Можно уже с определённостью сказать, что фильм «Тарас Бульба» Владимира Бортко вызвал в обществе отклик гораздо больший, чем предполагает просто экранизация классической повести из школьной программы. И дело тут, конечно, не в приуроченности выхода фильма к юбилею Н.В.Гоголя – этот писатель занимает в русской литературе столь важное место, что о нём вспоминают и его перечитывают совсем не только в связи с юбилеями. И не в достоинствах самой экранизации – на мой взгляд, весьма неплохой, однако, кажется, мало кто ещё не обругал её. Дело, очевидно, в том, что фильм акцентировал и преподнёс зрителю те моменты гоголевского произведения, которые как-то пропускались, забывались, или просто не понимались, но которые имеют действительно большое значение для состояния умов нашего современного общества. То есть фильм сумел стать событием для общественного сознания, ярким словом в тех проблемах и дискуссиях, которые его сейчас занимают. Более того, он прозвучал как вызов некоторым уже весьма устоявшимся формам мысли, затронув, ни много ни мало, нашу идентичность, наши представления о родной истории и о взаимоотношениях с соседями.
Это выглядит странно: создатели фильма старались не очень сильно отдаляться от текста, не вкладывали в уста героям слов и мыслей, далёких от книжных персонажей, а сама повесть давно является хрестоматийной. И всё же она звучит как-то странно сейчас, после всех экспериментов с нашей идентичностью и историческим самосознанием, какие были совершены за недавно закончившийся век. Как напоминание о том, что было забыто и о чём не принято вспоминать, по самым разным соображениям не комильфо. Однако это напоминание прозвучало, кого-то застав врасплох, у кого-то вызвав резкое неприятие и возмущение, кого-то и обрадовав. «Велико незнанье России посреди России», - писал Гоголь, и эти слова, фактически, столь забавно повторенные в ХХ веке председателем КГБ, актуальны в XXI веке ещё более, чем в XIX. Это-то напоминание и обернулось раздражением, вызывая у людей такую реакцию, будто сказано что-то очень неприличное. Подчас единственно только авторитет Гоголя заставляет их удерживаться от более резких слов. А представим, что схожие моменты прозвучали бы в фильме, снятом не по сюжету произведения Гоголя, а по своеобразному сценарию нашего современника? Боюсь, и его, и режиссёра уже затоптали бы так, что карьера их на том и закончилась. Впрочем, скорее иначе: просто постарались бы не заметить, проигнорировать. Бывает, упоминание родного имени делает человеку больно, а весточка из прошлого способна разрушить устоявшуюся жизнь дня нынешнего.
В настоящей статье я не хотел бы ничего говорить о фильме как о произведении современного киноискусства со всеми его достоинствами и недостатками – об этом уже сказано немало. Не хотел бы говорить и о его связях с гоголевским текстом, о самой повести и тех смыслах, которые в ней заложены. Да и о самом Гоголе и его месте в нашей культуре – тоже. Я говорю об этом фильме только как о раздражителе общественного сознания: о том, что же он нам напомнил о нас и нашей истории, что сказал – возможно, с осознанно пропагандистской целью – такого, что сумел вызвать такую сильную и неоднозначную реакцию. И, соответственно, о том, что может быть полезно для современных русских в наших попытках опомниться, «узнать себя» и вновь обрести цельную и исторически укоренённую идентичность.
Самый громко прозвучавший момент, вызвавший больше всего удивлений, негативных реакций и бурных дискуссий – это ярко выраженная русская идентичность запорожских казаков. Уверен, если бы не открыто враждебная политика украинских властей последних лет, то и в России это вызвало бы более всего негативную реакцию, как что-то, что может помешать «многовековой дружбе братских народов». А теперь скорее вызвало недоумение: как же так, ведь эти «с чубами и в шароварах» - они же украинцы? И ведь не похожи они совсем на русских, да и вообще – они же нас вроде как не любят?
