
Таково философское открытие Маркса. Оно, я еще раз повторю это, являет собой непреходящую часть содержания его учения, которую уже не может не принимать внимание ни один философ, кто бы он ни был — идеалист, позитивист, структуралист, экзистенциалист, хотя конечно, представители разных направлений расставят в этом вопросе разные акценты. Даже если я стою на позициях религиозной философии — а я на них и стою — я не могу отрицать того, что человек не только бессмертный дух, но и, во всяком случае, до поры до времени, земное, историческое существо, и вот в этом втором плане на него распространяется закон, открытый Марксом, закон обусловленности общественного сознания общественным бытием. И есть убедительные примеры, когда философ-идеалист блестяще применял открытый Марксом метод исторического материализма, разумеется, наряду с другими методами. Я говорю о последнем представителе Серебряного века русской философии — православном неоплатонике А.Ф. Лосеве — авторе многотомной «Истории научной эстетики», где развитие античной философии описывается в том числе и с учетом влияния факторов материальной и экономической стороны жизни античного общества.
Увы, теперь в стране формального господства марксизма людей, умеющих владеть марксистским методом, даже среди тех, кто называет себя марксистами, почти что и нет. Между тем именно сегодня само время требует этого. Ведь речь идет уже не о кабинетных философских проблемах, а о животрепещущих вопросах, связанных с дальнейшей судьбой нашей цивилизации.
В этих условиях нужно и важно, отбросив предпочтения и антипатии, стараться использовать весь инструментарий современной философии и науки, включая, разумеется, и марксистский метод. Указанный метод позволяет, например, обнаружить социальные корни официального советского вульгарного истмата, который был ведь идеологией в марксовом смысле, то есть ложным сознанием советского общества, где уродливо преломлялись достоинства и болевые точки реального русского социализма. Нужно выявлять и социальные корни современного российского либерализма, чтобы правильно его понять, квалифицировать и затем, исходя из этого знания, планомерно бороться с ним. А большинство современных философов, ученых, публицистов занимаются сегодня либо огульным и неумным поношением марксизма, реализуя таким образом свои внутренние комплексы, либо повторением истматовских догм, не желая прибегнуть к творческому усилию переосмысления и развития учения Маркса. Разве что С.Г. Кара-Мурза и его последователи одиноко возвышаются среди этой улюлюкающей или славословящей, но одинаково не хотящей мыслить братии.
Так и хочется повторить вслед за нашим великим поэтом: «Боже! Как
грустна наша Россия!»