Действительно, украинская национальная идеология, имея одним из своих корней малороссийское украинофильство, сделала образ запорожского казака эдаким эталоном украинца, его одежду – «украинским национальным костюмом», а случавшиеся в истории конфликты запорожцев с войсками Московского царства – «русско-украинскими войнами». И в советской культуре, лишившей жителей Украины русского самосознания и склонной представлять национальные культуры через фольклорные ансамбли, образ запорожца был знаковым для украинцев. На пропагандистских картинках он всегда стоял где-то рядом с русским, демонстрируя дружбу и сплочённость братских народов. А тут вдруг он говорит о своей «русской вере», и гибнет, прославляя в последнюю минуту не «рідну Україну», а «Русскую землю»… Особо «образованные» зрители пытаются расслышать при этом короткий мягкий звук «сь», но не получается. Приходят домой, заглядывают в книгу, видят там опять же «русский»… «Странно, ведь в школе читал – как-то не заметил». А молодой украинец приходит из кинотеатра, открывает интернет и пишет на форуме или в блоге, что русские опять сняли фильм с имперской своей пропагандой. Русская идентичность запорожцев никак не укладывается в современные модели и русской, и украинской идентичности.
Этот момент очень важен. Здесь не место пускаться в доказательства адекватности Гоголя и авторов фильма. Эта статья вообще обращена более всего к тем, кому такие вещи специально доказывать уже не надо. Однако в русской патриотической среде принято считать, что потеря русской идентичности – проблема именно жителей Украины. Между тем такая важная проблема, как неготовность великорусов признавать иную русскость, отличную от московской, как-то забывается. Ведь современная русская идентичность – такое же дитя советской национальной политики, как и украинская, и проблема оторванности от истории и от русских оснований у нас общая.
Конечно, ещё болезненнее демонстрация русскости запорожцев воспринимается на самой Украине, ведь этим выбиваются самые основания украинской национальной мысли, антирусской по своей идеологии, да и нарушается понятие об Украине как казацкой в своих основах стране. Этот фильм, показав русских запорожцев, очень удачно смог задеть искривлённую идентичность и русских, и украинцев, потому и вызвал столь неоднозначную реакцию в обеих странах. Он вдруг напомнил об общерусском прошлом, о прежних понятиях русскости. Своего рода укол исторической сыворотки, призванный заставить задуматься и опомниться.
Это же касается и такой важной, но часто заглушаемой у нас проблеме, как современное казачье самосознание, движение по возрождению казачества в России и на Украине. Всё более нагнетаемая враждебность между русскими и украинцами разделяет казаков, противопоставляет их друг другу. И подчас выход из этой ситуации находят в казакийстве – весьма популярной особенно в атаманской среде идеологии о нерусской этничности и исторически нерусской идентичности казаков. Весь тот комплекс идей, который когда-то был положен в основу украинского национализма, актуализируется и на Юге России. «Казаки» противопоставляются «русским» как «свободные люди» «холопам», как «приверженцы демократии» «царским подданным», как «люди воли» «поработителям», свершившим неоднократные акты геноцида казачьего народа. А у кубанского казачества есть прямые основания и для перенятия украинской идентичности. Слава Богу, идейная дерусификация российского казачества пока что продвинулась не очень далеко, однако такое напоминание обществу о том, что и не только донское, но и запорожское казачество прежде – и до вхождения в Московское государство – мыслило себя русским, веру свою русской и землю свою русской, актуально как никогда.
В не меньшей степени это относится и к казачеству Украины. Ведь там сложилась парадоксальная ситуация: запорожские земли, несущие на себе образ «этнического украинца» и, казалось бы, заключающие в себе и своём прошлом квинтэссенцию того, что можно назвать украинскостью, теперь чураются украинского патриотизма. Та идеология украинства, которую насаждает современная киевская власть, создана преимущественно в Галичине, к казакам и казачьей истории отношения никогда не имевшей. Она лишь использовала образ запорожца как идентитарный символ. Но, вернувшись на само Запорожье, эта идеология оказалась ему чуждой и отталкивающей. Её корни – в униатстве, а казаки всегда мыслили себя как воины православной веры, защитники православной Церкви. В своей ориентации на Запад она полонофильская, а казаки всю историю «ляхов били». Она чтит память фашистских коллаборационистов, а жители Левобережья горды своей победой над фашистской Германией. Украинский национализм пытается объяснить эту чуждость проведённой здесь москалями русификацией и даже геноцидом местного населения, однако всё это наталкивается на иное культурное сознание и иную историческую память. Украинство всё более принимает образ скопища всего того, с чем коренные жители этих земель столетиями боролись и память о чём до конца не утратили, а само Запорожье (как и всё Левобережье) стало одним из наиболее пророссийских регионов Украины, твёрдым и в православии, и в русском языке.
Однако этот пророссийский и всё более антиукраинский настрой вовсе не основан на древней русской идентичности, а более всего – на негативе к господствующему «западенству». Годы советской дерусификации привили местному населению украинское национальное самосознание, заставили забыть об этнической и исторической общности со всем русским миром. Звучащие с экрана слова русского патриотизма запорожских казаков и здесь воспринимаются с удивлением. Удивлением отрезвляющим, возвращающим к корням и истокам. Удивлением, столь нужным для того, чтобы и здесь начала создаваться более автохтонная, исторически и ментально оправданная идеология местного патриотизма, способная защитить эти земли от дальнейшей западенской «украинизации» и вернуть их народу его древнюю идентичность.
Ещё один момент в фильме звучит особенно остро и актуально. Это само понятие «Русская земля», столь привычное для нас по русскому эпосу, но как бы и оставшееся в том далёком и почти сказочном прошлом. В фильме оно звучит постоянно. Наряду с «русской верой», оно выступает как важнейшее основание идентичности, как то, ради чего запорожцы живут и ради чего они погибают. Зрителю наглядно дано понять, что для них это не поэтический образ или высокопарный слог, а подлинно важная, необходимая часть их жизни.
Представление о Русской земле – важнейшее и древнейшее свойство русской идентичности. Его ампутация в сознании современных русских – следствие этноцидной политики прежних властей, которую, к великому сожалению, не спешат изменить и нынешние. Наша государственность занимает лишь часть этой древней земли и уже перестала себя с нею ассоциировать. Но Русская земля сохранилась как традиционная каноническая территория Русской церкви, от притязаний на которую она никогда не откажется. И как важнейшее понятие, без которого русская идентичность неполноценна и исторически немыслима. Да и, более того, без возрождения и актуализации которого России, убеждён, не обойтись.
Это касается и совершенно особых отношений с Украиной и Белоруссией, которые неизбежны и которые «братскостью» уже не объяснимы, равно как и «славянской общностью» (поляки или хорваты вон тоже славяне). Это же касается и ещё только формирующейся политики России в отношении своих «соотечественников за рубежом». Уже отчасти удалось обойти ту ловушку, в которую попала Россия из-за своей формальной многонациональности, когда вся эта политика начала сводиться лишь к участию в международных татарских, финно-угорских, еврейских и прочих нерусских организациях. Введено понятие «Русский мир» - не в законодательство, но в официальный лексикон. Однако это понятие экстерриториально: подобно «франкофонии», оно объединяет русскоговорящих людей во всём мире. Но принципиально ошибочно уравнивать русских эмигрантов в далёких странах и русских, живущих на своей исторической земле, хотя и вне пределов России. И вот для различения русских в рассеянии и русских автохтонов за рубежом просто необходимо ввести в официальную и общеупотребительную лексику наряду с «Русским миром» и понятие «Русская земля». Русские, живущие на земле Руси, по крайней мере в глазах России должны иметь особые права и особый статус. Это не эмигрантские диаспоры, у них другая структура жизни, другая социальная идентичность, другие проблемы и задачи. И если мы хотим их не потерять, не сдать ассимиляционной политике чужих властей, без осознания пределов исторической Русской земли не обойтись. Вот и Украина для нас – земля не чужая, о чём обсуждаемый фильм очень кстати напоминает. Возвращение в употребление понятия о Русской земле необходимо и шире – для полноценной реанимации русской идентичности.
Ещё один момент, мимо которого трудно пройти – это русско-польские отношения, являющиеся лейтмотивом и книги, и фильма. За последние два-три десятка лет представления русских об этих отношениях сильно изменились. От советской пропаганды «братства» перешли к удивлениям польской русофобии и польской враждебности, которая уже традиционно (что также уходит корнями ещё к славянофильским построениям) воспринималась в категориях предательства того же самого братства. Впрочем, всё это уравновешивалось свойственным нашей интеллигенции комплексом вины перед поляками, когда-то изобретённым русскими западниками и получившим новые аргументы уже в советское время. Потом была как-то вдруг актуализирована тема русско-польских войн, польской агрессии: Днём России объявлена дата, связанная с освобождением Москвы от поляков. Впрочем, государство не стало скрывать того, что просто использовало её ради избавления от другой даты, что поблизости, и праздник как-то не заладился. Но общественную мысль он пробудил и тему русско-польских отношений вновь актуализировал. Ныне рассуждения в этой области почти полностью избавлены от политкорректности, что можно поставить в заслугу польской внешней политике. Однако по-прежнему Польша воспринимается как «одна из стран у западных границ», а события Смутного времени видятся чуть ли не курьёзом истории.
В этом плане немалую ценность представляет то, что фильм нам снова напоминает о важнейших сторонах русской исторической жизни: о том, что польская агрессия на русские земли – это не случайный эпизод Смутного времени, а одна из основных линий всей русской истории. Если не от взятия Киева королём Болеславом Храбрым вначале XI века, то от захвата Червонной Руси Казимиром Великим в середине XIV века, польское военное и политическое продвижение на восток оставалось важнейшим фактором всей русской политики. Без понимания масштаба исторического русско-польского противостояния, без памяти о многовековой борьбе русского народа с польскими угнетателями, без знания характера польского господства над русскими землями невозможно ни понять, чем так важно событие изгнания поляков из Москвы, ни за что сражались наши предки, ни «откуда взялись украинцы?» и почему вдруг Мать городов русских стала столицей другого государства, ни почему Галичина столь непохожа на остальные русские земли, ни сущность польских восстаний XIX века, ни характер отношения к России не просто Польши, но и всего посткатолического Запада, ни много чего ещё. По сути, мало что в нашей истории можно объяснить, не учитывая этот фактор.
В своё время ради панславистских иллюзий и ради дружбы соцстран из нашей памяти постарались изъять всю эту сторону русской истории. Наш народ помнил об агрессии монголо-татар, помнил об агрессии немцев и даже шведов, французов, но память о польской агрессии была как бы стёрта, тогда как она всегда была несравнимо значимее, продолжительнее и масштабнее по своим последствиям, чем всё перечисленное. И вот эту память нужно возвращать. Не для того, чтобы ссориться и враждовать с современными поляками, отнюдь. С соседями лучше жить по-добрососедски. Но для того, чтобы помнить себя, свою историю, понимать её проблемы, осознавать глубокие корни современных конфликтов. Без осознания русско-польского противостояния как важнейшей темы всей нашей истории не может быть и возрождения русского исторического мышления, здоровой русской идентичности. И фильм «Тарас Бульба» снова сослужил роль такого напоминания: русские, вспомните боль земли Русской, вспомните своё прошлое, судьбы предков ваших, вспомните же самих себя.
В фильме немало и других, не столь крупных, но также весьма значимых моментов, выводящих сознание современного русского массового зрителя из состояния того полузабытья, в которое погрузился наш народ за последнюю сотню лет. Независимо от своих художественных достоинств и недостатков, фильм по столь классической и всем знакомой повести оказался своего рода будителем общественного сознания, удачно сделанной идентитарной провокацией. Своего рода сывороткой исторической памяти, которую получает каждый внимательный зритель. И очень важно, чтобы реакция на неё русского (да и украинского) общества и далее была бурной и возымела свой важный оздоровительный эффект.
